Ностальгия по чужбине. Книга первая - Йосеф Шагал

— Вэл, положи, пожалуйста, бутылку! — примирительно попросил Юджин. — Она может выскользнуть из рук и тогда…

— При чем здесь бутылка?! — заорала я. — А теперь по поводу любви… Между нами ничего никогда не было и быть не могло, понимаешь? Мы с Мишиным — из одного зоопарка, из одной вонючей клетки! И нас кормили чем-то таким, что вызывает взаимную сексуальную и духовную ненависть. Даже если оба мы этого не заслуживали…

— Прости меня, дорогая…

— Я же сказала, что в ЭТОМ ты идиот! А на идиотов не обижаются!.. — Я почувствовала, как возвращается ко мне арктическое спокойствие. Я швырнула в мойку бутылку с оливковым маслом и села напротив мужа. — А теперь отвечай прямо, Отелло из Барстоу: ты веришь в правдивость этого письма?

— Да, верю, — кивнул Юджин.

— В самом деле веришь или просто боишься со мной поссориться?

— Сказал же: верю!

— Это ведь не провокация, не ловушка, не часть какого-то дьявольского плана, верно?

— Думаю, что так.

— А ты сам мог попасть в такую ситуацию?

— В принципе, мог.

— У тебя есть человек, которому ты бы мог написать ТАКОЕ письмо? Обратиться с ТАКОЙ просьбой?

— Надеюсь, что есть.

— Он бы понял тебя?

— Да.

— Помог бы?

— Надеюсь.

— Он бы сообразил, что ты, жертвуя собой, намерен спасти свою жену и сыновей, верно?

— Да.

— Тогда ответь мне: чем Мишин хуже тебя? Или, не так: чем его жена хуже меня?

— Не знаю… Наверное, ничем.

— Так вот, дорогой: мы ДОЛЖНЫ сделать то, о чем он меня попросил.

— Ты знаешь, я уже как-то догадался…

— И не только потому, кстати, что больше это сделать некому.

— Почему же еще?

— Потому, что я тоже жена шпиона…

— Бывшего шпиона.

— «Бывшими» бывают только бухгалтеры. И то, если не нагрянула ревизия и не вскроет старые долги пенсионера…

— Что я в тебе люблю, — пробурчал Юджин, — так это трепетное отношение к людям. Причем ко всем сразу…

— Ты мне поможешь?

— У нас дети, Вэл. Извини за назойливость…

— Что им угрожает?

— Кроме перспективы осиротеть, практически ничего. Успокаивает, что бедными они не останутся — мы с тобой застрахованы…

— Ты думаешь, это настолько опасно?

— Минуту назад ты вспомнила, что являешься женой шпиона… — Юджин покачал головой. — А вопросы задаешь на уровне подружки садовника.

Какое-то время я пыталась осмыслить услышанное.

— Юджин, но что опасного в том, если я просто позвоню его жене и поинтересуюсь, все ли у нее в порядке? Даже не называя себя, просто так?

— Ничего абсолютно, дорогая…

Он вдруг как-то сразу осунулся и потемнел.

— Тогда я позвоню в Копенгаген, а?

— Конечно, позвони!

Юджин пожал плечами и потянулся за кофейником.

— Просто спрошу, как у нее дела и все, — примиряюще пробормотала я, ощущая жар холодильника.

— Действительно, почему бы не позвонить?

— Дорогой, это обязательно надо сделать из автомата или можно звонить из дома?

— Абсолютно не имеет никакого значения.

— Почему не имеет значения?

Я вдруг сообразила, что спрашиваю шепотом.

— Почему?.. — Рука Юджина с кофейником застыла на полпути к чашке. — Ты же знаешь, дорогая, что я тебя очень люблю…

— Прекрасное начало, — пробормотала я.

— Продолжение тебе вряд ли понравится.

— Почему?

— Потому, дорогая, что ты либо совершенно непробиваемая дура, либо хочешь, чтобы я выглядел еще глупее!..

Я никак не отреагировала на вопиющую несправедливость обвинения в свой адрес. Поскольку почти наверняка знала, ЧТО он сейчас скажет. Знала, но почему-то надеялась, что это не так, что Юджин ошибается…

— Ты несправедлив ко мне, Юджин!

— Побойся Бога, Вэл, я еще никогда не был так корректен! — воскликнул мой обычно сдержанный супруг. — Ну-ка, напомните мне пожалуйста, мисс Спарк: если я не ошибаюсь, последние психологические характеристики из родильного отделения, характеризуют вас как холеричку, верно?

— Холерика.

— Причем типичного?

— Допустим, — нехотя согласилась я.

— А вам известно, как холерики постигают мир?

— Только не говори, что методом тыка!

— В принципе верно, хотя и довольно вульгарно: они постигают мир ЭМПИРИЧЕСКИ!

— Да что ты говоришь?! — Я изумленно всплеснула руками. — Господи, и откуда на меня такое счастье свалилось — иметь под боком образованного мужа!

— Счастье действительно немалое, — скромно согласился Юджин. — И сравнимо оно только с несчастьем иметь абсолютно необразованную жену!

— За абсолютно необразованную жену ты, парень, ответишь персонально. Я тебе обещаю…

— Конечно, отвечу, — с готовностью закивал мой муж. — Но позднее, если можно… А сейчас проверим, как тесно научные теории стыкуются с унылой практикой… Хочешь?

Я равнодушно пожала плечами.

Не вставая со стула, Юджин своей длиннющей рукой подхватил с полки телефонный аппарат, прижал трубку к уху, коротким взглядом ВЫХВАТИЛ из письма Мишина номер телефона и стремительно набрал его.

— Куда ты звонишь, дорогой?..

С привычкой задавать вопросы, заранее зная ответ, я, скорее всего, умру.

— Я звоню в Копенгаген, — ответил Юджин.

— Если трубку возьмет Ингрид, передай ее мне, — напомнила я.

— ЕСЛИ возьмет, то обязательно передам, — кивнул Юджин…

Телефонный аппарат был включен на внешнюю связь и до меня отчетливо доносились эфирные потрескивания. А потом прозвучал длинный гудок. Первый… Третий… Пятый… Восьмой…

— Может быть, она вышла по делам? — неуверенно предположила я. — За покупками или чем-нибудь еще… В конце концов, замужняя женщина не может целый день сидеть дома…

— А незамужняя?

— Что?

— Вэл… — Юджин посмотрел на меня с горькой усмешкой и покачал головой. — К сожалению, первый пункт письма твоего школьного товарища уже утратил актуальность.

— Ты хочешь сказать, что?..

— Что жена Мишина у НИХ. И будет находится там столько, сколько ИМ понадобиться.

— Ты в этом уверен?

— Существуют правила… — Юджин залпом допил кофе и — что было ему совершенно не свойственно — аккуратно поставил чашку на блюдце. — Да и твой школьный приятель вполне убедительно все изложил. Единственное, что я могу сказать тебе в утешение, — и он, и она, скорее всего, живы…

— Пока живы, — пробормотала я.

— То же самое можно сказать о любом из нас, — проворчал Юджин. — И в любое время…

— Зачем он им понадобился, как ты думаешь?

— Хороший вопрос для руководителя отдела рекламы туристической фирмы.

— Они не трогали его семь лет…

— Есть агенты, которых держат в консервации и дольше. Значит, для чего-то понадобился…

— Я думала, что ТАМ его простили.

— Очевидно, ТАМ думали иначе.

— Что мы будем делать, Юджин?

— Ты все еще хочешь что-то предпринять?

— Думаешь, нет смысла?

— Я понимаю, дорогая: ты у нас — ветеран войн с КГБ. Только не забывай, пожалуйста, что в ТЕХ войнах ты была не одна. За тобой стояла очень даже неслабая спецслужба. И, если мне память не изменяет, не одна…

— Может, тебе стоит поговорить с Уолшем?

— А вот эта идея мне совершенно не нравится!

— Чем она плоха, милый?

— Насколько я помню, мы с тобой договорились как-то раз: с ТЕМ временем покончено! Я больше не офицер ЦРУ, ты — не заложница КГБ, а мы оба — муж и жена, имеющие только ВЗАИМНЫЕ обязательства. И никаких других, ни перед кем. Баста!

Я сидела за столом, обхватив голову, и мучительно думала. На душе было так тошно, как уже давно не было, а изнутри кто-то невидимый, приладивший к моему сердцу дрель со здоровенным сверлом, по-садистски медленно проворачивал ручку.

— Ну, как ты не понимаешь, Вэл! — перегнувшись через стол, Юджин положил свою руку на мою. — ОНИ ничего не делают просто так. Твои сострадальческие мотивы, твои идеи добра в ответ на добро им неведомы и чужды. Их единственный мотив — ИНТЕРЕС собственной фирмы. И в этом интересе нет ничего личного. Кузнечный пресс лишен способности думать, он просто сплющивает все, что под него подкладывают. Это не его вина, дорогая, он просто так устроен. Любое обращение к НИМ, — пусть даже это просьба достать два билета на финал супербола, — автоматически означает СОТРУДНИЧЕСТВО. Со всеми вытекающими последствиями. А если я встречусь с Генри, речь пойдет, как ты понимаешь, не о суперболе… И нас вновь вовлекут в их игры, в их идиотские операции, насильно, угрожая и шантажируя, опустят за уши в ту грязь, от которой мы оба сбежали и еще толком даже не отмылись. Сделать это во второй раз нам вряд ли удастся… Неужели, ты хочешь, чтобы все вернулось?

— Нет, не хочу, — прошептала я.

— Тогда забудь об этом письме, дорогая! Выбрось его из своей головы! Ты не в состоянии помочь ему, его жене… Они оба знали, на что идут, и теперь платят за это. Пойми, дорогая: в этом письме речь идет о страшных вещах, которых лучше вообще не касаться…