Острова эфирного океана - Борис Красногорский

Путешественники были в отчаянии; сразу рушились все их мечты и надежды. Они уже мысленно освоились с оригинальной природой Марса и даже полюбили ее. И вдруг один неудачный поворот зеркала разрушил хорошо обдуманный план. Ни сила лучевого давления, ни притяжение планеты не могли преодолеть инерции стремительного полета. "Победитель Пространства" неудержимо удалялся в глубину вселенной.

В вагоне наступило долгое томительное молчание. Его нарушил Имеретинский. Он сильным движением повернул зеркало прямо к Солнцу и сказал с холодной решительностью, с несокрушимой энергией:

— Мы не попали на Марс; все равно вперед — на Ганимед!

ГЛАВА VII

Небесная странница

Сколько чудес вселенной уже видели наши путешественники, какие величественные страницы мироздания, до сих пор скрытые от взоров человека, развернулись перед ними! Пустота холодного, межзвездного пространства, мрачные картины лунных гор и долин, красные равнины Марса, его правильные каналы и белые полярные снега, его пустынные микроскопические луны, первый из астероидов, Эрос, грозный поток метеоритов и туманное скопление метеорной пыли — все эти тайны эфирного океана, окружающие тесный земной шар, раскрылись перед отважными исследователями. А сколько неизвестного еще лежало впереди! Сколько новых картин скрывала книга природы! Как бы желая вознаградить экспедицию за неудачу с Марсом, бесконечное пространство показало ее участникам еще много чудес за время их долгого пути.

Ободренные мужественными словами Имеретинского, путешественники подчинились неизбежному.

— На Ганимед, так на Ганимед! Это ведь самый большой из спутников Юпитера? — спросил Флигенфенгер.

— Да; он немного меньше Марса и значительна больше Меркурия.

— А сколько времени нам понадобится, чтобы достигнуть этой новой цели путешествия?

— Двадцать пять дней.

— Что?! Чуть не целый месяц!

— Совершенно верно. Нужно 3 1/2 недели, чтобы, имея скорость 250 килом. в сек., пролететь 540 милл. килом., отделяющие Марс от Юпитера.

— Сколько же времени пришлось бы потратить, чтобы достигнуть Нептуна?

— В восемь раз больше.

— Однако, я вижу, что для межпланетных расстояний никакая быстрота не является чрезмерной. Должен признаться, господа астрономы, что ваша наука изучает грандиозный предмет.

— Да, вселенную, — просто ответил Имеретинский.

— Что же нас ожидает на Ганимеде? — продолжал расспрашивать зоолог.

— Я думаю, что об этом мы поговорим после, — сказал изобретатель. — Теперь же мы 40 часов не смыкали глаз, следя за приближением Марса, и нам необходимо отдохнуть.

Это было совершенно справедливо: у всех глаза сами закрывались от усталости. Несколько часов сна восстановили силы путешественников и к полудню они встали свежие и бодрые, как всегда. Остальную часть дня они провели как обыкновенно; кто занимался наблюдениями, кто писал свои мемуары и т. д. Флигенфенгер продолжал вести хозяйство экспедиции. Вечером Добровольский дал следующий совет.

— Пролетая между Землей и Марсом, мы оставили наши ночные дежурства и из-за этого чуть-чуть не столкнулись с Эросом. Необходимо восстановить прежние строгие правила. Мы пересекаем теперь часть пространства, полную подводных камней, выражаясь описательно.

— Вы имеете в виду малые планеты?

— Именно; хотя астероиды расположены более скученно далеко отсюда, но некоторые из них подходят к самой орбите Марса и даже еще ближе к Солнцу. Поэтому надо быть осторожными.

— Ах да, малые планеты! — взволновался Флигенфенгер. — Это серьезная опасность, не меньшая, чем поток падающих звезд!

— Успокойся, Карл! — возразил ему астроном. — Большая ошибка думать, что астероиды расположены так же тесно, как метеориты в густом потоке их. В среднем, малые планеты удалены друг от друга на много миллионов километров.

— Вот как! А я полагал, что это целое небесное полчище, через которое пробраться будет не легко.

— Кто первый дежурит? — спросил Имеретинский.

— Давайте, бросим жребий для справедливости, — предложила Наташа.

— Хорошо, — улыбнулись мужчины ее хитрости, — только вы в нем не примете участия.

Первая очередь выпала Флигенфенгеру. Чтобы не скучать в одиночестве, он вооружился кистью, красками и тетрадью. Зоолог был очень недурным художником и его научные сочинения всегда были украшены прекрасными акварельными иллюстрациями.

Время от времени художник оглядывал небо впереди аппарата. Оно расстилалось все таким же черным и бездонным, украшенное тысячами звезд, горевших ровно, без мерцания. На Земле постоянно погруженный в свои научные занятия, Флигенфенгер как-то не замечал звездного неба; тем более, что оно часто бывает закрыто непроницаемым слоем облаков и всегда подернуто дымкой густой атмосферы. Здесь же, в глубине пространства, так сказать в самом небе, зоолог все с большею любовью смотрел на его вечную, неизменную красоту. Благодаря сведениям, почерпнутым из разговоров с товарищами, оно начинало открывать ему свои дивные несравненные тайны. Светила не являлись больше для Флигенфенгера однообразными блестящими точками, в беспорядке разбросанными по небосклону; он познакомился с природой и особенностями многих из них, и поэтому звездное небо было для него не только чудной картиной, но и раскрытой книгой, полной величественного содержания. Зоолог знал природу туманностей, этих зародышей новых миров, и мог рассказать эволюцию звезд, начиная с молодых белых, каковы Сириус или Вега, затем о желтых светилах среднего возраста, как Капелла или наше Солнце и, наконец, о старых, застывающих мирах, как Арктур или Альдебаран. Флигенфенгер мысленно представлял себе их дальнейшую судьбу: звезды окончательно остынут и перестанут посылать световые лучи. Но неправильности в движении еще светящихся звезд открывают их невидимое для глаз существование. Планеты являются такими охладившимися мирами; они горят не собственным светом, а отраженным, солнечным.

Залюбовавшись картиной неба и погрузившись в свои мысли, зоолог забыл про рисунок.

Перед ним мысленно проходили новые чудеса вселенной. Он видел двойные звезды, красные и синие, изумрудные и золотистые. Воображение отказывалось нарисовать великолепие дней и зорь на планетах, которые, вероятно, тяготели к этим цветным звездным парам. Если одно наше желтоватое Солнце наполняет Землю красками, то какова должна быть картина мира, освещенного оранжевым и фиолетовым или красным и аметистовым солнцами. И еще много других, столь же волшебных картин открылось Флигенфенгеру с тех пор, как он немного познакомился с астрономией.