Танец гнева. Как управлять негативной энергией - Харриет Лернер

ярости и видела в терапии отдушину: во время сеанса она могла позволить себе выплеснуть гнев. Но на этом – все. Она, например, не сказала матери: «Мам, эта беременность очень важна для нас с Бобом. Мы так счастливы, и, хотя я немного беспокоюсь, уверена: все будет хорошо». Или: «Мама, я знаю, что отношусь к деньгам иначе, но до сих пор я справлялась – как и ты». Вместо этого, едва только уловив в воздухе признаки того, что ее недооценивают или унижают, Мэгги переходила в режим молчания.

Она попеременно ощущала тихо закипающий внутри гнев и эмоциональную отрешенность, пока наконец не взрывалась. Но ни то, ни другое, ни третье не помогало.

Разумеется, вовсе не обязательно – и тем более не желательно – бросаться в бой при малейшем проявлении несправедливости, перед мельчайшим объектом раздражения. Напротив: умение отпускать – признак зрелости. Но для Мэгги молчаливое терпение с последующим взрывом стали в отношениях с матерью болезненной привычкой. Раз за разом она отказывалась от себя, не желая решать важные и серьезные вопросы – и, как следствие, ощущала гнев, тревогу, подавленность и униженность.

Когда я спросила Мэгги о том, почему она не отвечает матери, та привела множество доводов в свое оправдание: «Я бы такого никогда не сказала!», «Мама просто не слышит!», «Так было бы только хуже», «Я сто раз пыталась – и без толку», «Дело безнадежно», «Этими словами я бы убила свою мать», «Мне это просто уже неважно», «Вы просто не знаете мою мать!».

Знакомо? Когда эмоциональное напряжение в семье достигает предела, а качество коммуникации резко падает, большинство из нас обвиняют кого угодно – только не себя. Это мама/папа/сестра/брат глухие, грубые, безнадежные, беспомощные, слишком хрупкие или попросту сумасшедшие, не от мира сего. Нам всегда кажется, что это другие мешают нам высказать свое мнение и вывести отношения из тупика.

Мы отрицаем собственную роль в неэффективных отношениях, а вместе с ней и способность их изменить.

Мэгги вела себя так, будто бы ей ничего не оставалось, кроме как молчать или спорить и ссориться, – хотя по опыту своему знала, что ни то ни другое не помогает. Напротив, выплеснув гнев, она ощущала такую досаду, что инстинктивно входила в новый цикл молчания и эмоционального затворничества.

Год спустя: снова в бой

Эми – маленькой дочке Мэгги и Боба – было два месяца, когда мать Мэгги вновь приехала к ним в гости. Еще не были разобраны чемоданы, а обитатели дома уже ощущали, что уровень напряжения взлетел до небес, и по мере пребывания матери дома ситуация только ухудшалась. С рождением ребенка в Мэгги проснулась дева-воительница, и теперь они с матерью постоянно ссорились, особенно по вопросам ухода за Эми.

Когда Мэгги решила, что ничего не случится, если дать Эми вдоволь наплакаться и самостоятельно уснуть, мать заявила, что гораздо лучше будет взять ее на руки, поскольку пренебрежение может привести к губительным последствиям. Когда Мэгги в ответ на голодный крик ребенка прикладывала малышку к груди, мать настаивала на том, что необходимо делать это строго по часам, иначе можно разбаловать Эми чрезмерно обильными кормлениями. И так далее и тому подобное. Однажды Мэгги попросту не стала слушать нотации и критику матери, а, вооружившись авторитетным мнением врачей, психологов и специалистов по уходу за детьми, опровергла один за другим все ее доводы.

Так продолжалось постоянно, и чем подробнее были контраргументы Мэгги, тем упрямее ее мать цеплялась за собственное мнение. Когда же дело достигало точки кипения, Мэгги набрасывалась на мать с яростными обвинениями в недостаточной гибкости, в чрезмерных попытках контролировать и неумении слушать. Мать в ответ угрюмо замыкалась в себе, а Мэгги вновь находила спасение в молчании. На какое-то время пожар затихал, но вскоре вспыхивал с новой силой.

На четвертый день визита нервы у Мэгги были на пределе, и она чувствовала, что вот-вот начнется мигрень. Вновь она пришла к выводу, что мать «безнадежна», и с горечью констатировала, что ей ничего другого не остается, как только вернуться к своим молчаливым страданиям и свести встречи с матерью к минимуму.

Что случилось?

На этом этапе мы должны заметить по крайней мере одну проблему в отношениях Мэгги с матерью: Мэгги пытается переделать мать, вместо того чтобы открыто заявить о своих убеждениях и твердо их отстаивать. Попытки изменить другого человека, – особенно если это отец или мать – ведут к саморазрушению. Вот и мать Мэгги вполне ожидаемо лишь сильнее цеплялась за свои собственные убеждения, когда дочь заставляла ее признать ошибку. К тому моменту Мэгги еще не понимала, что ей не под силу контролировать или менять чужие мысли и чувства, и попытки сделать это пробуждают в ее матери ту самую пугающую жесткость.

Быть может, читатель сумеет определить и второй проблемный аспект отношений Мэгги с матерью, бывший причиной их ссор. Тогда Мэгги еще не поняла истинный источник своего гнева. Как это часто бывает, мать и дочь ссорились из-за псевдопроблемы. За спорами о таких методах воспитания детей, как кормление Эми по часам или по требованию, укачивание ее во сне вместо того, чтобы дать ей выплакаться, скрывали одну истинную проблему: стремление Мэгги стать независимой.

Ясно и целенаправленно обдумать ситуацию Мэгги мешала и чрезмерно бурная реакция на мать. Лишь успокоившись и поразмыслив хорошенько над сложившейся ситуацией, она могла установить главную свою проблему и заняться поисками решения. Простое выплескивание накопившегося гнева не имеет особой терапевтической ценности. Оно дает лишь временное облегчение – особенно тому, кто выплескивает гнев. Обвиняемая же сторона, как правило, выдерживает словесный натиск.

Оценка ситуации

Однажды во время сеанса, когда Мэгги рассказывала об очередной перепалке с матерью, связанной с воспитанием Эми, я решила ее прервать:

– Поражаюсь тому, как яростно вы защищаете свою мать, – заметила я.

– Защищаю? – переспросила Мэгги, глядя на меня словно на буйнопомешанную. – Да она меня бесит! Вовсе я ее не защищаю, мы ведь постоянно ссоримся!

– И каков результат этих ссор? – задала я риторический вопрос.

– Никакого! Ничего вообще не меняется! – заявила Мэгги.

– Вот именно, – подтвердила я. – Именно в этом и заключается ваша защита. Вы вступаете в споры и ссоры, которые никуда не ведут, и не говорите о реальной проблеме. Вы боретесь со своей матерью вместо того, чтобы уверенно заявить свою позицию.

– Какую позицию? – не поняла Мэгги.

– Позицию по вопросу: кто несет ответственность за вашего ребенка и кто должен принимать решения об уходе за ним и его воспитании.

Какое-то время Мэгги молчала. Затем