Что предназначено тебе… Книга первая - Нэйса Соот'Хэссе

На секунду в голове Стефано пронеслись извинения, но он тут же отогнал эту дурацкую мысль — даже если бы он смог произнести их вслух, вряд ли это могло помочь.

— Эта сладкая конфетка совсем не подходит тебе, — продолжал тем временем корсиканец, — ты не создан для семейной жизни.

— Чего ты хочешь от меня?! — повторил Стефано, чувствуя, что теряет терпение.

— Скажи, bambino, ты был у Торре дел Дьяволо?

Стефано невольно перевёл взгляд на ту оконечность гор, где возвышался среди песчаной долины высокий круглый утёс.

— Говорят, там очаровательное место, чтобы провести время вдвоём. Только ты и я. И никто не узнает, как ты подо мной стонал.

Член Стефано дёрнулся и уткнулся кончиком в ширинку штанов.

— Думаешь, я такой идиот? — спросил он. — Один мой знакомый уже съездил с корсами покататься по ночному городу. Пару недель назад мы нашли его скелет.

Доминико на некоторое время замолк, а затем сухо, как-то даже надтреснуто рассмеялся.

— Ну хорошо, — неожиданно для Стефано произнёс он, — есть идея получше. В «Ферназо Театре» будут давать «Сельскую честь». Не хочешь сходить посмотреть?

Теперь уже молчал Стефано. Конечно, соглашаться было рискованно. Но, и отказываясь, он рисковал. А он хотел выяснить, что Таскони собирается делать теперь — в конце концов, если домовладельцев в самом деле обработал он, то вряд ли это был конец. Слишком уж мелкая по меркам корсиканцев месть.

К тому же сердце его начинало стучать быстрее при одной только мысли о том, что он так близко подберётся к одному из донов. Он пока не знал, что подобная встреча может ему дать — но отказаться попросту не мог.

— Хорошо, — сдавленным голосом произнёс он, — это всё.

— Я всё время думаю о тебе…

— Я тоже, корсиканец. И держу наготове ствол… — рука Стефано машинально скользнула по бедру.

— Приятного вечера, малыш. Ах, да… — Доминико будто бы вспомнил о чём-то, — смотри, не заиграйся со своей птичкой — даже если тебе нужна мягкая кровать.

В трубке раздался гудок.

9

Квартира Джессики располагалась на пятом этаже многоквартирного дома и походила на номер в гостинице среднего звена. Мальчик-лифтёр проводил их на пятый этаж и, получив свои пятнадцать чентезимо*, оставил вдвоём.

Стены гостиной величиной восемнадцать на тридцать футов были отделаны панелями под вишнёвое дерево, вдоль которых стояла мебель в модном стиле Шерамона. Смотрелось помещение свежо, но довольно уютно. В углу у окна рядом с колыхавшимся кружевным тюлем стоял рояль, видимо, привезённый издалека. Придавали комнате известный шарм и другие изысканные вещи: люстра с газовыми рожками, аквариум со скаляриями, отполированные морские раковины причудливой формы и гипсовый купидон с корзиной цветов в руках. В распахнутые окна заглядывали, радуя взор, бугенвилии. Каштаны в лучах закатного солнца отбрасывали длинные тени на кирпичные тротуары.

— Здесь две спальни, — сказала Джессика, отходя с прохода и пропуская Стефано вперёд, чтобы тот мог заглянуть в каждую дверь, — моя вон та, с кремовыми занавесями — другую можешь взять себе.

Стефано кивнул, отставил в сторону чемодан и, повернувшись, посмотрел на свою случайную знакомую. Нужно было что-то сказать, но он не знал что.

— Спасибо, — произнёс Стефано осторожно, — ты очень выручила меня. И я хотел сказать… — он собирался предупредить, что за ним могут следить, но не успел. Джессика шагнула вперёд и, оказавшись вдруг опасно близко, немного отвела в сторону ворот его рубашки-поло.

— Что это? — спросила она и кончиками пальцев очертила белый узкий шрам.

Стефано вздохнул.

Когда Стефано ещё не исполнилось восемнадцать, до того ещё, как он оказался в полиции — и даже до того, как началась война, у него был друг — Тонио Спинелли.

Тонио Спинелли появился на свет на виа Файко, в пяти минутах ходьбы от городского парка Палермо. Он был на два года старше Стефано, и когда ему стукнуло шестнадцать лет, оказался принят в мафиозную семью Occhio d’Oro, которая владела землёй в паре миль от того места, где мальчики росли. Территория клана относилась к восточной части Палермо, раскинувшись от Апеннинского дворца до подножия горы Celeste Cacciatore. Склонность Тонио заводить неподходящих друзей закончилась для него ссорой с отцом, порядочным потомственным мебельщиком. Тонио легко отказался от небольшого наследства и написанной ему на роду судьбы ради более весёлого общества разудалых корсиканских друзей.

То, что в начале можно было принять за бахвальство избалованного городского пацана, не желающего подчиняться запретам, довольно быстро оказалось окончательным выбором профессии.

Однако для корсиканских братьев сицилиец Тонио Спинелли так и не стал своим. Всего несколько месяцев длился его недолгий взлёт — Тонио Спинелли погиб в перестрелке, прикрывая отход других, более ценных и более умелых людей.

Стефано смотрел, как постепенно угасают его глаза. Он сидел на жёстком стуле в больнице Порта Нуовы, а Тонио к тому времени едва мог дышать.

«Я отомщу за тебя», — думал Стефано, сам не замечая, как повторяет древний сицилийский закон: «Кровь за кровь».

Впрочем, отомстить оказалось не так легко. Ему потребовалось достаточно много времени, чтобы подобраться к тому, кто отдавал приказы — дон Томео звали этого корсиканского сеньора.

Стефано успел уже немного повзрослеть, а дон Томео все так же правил в Палермо и зазывал на роль прикрывающих отход маленьких глупых сицилийцев. Стефано к этому моменту уже поступил на службу в полицию — желающих пойти на эту работу было немного. Полицейских в Палермо недолюбливали точно так же, как это было на Старой Земле.

Никогда и ни у кого не было доказательств преступной деятельности дона Томео. Впрочем, Стефано и не собирался доказывать ничего. Он просто встретил Томео в переулке и всадил три пули в одутловатое тело немолодого уже мафиози — одну под ребро, одну в разбухший живот и ещё одну — в лоб.

У Стефано не было плана — он никогда не умел заглядывать вперед. В тот же день Стефано дал показания, в которых сказал, что дон Томео сам пытался убить его. Не помогло…

Стефано загремел в тюрьму за превышение полномочий. Однако полный срок отсидеть не успел. Началась война — и старые обиды не интересовали уже никого.

Стефано ушёл добровольцем в полк для осуждённых — и после войны вернулся назад. Палермо тогда сильно пострадал, столица переместилась в Сартен. Но кое-что эта