Торговцы мечтами - Гарольд Роббинс

на языки пламени в камине. Интересно, о чем она думает? Дорис всегда знала, что любимцем в семье является Марк, но никогда не жаловалась. Она пошла в деда по материнской линии и ее нельзя было назвать разговорчивой. Я вспомнил, как стало известно о ее писательском таланте. В тот год Дорис закончила колледж. Она молчала до тех пор, пока книгу не взяли издатели. Но даже после этого Дорис поставила псевдоним, не желая пользоваться именем отца.

Повесть называлась «Год первокурсницы» и имела большой успех. Это был рассказ о первом годе учебы в колледже одной девушки, как она переживала разлуку с близкими и тосковала по дому. Критики много писали о книге. Их поразила глубина восприятия жизни. В момент выхода книги Дорис исполнилось всего двадцать два года.

Я тогда не обратил на «Год первокурсницы» большого внимания, фактически даже не прочитал ее. Впервые книгу увидел на следующий день после свадьбы, когда привел Далси в дом Петера.

Кесслеры завтракали. Марку тогда было около восемнадцати. Высокий и худой парень со следами юношеских прыщей на лице при виде Далси присвистнул от удивления.

Петер одернул сына и велел вести себя прилично. Я гордо засмеялся, а Далси слегка покраснела. Я знал, что ей нравилось привлекать внимание окружающих, она являлась прирожденной актрисой. Я знал, что ее румянец тоже игра, но мне нравилось ее притворство.

В этом, по-моему, заключалось обаяние Далси. Куда бы мы ни ходили, вслед ей всегда поворачивались головы. Она относилась к тем женщинам, в обществе которых любят находиться мужчины. Высокая, стройная, с высокой грудью и рыжевато-карими глазами, она таила в себе скрытый сексуальный вызов, против которого не мог устоять ни один мужчина с момента появления человечества.

Нам принесли стулья. Я еще не рассказал Кесслерам, что мы женаты. Заметив вопросительный взгляд Дорис, я неловко заерзал на стуле. Никак не мог придумать, как подипломатичнее сообщить новость.

Неожиданно у меня мелькнула идея, и я обратился к Дорис:

— Милая, больше можешь не беспокоиться о своем старом дяде Джонни. Он в конце концов нашел женщину, которая согласна выйти за него замуж.

Девушка слегка побледнела, но в волнении я не обратил на это внимание.

— Ты… ты хочешь сказать, что собираешься жениться? — спросила она чуть дрожащим голосом.

— Мы поженились вчера вечером! — рассмеялся я.

Петер вскочил, обошел вокруг стола и пожал мне руку.

Эстер обняла Далси. Только побледневшая Дорис продолжала сидеть и смотреть на меня темно-голубыми, широко раскрытыми глазами. Она слегка наклонила голову набок, как бы для того, чтобы лучше слышать.

— Ты не хочешь поцеловать своего дядю Джонни? — спросил я у девушки.

Дорис подошла ко мне, и я поцеловал ее холодные губы. Затем она взяла Далси за руку и поцеловала в щеку.

— Желаю счастья!

Я смотрел на Дорис и Далси. Обе девушки были примерно одного возраста, но меня поразило не это.

У Дорис была бледная кожа, она коротко стриглась и рядом с Далси выглядела как школьница. Далси тоже внимательно разглядывала ее. Я уже знал этот ее взгляд, который большинству людей казался мимолетным. Но я уже достаточно хорошо изучил ее. За считанные секунды она могла определить этим взглядом больше, чем большинство людей — за часы.

— Она очаровательна, Джонни! — воскликнула Эстер. — Где ты ее нашел?

— Далси актриса, — объяснил я. — Мы познакомились за кулисами в одном нью-йоркском театре.

— Актриса, говоришь? — обрадовался Петер. — Может, у нас найдется для Далси роль.

Далси улыбнулась ему.

— Всему свое время, — ответил я. — Сначала мы должны устроиться.

Далси молчала. В машине она повернулась ко мне.

— Джонни.

— Да, дорогая, — откликнулся я, не сводя взгляда с дороги.

— Ты знаешь, что она любит тебя?

Я бросил на нее мимолетный взгляд. Рыжевато-карие глаза жены удивленно смотрели на меня.

— Ты говоришь о Дорис?

— Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю, Джонни.

— На этот раз ты ошибаешься, дорогая, — смущенно рассмеялся я. — Я для нее всего лишь дядя Джонни.

Далси тоже рассмеялась. Только в ее смехе слышалось удивление над мужской глупостью.

— Дядя Джонни, — повторила она и опять рассмеялась. — Ты читал ее книгу?

— Нет. У меня не было времени.

— А следовало бы почитать, дядя Джонни, — с лепкой иронией заметила Далси. — Ты легко найдешь в ней себя.

Дорис вновь заговорила тихим голосом:

— Я решила вызвать доктора, прежде чем показывать телеграмму маме. Затем мне показалось, что лучше сначала показать ее папе. Он сидел в библиотеке. Папа не ответил на стук, поэтому я вошла. Он сидел за столом и пристально смотрел на телефон. Я всегда удивлялась, почему он не уберет этот прямой телефон со студией.

Я знал, о каком телефоне идет речь, и непроизвольно посмотрел на него. Телефон одиноко стоял на столе и казался всеми забытым и заброшенным. В старые дни, когда им пользовались, на пульте студии загоралась синяя лампочка. Это значило, что звонит сам президент, звонок которого тогда означал первостепенную важность.

— Он тоскливо смотрел на него. «Папа», — сказала я слегка дрожащим голосом. «Что, liebchen?» — Он с трудом оторвался от своих мыслей. Неожиданно все слова куда-то исчезли, и я молча протянула телеграмму. Когда он медленно прочитал ее, его лицо побелело под загаром. Некоторое время он недоуменно смотрел на меня, его губы шевелились. Затем отец перечитал телеграмму и наконец сказал: «Я должен сказать маме». Он сделал несколько шагов, затем слегка споткнулся, и я подхватила его под руку. Я закричала: «Папа! Папа!» Неожиданно я расплакалась.

Несколько секунд он смотрел мне в глаза. В его — блестели слезы. Затем папа так внезапно упал, что я не успела подхватить его. Я попыталась его поднять, но не смогла. Когда прибежал дворецкий, мы вдвоем положили папу на диван. Я бросилась к столу и по ошибке схватила студийный телефон. «Магнум Пикчерс», — немедленно отозвалась телефонистка. В ее голосе слышался вопрос и удивление. Я в ужасе бросила трубку. Как я ненавидела эти слова «Магнум Пикчерс»! Я слышала их всю жизнь, и они поломали наши судьбы. И зачем только мы когда-то занялись кинобизнесом? — Дорис посмотрела на меня широко раскрытыми, незнакомыми глазами, в которых плясали огни. — Почему мы не остались в Рочестере и пережили все это? Марк мертв, у папы удар. Это ты виноват, Джонни, ты! Папа много раз говорил, что ничего бы этого не сделал, если бы не ты. Если бы не ты, мы бы никогда не переехали в Голливуд! Если бы не ты, мы бы сейчас жили спокойно!

Внезапно Дорис опять расплакалась, затем бросилась на