Если Мельпомена выбрала тебя - Ксения Сингер

– Завтра приезжай с утра, ну, скажем, по вашему времени в девять. Это все оставь, если спать не буду, посмотрю еще. А Алине-старшей скажи, что я непременно к ней завтра вечером загляну. Сейчас поздно, на такси поезжай.

Я не послушалась и поехала на автобусе. Сидя у окна, смотрела на вечерний город, который и не думал засыпать, разноцветными огнями реклам зазывая принять участие в невозможности ночных безумств. И вдруг я увидела Криса, стоящего на остановке. Глаза его, горящие лихорадочным огнем, бегали по толпе, как будто кого-то искали. Он был неимоверно худ. Я быстро нагнулась, как бы поправляя туфель. И не знала, зашел он в мой автобус или нет. Через остановку мне надо была выходить. Я сидела до последнего момента, вскочила, когда дверь уже открылась, и побежала, не оглядываясь, не зная, идет он за мной или нет. Только добежав до подъезда, я оглянулась; никого не было видно и шагов тоже не было слышно. Но тревога, да просто страх остались. Бабушка с беспокойством смотрела на меня. Жаль ее волновать, но пришлось рассказать про Криса. Мне казалось, она тоже считала, что мать преувеличивает. Но мои слова ее разволновали; она вдруг испуганно прошептала:

– Боже, снова Крис.

Пытаюсь ее успокоить. Рассказываю про Якова и что завтра он к нам зайдет.

Приступаю к выполнению шестого последнего пункта, который заключается в том, чтобы уговорить бабушку отпустить меня в поездку. Рассказываю весело, что есть такая возможность съездить в южные края бесплатно, за счет фирмы, которая меня пригласила поработать на две недели. И все это с подачи Якова. Даже можно взять с собой кого-нибудь, например, Рико. Эта кандидатура нравится бабушке особенно. Но я не знаю, как я оставлю бабушку одну с детьми. Это бессовестно с моей стороны. Я там буду отдыхать, а бабушке одной будет тяжело. Теперь меня уже уговаривает бабушка. Она уверена, что я заслужила отдых. Фриди, без сомнений, ей поможет. Они поедут с детьми в пансионат к морю, и дети, как обычно, будут ходить там на три-четыре часа в детский сад, и все они прекрасно отдохнут. На этих условиях я соглашаюсь.

Наш самолет приземляется в Исламабаде. Перед выходом я надеваю поверх джинсов и футболки чадру, которую для меня в театре выпросил Рико. Она мне явно не по размеру: длинная и очень свободно, как мешок, болтается на мне. Подол ее постоянно приходится приподнимать, чтобы не наступить на его край. От этого я сама себе кажусь кисейной барышней. Вдобавок еще и руки у меня заняты. Выглядит так, что в этом одеянии я полностью зависима от Рико. Когда мы проходим паспортный контроль и таможню, я отвечаю на все вопросы, поскольку лучше владею английским языком и в курсе дел. Но служащие смотрят на Рико, меня взглядом не удостаивают, уж о приветствии и говорить нечего.

Нас встречает Яков и не один, а с вооруженной охраной. Это очень мило с его стороны, поскольку нам в пути быть еще минимум полсуток. Яков давится от смеха, глядя на мой театр. Мы здороваемся с охраной за руку. Они по-американски дружески приветствуют Рико, мне же подают руку как бы нехотя. На базе нам с Рико выделили одну комнату на двоих. Спасибо хоть две кровати. По местному времени это была вторая половина ночи. К нам зашел Яков.

– Завтра первая половина дня вам на отсыпание и адаптацию, а со второй половины начнем работать.

Я же другого мнения:

– Ничего подобного, встаем вместе со всеми и после завтрака вылет. Вот сделаем дело и будем отсыпаться.

– Ты прямо железная леди. Хорошо, ты командир. Встречаемся через два часа и сорок пять минут за завтраком.

После завтрака мы с Рико получили обмундирование и через четверть часа я, Яков и Джой, летчик, управляющий вертолетом, были в воздухе. Яков, представив меня ему как шефа, сказал, что Джой должен выполнять все мои требования. Мы выбрали ущелье и начали производить замеры. На следующий день после полета Яков меня предупредил, что в конце этой недели он должен на пару дней уехать. Вечером, немного потренировав Рико, я представила его как моего ассистента, чем несказанно обрадовала Якова.

Прошла почти неделя. Мы с Рико и Джоем днем усердно трудились в воздухе, а вечером Яков и я сидели допоздна, анализируя полученные данные. Дискуссии доходили иногда до открытых баталий:

– Яков, ты снова уперся в этот алгоритм. Не работает он здесь. Надо на это посмотреть совсем в другом ракурсе.

– В твои годы я тоже думал, что я умнее всех. Но прежде чем старое порушить, надо новое создать.

– Но если только старое за основу брать, так никакого прогресса не будет, так и будем в пещерах сидеть.

В ответ дерзила я.

Рико же в это время занимался окультуриванием местного населения – давал концерты для обитателей базы.

Этим вечером Яков сказал, что он улетает на два дня завтра утром. Мы обсудили программу на время его отсутствия. Сердце у меня застучало. Вот он шанс. Наконец-то. Я еле дождалась, когда Яков уйдет. Надо было проложить нужный мне маршрут полета на карте. Я выбираю ближайшее ущелье, ведущее к К2. Мне оно понравилось тем, что в нем нет альпинистских базовых лагерей. Значит, там безлюдно и никто не помешает. Рико я только высокопарно изрекла:

– Я надеюсь, что завтрашний день будет для нашей миссии успешным и мы сможем наконец-то достичь поставленной цели.

Карту с новым маршрутом я подала Джою, когда мы были в воздухе. Он уже взял старое направление; глянув на карту, на какой-то момент даже растерялся. Покачав головой развернулся и полетел по нужной траектории, нехотя проронив:

– Над этим ущельем мы вообще-то стараемся не летать из-за повышенного риска. Там проходит у них наркотрафик в Европу. Контрабандисты могут принять наш вертолет за полицейский и обстрелять.

Я возразила, вспомнив слова Юргена: «В устах политиков демагогия – могучее оружие».

– Я надеюсь, мы не спасуем перед ними для достижения процветания наших стран.

Мы с Рико еще больше усердствовали в наших измерениях на новом маршруте.

И вот она перед нами гордая, пусть сколько угодно говорят, что покоренная, – нет, не покорившаяся в своем холодном величавом безмолвии, скалисто-ледяная гора. Неприступная, грозная, берущая жизни приглянувшихся ей людей, из числа явившихся без приглашения, желавших обуздать ее свободный нрав.

Я объясняю Джою, что он должен сесть несколько выше на плато. Нас с прибором высадить и лететь примерно тридцать миль назад по центру ущелья. Потом с той же скоростью вернуться за нами, сохраняя ту же траекторию полета.

Мы настраиваем приборы. Я вручаю Рико кинокамеру, предупреждаю, что он должен снимать, что бы ни случилось, и ни во что не вмешиваться. Достаю Тедди. С Тедди в руках сначала спускаюсь с плато в небольшую ложбинку, а затем поднимаюсь по склону горы до другого, более высокого, небольшого непосредственно перед стеной, плоско лежащего камня в виде плиты, скошенной вниз по направлению к горе. Я встаю на его середину. Леденящее безмолвие, цепко держащее в повиновении весь мир, охватывает и меня, но я вырываюсь из этой леденящей хватки и кричу:

– Папа, я пришла – Алина. Я принесла тебе твоего Тедди. Ты хотел меня увидеть.

И снова безмолвие. Через некоторое время гора отвечает мне эхом и гулом сорвавшихся падающих камней. Я вижу, как одна громадная каменная глыба спешит, несется, катится с высоты прямо на меня, но в полуметре от меня останавливается, неустойчиво покачиваясь. Я могу дотянуться до нее рукой и знаю, что папа где-то здесь. Я ощущаю его присутствие. Я не ощущаю папу физически материально, но я ощущаю то, что жило в его душе. А эта холодная каменная глыба – материализованный знак папиного присутствия мне. Я сажусь на плиту и беседую с папой, сообщаю, что письмо получила, рассказываю, как я жила и как живу теперь, про то, как я собираюсь жить дальше, про детей, про бабушку. Потом мы молчим некоторое время. Я чувствую, что аудиенция подошла к концу. Встаю. Целую Тедди, кладу его туда, где только что сидела сама. Подхожу к холодному камню и обнимаю его. Чувствую, как он дрожит под моими руками, целую холодный шершавый гранит. Эти мои чувства папа возьмет с него. Я знаю это. Только не знаю, откуда я это знаю. Камень качается в ответ с увеличивающейся амплитудой. Спускаюсь в ложбину. Оглядываюсь и вижу, как Тедди исчезает под глыбой, аккуратно ложащейся на него. Поспешно взбегаю на плато к Рико, поскольку слышу близкий шум винта, понимаю, что у Джоя какие-то проблемы.

Схватив приборы, мы несемся к садящемуся вертолету. Из открывшейся двери появляется лестница. Мы, что есть сил, быстро карабкаемся по ней в машину. Джой лежит на полу. Показывает мне на кресло пилота и слабым голосом командует:

– Штурвал на себя, курбель слева во втором ряду и второй справа в первом. Скорее.

Рву штурвал, что есть мочи. Мы резко взмываем вверх. В голове мелькнуло: «Какое счастье, что я курс посещала и наблюдала, как Джой управляет вертолетом». В лобовое стекло вижу внизу людей с какими-то палками, направленными на нас, из которых вылетает огонь. Ухожу вправо. Лопасть винта слегка чиркает скалу отрицаловкой нависшей над нами. А сейчас влево и как можно выше и быстрее отсюда. Слышу рев камнепада. Один камень рикошетом ударяет в нас. Удар сильный. Лбом стукаюсь о приборную доску и еще обо что-то. Люди внизу бегут, но каменный град настигает их. Мне их очень жаль, они могут сейчас погибнуть.