Если Мельпомена выбрала тебя - Ксения Сингер

Юрген для девчонок вместо отца стал. Помогал не только материально, но и уму-разуму учил. Отправил учиться и поддерживал, чтобы обе окончили университет.

Еще Юрген рассказывал о временах рецессии, о приходе к власти фашистов, о машине пропаганды, которая сбила множеству людей мозги набекрень, разучив их думать. О войне. О том как он будучи контуженным и раненым, еще мальчиком вместе с отцом, которому оторвало руку по локоть, в самом конце сорок второго года уехал в Аргентину. Затем они перебрались в Бразилию и открыли там дело по добыче полудрагоценных камней, и дело хорошо пошло. Когда война закончилась, отец настоял, чтобы Юрген вернулся в Германию учиться на врача. Как учился, как участвовал в движении шестидесятников, как схлестнулся с неонацистами.

– Да, официально считалось, что их победили, но на деле они пользовались поддержкой этих же самых официальных. Вот и пришлось бежать назад в Бразилию. Наци тогда меня крепко со всех сторон обложили. Уйти мне помог Ник – отец твой. Очень рисковал. Тебе тогда только-только два года исполнилось. Я потом перебрался в Аргентину. Так и прожил больше двенадцати лет в Южной Америке.

– Юрген, отчего же ты не обратился в полицию. Она же обязана была тебя защищать. Это же в Конституции нашего государства записано.

– А ты знаешь, у нас есть в государственной структуре организация «Конституционная защита». Эта организация финансово поддерживает наци. Вот и не верь. Делают они очень просто. Выбирают из рядов наци каких-нибудь, которым платят как своим агентам. На самом же деле информацией агенты их не снабжают, а денежки идут на нужды националистов. Так что вот так на самом-то деле, а ты говоришь про то, чтобы защитить.

Я сомневаюсь в словах Юргена. Может быть, раньше так и было. Он недавно вернулся и не знает, что сейчас все иначе.

Осень

Уже несколько дней подряд светит яркое, но совсем не жаркое осеннее солнце. Мы с Мартой выдергали лук и чеснок. Все хорошо подсохло, и сейчас я сижу на скамейке за домом и плету из чеснока косу, чтобы было удобно его хранить зимой. Рядом сидит Юрген. Он мне только что прочитал лекцию об эмбрионах. По биологии я уже тоже полностью готова – могу идти сдавать экзамен хоть завтра.

– Когда ты мне сейчас рассказывал, я чувствовала себя студенткой медицинского факультета.

Юрген удивленно смотрит на меня:

– Я действительно читал курс лекций по эмбриологии на биологическом факультете в Буэнос-Айресе почти десять лет и практиковал в частной клинике моего друга. Мой друг был необыкновенным человеком, он самоотверженно боролся за сохранение лесов Амазонки. Мы стали самостоятельно вести расследования, как американские фирмы искореняют не только лес, животных, но вместе с ними и местных жителей. Друг мой погиб при невыясненных обстоятельствах, а мне пришлось уехать.

Мне так хорошо, так спокойно, так защищенно, сидя рядом с ним, слушать его сильного и смелого.

– Юрген, почему я раньше о тебе ничего не знала? Я бы могла к тебе убежать от этих двоих.

– Почему ты не поговорила с матерью, не попыталась ей рассказать?

– Это было бесполезно. Она доверяла только ему. Мне она не верила, как и я ей не доверяю даже сейчас. Это она в его отсутствие все понимает. При нем еще неизвестно, на чью сторону она встанет.

Я рассказываю ему про шкаф, благодаря которому я была информирована, по крайней мере, частично, хотя мне очень стыдно признаваться, что я подслушивала.

1986 год, зима

Прошел мой день рождения, прошло Рождество, прошел Новый год. Я очень хорошо продвинулась по программе и была уверена, что все успеваю с большим запасом; начала уже почитывать университетские учебники. Сама я была, как мне казалось, похожа на тумбочку и серьезно опасалась, что живот может лопнуть. Мать теперь тоже сидела дома. Они с Мартой готовили одежки для малышей. Стирали, гладили, что-то шили.

Юрген уже с начала недели бросал на меня тревожные взгляды. Пальпировал живот. Проверял, как лежит тот, который там живет, правильно или нет. Говорил, как себя вести, когда дойдет до дела. И вот он констатировал:

– Начал спускаться.

Это звучало как призыв к началу проведения строго расписанной церемонии. Сказал Марте, что можно начинать кипятить воду. Живот мне уже изрядно поднадоел, но то, что это должно не сегодня завтра произойти, как-то не укладывалось у меня в голове. Хотя я и мылась сама накануне, Марта помыла меня еще раз и уложила в верхней комнате на белоснежные простыни, под которыми что-то шуршало. Пришел Юрген. В руках у него было устройство, отдаленно напоминавшее штангенциркуль. Из кармана он достал трубку с двумя воронками, расположенными на ее концах. Одну воронку он приставлял к моему животу, другую – к своему уху и очень внимательно и напряженно слушал, кивая время от времени головой. Мне казалось, что тот, который жил в животе, что-то ему рассказывает. Мне все время хотелось спросить Юргена: «Что он тебе сказал?». Но он был так сосредоточен на своих ритуальных действиях по прощупыванию живота и измерениям на животе и местах, прилегающих к нему, что я не решалась мешать ему своими вопросами. Юрген спросил сам:

– Боишься?

– Нет, чего мне бояться, когда ты рядом.

– Абсолютно правильно. Меня слушаться беспрекословно, все делать так, как я скажу. С этого момента ты можешь только ходить или лежать, если сядешь, ты будешь сидеть на его голове. Я сейчас пойду, мне надо приготовиться самому и еще кое-что на всякий случай приготовить. Время у нас еще, по-видимому, есть, но, если что, кричи, дверь оставим открытой.

Не было ни страха, ни волнения. Я знала, Юрген за меня и папа нам поможет, а боли, которые время от времени накатывали, были естественными, их надо было терпеть.

Лежать стало невмоготу. Встала, решив дойти до туалета. Поток жидкости полился на мои ноги. Мне показалось, что я сделала какую-то непростительную ошибку. Я закричала, зовя Юргена. Дальше мое мироощущение было отделено от процесса, в котором я участвовала. Как через пелену тумана я воспринимала команды Юргена. Через его ободряющие возгласы до меня вдруг донесся голос Марты: «Мальчик, да хороший какой», а потом плач ребенка. Я дернулась навстречу этому крику и услышала голос Юргена:

– Тихо. Спокойно. Все в порядке. Его сначала искупают. А сейчас держись, будет очень больно, но сделать это необходимо.

И он с силой несколько раз нажал мне на живот. В голове, как молния, промелькнуло: «Зачем же он делает мне так больно».

Когда я открыла глаза, увидела Юргена, сидящего в кресле у моей кровати. Я тронула его рукой и спросила:

– Где он?

– Молодцы. Оба хорошо поспали.

Улыбнувшись, вытащил из колыбельки, стоящей у моей головы, сверточек. Помог мне приподняться и положил мне его на руки. Не запеленатым было только маленькое красненькое личико. Он был похож на папу как две капли воды. Я представила их друг другу:

– Юрген, знакомься, это Ник. Ник, это Юрген, твой прадед.

– Он будет носить имя своего деда. Молодец, что так его назвала. Ник был замечательный мужик.

К всеобщему удивлению, у меня появилось молоко, сначала совсем немного, а потом его было достаточно не только для Ника, но и для Лары, родившейся у матери через две недели после Ника. У нее все прошло драматично: и роды были сложные, и молоко, не успев появиться, исчезло. Она планировала вскармливать обоих сама. Тогда я относилась к этому равнодушно. Но сейчас, когда смотрела, как старательно сосут молоко из моей груди эти маленькие существа, я чувствовала нашу взаимосвязь, нашу взаимозависимость. Необыкновенные чувства нежности и любви к ним, рожденные вместе с ними, захватывали меня всю. Я их любила одинаково. Ни разу у нас не было произнесено по отношению к ним «мой – твой». Они были просто наши.

Малыши подрастали, становясь забавными. Я стояла теперь перед постоянным выбором: поиграть с детьми или идти заниматься. Но чувство ответственности и неодобрительные взгляды Юргена отправляли меня вниз, в комнату, набитую учебниками. Время от времени Юрген заходил ко мне ненадолго посмотреть, как у меня продвигаются занятия, и дать наставления.

– Ты этих двух сорок, мать и тетку, не слушай, у них мозги куриные. Учись сама соображать. Ситуация может враз измениться. Ты должна в этом году закончить абитур и поступить в университет, как планировала. А с пацанятами еще наиграешься. Чует мое сердце – тебе их поднимать. Да и жизнь ждет тебя нелегкая оттого, что ты не похожа на других. Так что спеши учиться, пока эта возможность есть. А бабушке твоей в Гамбурге дай бог здоровья.

Я не согласна с Юргеном по поводу Виви. Она меня не отвлекает, а наоборот очень помогает с английским и французским языками, а Юрген сам контролирует мою латынь.

Весна

Приближались экзамены. Как было оговорено с гимназией, сначала я сдаю экзамены за тринадцатый класс по всем предметам и, в случае успеха, мне будет позволено сдавать экзамены за абитур. В общем и целом я была готова. Могли, конечно, случиться какие-то непредвиденности, но чтобы все пошло вкривь и вкось; этого я не могла себе представить. Однако одна проблема была, и как с ней справиться, я не знала. Это наводило на меня страх. Детей я кормила теперь через каждые четыре часа. Но уже меньше чем через три часа груди разбухали, и молоко начинало течь; блузка промокала, образовывались ручейки, которые стекали на пол. Молоко надо было срочно сцеживать. И как бы это выглядело на экзамене. Тем более, что факт рождения мною ребенка мы хотели скрыть. Верх изобретательности проявила мать. Она не только смоделировала, но и сшила бюстгальтер с полиэтиленовыми мешками, которые кончались на поясе. Виви на всякий случай запустила легенду о моих проблемах с мочевым пузырем. В день экзамена с утра я не пила и не ела и видела спасение в том, что должна очень быстро работать. На отлично написанные мной письменные экзамены давали свои результаты в виде позитивного приговора, что ребенок очень способный, но, к сожалению, такой больной, не надо ему создавать лишние проблемы.