Соблазнить верную (СИ) - Золотаренко Татьяна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не могу понять, чем вы его окрутили, – снова послышался голос женщины на сей раз с ноткой презрения, возможно, даже зависти. – Он ведь сохнет по вам! Страшно подумать, что вы делаете для того, чтобы Вадим Ковалев превратился в собачку на привязи. Чем удерживаете?
– Простите, – собравшись с растерянностью, Аня подняла хладнокровный взгляд, – а вы кто?
– Я – Ковалева Мария Вячеславовна. Извольте любить и жаловать. Или как там у вас в театре говорят…
– Ах, вот в чем дело…
Все ясно, супруга решила устроить разборки. Удивительного мало – в театре такие сплетни гремят на всю Ивановскую об отношениях Ани и "дракоши", такие подробности приписываются, – что вообще странно, как эта женщина не избила соперницу где-нибудь в подворотне.
– Мария, не будьте смешной. Вы действительно думаете, что мне больше делать нечего, кроме как крутить романчики с вашим благоверным?
С такой фифой ответная стервозность – то что надо. И неплохое орудие, во избежание подавленности от чувства поражения после словесной дуэли. Господи, было бы из-за кого!
– А как иначе? – не унималась Ковалева. – Его ненормальная одержимость вами…
– Мария, простите, но ваш муж одержим не мной. Одержим надменностью, самовлюбленностью, гордыней. И при этом болеет, и его болезнь выражается слабостями к порокам, но причины в них психологические, осмелюсь предположить. А я не имею отношения к его похождениям!
Ясное дело, свою вину она все равно признавала, но не в беседе с этой дамой.
– Вот как? Вы психотерапевт?
– О нет, что вы? Я просто настырный и наглый человек, который беспардонно вмешивается в чужие души и ищет причины их слабостей.
– Мне казалось, что вы – наглая девица, претендующая на чужого мужа для временной замены своему, – опять язвительность, типичная женская стервозность.
– О, я вас умоляю! – ответила той же «любезностью» Анна. – Мне чужого не надо. Своего хватает до сыта, спасибо. Знать бы, что с этим "своим" делать…
"Чужое" и "свое" – имелось в виду понятие "муж". Это шутливое замечание заставило Марию рассмеяться.
– Да, судя по сарказму, вам, и правда, хватает… А я вот уж думала, что вы относитесь к женщинам, которым все мало…
– Нет. У меня нет времени и желания на подобные интриги.
Сочувственно глядя на эффектную Ковалеву и успев задать себе привычный в таких случаях вопрос: "Чего этому козлу не хватает?", Аня решилась спросить и у нее:
– Как вы с этим уживаетесь?
– Простите?
– Как вы миритесь с его распутством?
– О, это душа актера! – собеседница говорила помпезно, но в торжестве ее чувствовалась драма. – Вадим часто увлекается. Одно знаю точно: если женщина не дала ему хотя бы один маленький намек на возможность связи между ними, он не будет тратить впустую время. А от вас податливость он, скорее всего, ощутил.
– А мне показалось, что он жаждет приключений с любой незнакомой ему женщиной: сначала изучает ее, ищет чем зацепить, а потом наслаждается игрой, как кот – бантиком.
– Интересное сравнение, – с недовольством сомкнула губы Ковалева. Она старалась не смотреть Ане в глаза, очевидно, чувствовала себя крайне неловко. Приятного мало, что уж там говорить.
– Мне хочется вам сочувствовать, – вдруг сказала Анна с ноткой искренней грусти.
– Не стоит! – королевским тоном отрезала Мария. – Я безразлична к его похождениям. Просто потому, что с самой свадьбы безразлична к нему. Сейчас удерживаю только за имущество, которое Вадиму не хочется делить при разводе. Мужчина создан для того, чтобы обеспечивать женщину. Точка.
«Какое модное заблуждение! – подумала Аня. – А ведь я считала точно так же, когда была юной и небрежно бестолковой. Считала это изъяном возраста. А у кого-то это не вылечилось даже с годами. Спасибо тебе, Боже, за мое прозрение. Хотя, Камушкина, чем ты можешь похвастаться? Сумела ли ты воспользоваться этой мудростью, если уже год не в состоянии наладить отношения с мужем?»
Странно, что кто-то борется за семью, а кому-то она триста лет не нужна. Живёт всю жизнь в свое удовольствие и думает, что это делает его счастливым. Какова иллюзия! А вот придёт момент, когда захочется, чтобы кто-то трепетно обнял, просто выслушал тебя или поддержал тогда, когда душа воет от тоски. А ощутить касание маленьких ручонок, ищущих маминого тепла!..
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Каково жить этой Марии Ковалевой с мужем, который на самом деле чужой ей человек… точнее, просто машина-банкомат? Как много таких несчастных женщин, ценящих красивую жизнь и не видящих оной! Нет, за свою семью нужно обязательно бороться, вопреки всем барьерам, что случаются на пути к идиллии. Все зависит от нас, а наше счастье – в первую очередь.
И все же, рассеянно сквозь гул мыслей слушая постоянно вертящую головой собеседницу, очевидно, боящуюся внезапного появления супруга, Аня все же спросила вслух:
– Игра стоит свеч?
– Игра «меня не касается» в семейной жизни?
– Да.
– Когда есть деньги, разумеется.
– Все понятно… Дело ваше, не мое. Хочу, чтоб вы поняли: у меня ничего не было с вашим мужем и ничего не могло быть. И ничего не будет – это уж точно. Будьте добры, не говорите ему, что вы меня видели.
– Вы не воспользуетесь путевкой? – в глазах Марии читалось недоумение.
Анечка с жалостью посмотрела на Каринку, ожидающую этого отдыха как нечто невероятное.
– Этой нет. Мы сейчас подберем что-то другое. Не хочу потратить время на выяснение призрачных отношений. Тем более на глазах у дочери.
С этими словами Аня собрала багаж, взяла дочь за руку и поспешила скрыться в толпе снующего народа.
Уже внизу, в кофейне, она схватила телефон и принялась обзванивать знакомых с просьбой занять денег, твердо решив обязательно обеспечить ребенка отдыхом, за который ей не придется платить собой.
Вадим подбежал к Марии, хватая свой чемодан.
– Ну что, милый, готов? Ф-фух, – она махнула рукой перед носом, – судя по запаху, давно готов.
– Ну да, потянул бокал пивка. Всё. Побежал. Посадку объявили. Конференция в Сочи ждать не будет, сама понимаешь, милая.
В движениях Ковалева читалась торопливая нервозность. Мария с подозрением сощурилась: ну просто сам не свой в последнее время. Куда делся тот уверенный в себе грациозный самец, никогда не оглядывающийся по сторонам, а плывущий мимо женщин своей непревзойденностью? Сейчас же: трясущиеся руки, бегающие по округе глазки, постоянная вертлявость головой, гиперактивность, можно сказать. Так и хотелось тряхнуть его за плечи, воскликнув: "Да что с тобой, Вадик?"
– Конечно, понимаю, – улыбнулась ехидно Мария. – Может, мне тебя сопроводить?
– О, нет-нет! – отмахнулся он. – Не стоит. Сам разберусь. Ты лучше в Европу слетай. Ну или куда… сама захочешь.
Он очень торопился – объявили посадку. Да и Аня должна совсем скоро тут показаться. Чмокнув супругу в щечку, Вадим схватил чемодан и помчал к своему терминалу.
«Я знаю, что сплю. Знаю. Но почему-то не хочется просыпаться. Я даже насильно удерживаю себя в этом месте. Здесь плохо, да». Темный туман кружит в воздухе какими-то клубами. Все вокруг в копоти: деревья, стены, даже небо… Эта чернота неполноценна – ее покрывает серебристое напыление, чуть позволяющее рассмотреть очертания предметов. Иначе все слилось бы в одно черное пятно.
Мрачно, жутковато. Я не должна быть здесь. Почему меня сюда занесло?
Услышав оклик, она оглянулась. Перед ней стоял Вадим и манил к себе пальцем. «Нет, я знаю, чего ты хочешь. Я не пойду!» Но будто кто-то толкнул в спину.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Сжимая что-то в руках, она сделала несколько шагов вперед и остановилась. Взглянув на руки, увидела Распятие. «Помоги, Господи!» – мелькнуло в мыслях.
Вадим манил, зловеще улыбался. Лицо – земляного цвета, сам – в светлой одежде… Пытаются обмануть иллюзией. Иллюзия в том, что он – с добрыми намерениями к ней. Нельзя к нему! «Иди!» – кто-то вновь толкнул. Она выставила Распятие вперед и начала читать молитву «Да воскреснет Бог…». Читала громко и четко, отчего-то ее начало трясти. Пытаются помешать, это нормально. Толкать перестали, но машут руками прямо перед глазами.