Весь Хайнлайн. Ракетный корабль «Галилей» (сборник) - Роберт Хайнлайн

Но старший — настоящий — совет с этого момента управлял всей жизнью на корабле. Он исполнял даже роль суда — капитан теперь уже не определял меру наказания. Папа мне сказал, что капитан утверждает все действия совета — он обязан это делать, чтобы все было законно, — но я никогда не слыхал, чтобы капитан вмешивался в какие-то решения совета. И знаете, что отмочил совет сразу же после того, как установили часы приема пищи и прочие мелочи? Первым же постановлением нас обязали ходить в школу! Младший совет сейчас же провел экстренное заседание и принял контрпостановление, но это не имело никого значения. Школу для нас все равно открыли.

Пегги входила с младший совет. Я спросил ее, почему она не слагает с себя полномочия, если ничего не может добиться. Вооб-ще-тоя просто ее поддразнивал — но на самом деле она выдержала из-за нас целое сражение.

Но на деле оказалось, что школа — это не так уж и плохо. Делать в космосе все равно нечего: если вы увидели хоть одну звезду, значит, вы все их увидели. А первое, чем мы стали заниматься в школе, было устройство нашего корабля, и это всем понравилось. Мы ходили группами по двадцать человек, и так продолжалось весь день, то есть «день» по корабельному времени. «Мэйфлауэр» имел форму волчка с раструбом наружу. Раструб являлся двигателем, хотя главный инженер Ортега, который водил нас туда, называл его «факелом»[89].

Если считать факелообразный конец кормой, то противоположный конец был носом. Там располагалась рубка управления, а вокруг нее — капитанская каюта и каюта старших офицеров. Факел и вся силовая установка были отрезаны от остальной части корабля при помощи радиационного щита, который проходил через весь корабль. От щита до рубки управления тянулся большой грузовой трюм. Он представлял собой цилиндр более ста футов в диаметре и был разделен на ячейки. Мы везли с собой в колонию всевозможные предметы: всякие земные аппараты, машины, концентраты почвенных культур, инструменты. О многом я даже понятия не имел.

Вокруг этого центрального трюма располагались жилые палубы: палуба А под самой обшивкой корабля, палуба В — под ней, а палуба С находилась внутри. Потолок палубы D служил внешней стеной трюма. На палубе D были столовые, камбузы, комнаты отдыха, лазарет и все такое, а на остальных трех палубах — жилые каюты и общежития. На палубе А каждые десять или пятнадцать футов были ступеньки, потому что она повторяла изгибы внешней обшивки корабля, стало быть, потолки у ней были разной высоты. В самых дальних помещениях у носа и у кормы высота была всего футов шести, и там жили самые маленькие ребятишки, а в самых высоких помещениях палубы А потолки тянулись на уровне двенадцати-тринадцати футов.

Живя внутри корабля трудно разглядеть, как все это вместе устроено. И не только потому, что все расположено в разных местах, но и оттого, что искусственная гравитация, которую включили на корабле с момента вхождения в свободный полет, путала все направления — вот например, казалось бы, вы стоите на ровной палубе, но перед вами и у вас за спиной она изгибается очень резко. Но до этого изгиба дойти ну никак нельзя: сколько бы вы ни шли, там опять становилось ровно. А если пройти совсем немного, то оказывалось, что вы сделали петлю и возвратились туда же, откуда пришли, совершив прогулку по всему кораблю.

Никогда в жизни не представить бы мне этого наглядно, если бы мистер Ортега не изобразил нам все на чертеже. Мистер Ортега объяснил нам, что корабль вращается, делая три и шесть десятых оборота в минуту, или шестнадцать полных оборотов в час, и этого достаточно, чтобы придать палубе В центробежную силу в одну третью g. Палуба В на семьдесят пять футов удалена от оси «Мэйфлауэра», а палуба А, где я жил, отстояла оттуда еще дальше, и там человек весил, наверно, процентов на десять больше, в то время как на палубе С вес делался на одну десятую меньше. На палубе D вес становился еще меньше, и у вас могла закружиться голова, если бы вы быстро встали из-за стола в столовой.

Рубка управления помещалась как раз на оси, в нее можно было вплыть по воздуху, когда корабль совершал обороты: так мне говорили, но внутрь меня не допустили ни разу. Обороты корабля имели еще один странный эффект: все вокруг нас становилось «низом». То есть я хочу сказать, что обзорные иллюминаторы можно было разместить только на полу палубы А, там они и находились, все четыре — большие, каждый в своем отделении.

Мистер Ортега водил нас на одну из обзорных галерей. Иллюминатор обзора состоял из больших круглых кварцевых пластинок в полу, его огораживали предохранительные поручни. Те, кто вошли в помещение первыми, сразу же отпрянули, как только приблизились к предохранительным поручням, а две девчонки даже завизжали. Я протолкался вперед к поручням, заглянул вниз и… оказалось, что я увидел самое дно Вселенной, за миллион триллионов миль, и все эти мили внизу…

Я не отшатнулся — Джордж уверяет, что я больше акробат, чем акрофоб[90], — но все же я крепко ухватился за поручни. Кому охота так далеко падать… Кварцевая поверхность не давала отражения, и казалось, что между тобой и потусторонним царством вообще ничего не было. Из-за вращения корабля звезды пробегали мимо иллюминатора, от этого становилось еще муторнее. Слева, покачиваясь, выкатилась Большая Медведица, прошла почти подо мной и ускользнула вправо, через несколько секунд она появилась снова. Я сказал:

— Ну, с меня довольно!

И уступил место, чтобы еще кто-нибудь мог полюбоваться зрелищем, но что-то никто не спешил.

Потом мы отправились на гидропонные фермы — но там ничего особенного интересного не оказалось: просто множество растений — их выращивали, чтобы возмещать кислород, потребляемый нами во время дыхания. Большей частью это были водоросли, но там имелся и огород. Я удивился: как же его выращивали, пока нас еще не было на борту? Мистер Ортега показал нам кран для подачи углекислого газа из установки, которая пряталась в стене:

— Приходилось, разумеется, их снабжать.

Жалко, что я сам не догадался: это же так просто.

Мистер Ортега повел нас в столовую, мы там расселись, и он начал рассказывать об энергетической установке. Он сказал, что развитие космического звездоплавания прошло три стадии. На первой применялись ракеты-корабли, работающие на химическом топливе; они не особенно отличаются от больших немецких ракет, использовавшихся во время Второй мировой войны, — только корабли были многоступенчатыми.