Роковая ошибка княгини - Ирина Сахарова

— Полковник Волконский меня убьёт, — спрятав улыбку, предрёк Герберт. — Если я заберу у него самого лучшего бойца, о-о, я представляю, как рассержен он будет!

— Да, думаю, вряд ли он обрадуется. Но, как бы там ни было, — подняв взгляд, Мишель вопросительно посмотрел на Герберта. — Могу я на вас рассчитывать?

Герберт в ответ только вздохнул, и, кивнув, протянул Мишелю руку, которую тот с несказанным облегчением пожал. Почему-то он и не сомневался в старом немце, заранее уверенный в том, что он не откажет.

— Чувствую, пожалею я об этом, Михаил Иванович, — с сомнением произнёс полковник. — Сейчас у меня такое чувство, что я подписываю вам смертный приговор. Что, по сути, недалеко от истины.

Волконский на его пророчества ни малейшего внимания не обратил, они его не испугали. Он лишь спросил:

— Когда вы отправляетесь назад?

— На следующей неделе, я надеюсь. Ранение моё уже зажило, но доктора упрямо не желают этого признавать, всё ждут полного восстановления. Думаю, к началу июня мне удастся убедить их, что я полностью здоров.

— Хорошо. Как раз в это время заканчивается мой отпуск. Поедем вместе. — Тут Мишель замолчал, и, чуть тише, произнёс: — Только, прошу вас, не говорите ни о чём Алексею раньше времени. Боюсь, он взбунтуется против такого моего решения, и будет всячески стараться мне помешать. Я бы этого не хотел.

— Не скажу, раз вы так желаете, но… простите, я думал, вы скорее скажете о вашем отце. На мой взгляд, он первый должен ратовать за то, чтобы вас не подпускали к горячим точкам!

«Моему отцу давно уже на меня плевать», подумал Мишель, но вслух этого говорить не стал. Не хотел жалости, не хотел сострадания, и сожалений ненужных тоже не хотел. Единственное, чего он хотел от Герберта — это помощи с назначением в брестский полк, и всё. Поэтому, козырнув ему, Волконский развернулся и ушёл, оставив старого вояку одного. Тот посмотрел вслед этому отчаявшемуся юноше, чьей храбростью искренне восхищался, и с тяжким вздохом покачал головой. Он был уверен, что совершает ошибку, соглашаясь помочь ему. Единственное, что утешало полковника Герберта, так это то, что на бойню эту они поедут вместе. Возможно, пока он будет рядом, то у него получится хоть как-то защитить этого бедного мальчика, так отчаянно желающего умереть.

Но пока Мишель умирать не торопился. Не раньше, чем разберётся с убийством Юлии Николаевны, не раньше, чем найдёт и покарает виновного. Недели как раз должно хватить — к этому времени наверняка вернётся Алексей, и, на кого Мишель надеялся больше остальных — Владислав Дружинин. С их помощью он надеялся добраться до правды, а пока…

Пока он просто хотел отдохнуть. Желательно, в одиночестве, ибо оставаться на торжестве Эллы Караваевой у него не было ни сил, не желания. Некоторые из гостей, например, светлокудрые юноши со скромными улыбками и подлыми душонками, были ему просто отвратительны, а на других, как Голицын, увивающихся за Ксенией никого не стесняясь, Мишелю было тошно смотреть.

Но уйти быстро у него не получилось. Свернув за угол дома, он остановился как вкопанный, став невольным свидетелем прелюбопытнейшей сцены, что разыгралась на ступенях веранды.

Саша и Сергей… наслаждались своим уединением, не стесняясь, что в любой момент его мог нарушить кто угодно, и застать их за столь постыдным занятием. Они целовались! А, впрочем, нет, внимательный Мишель заметил, что это уж скорее Авдеев целовал Сашу, а та стояла в нерешительности, не зная, как на всё это реагировать. «Ну всё, — подумал тогда Волконский, — теперь я его точно убью!» И уже собрался идти убивать, но Сашенька опомнилась раньше, и кровопролитию случиться не дала.

Первые секунды две или три она просто стояла без движений, никак не отзываясь на авдеевские ласки и силясь понять, что нашло на дорогого Серёжу и как он смеет так себя вести?! На третью секунду вулкан взорвался — она отстранилась от него, и резко, со всей силы, на которую была способна, залепила Авдееву пощёчину. Бедного Серёжу это не столько отрезвило, сколько изумило до глубины души — прежде, помнится, она никогда не была такой агрессивной! Куда же делась его милая, добрая Сашенька, ласковая и нежная девочка? Почему вместо неё стояла ныне разъярённая фурия с бешено горящими глазами, и говорила с ненавистью:

— Не смей ко мне прикасаться, Авдеев! Ты мне поистине отвратителен!

«А вот это уже интересно», подумал Мишель, и решил пока присутствия своего не обозначать и понаблюдать, что же будет дальше.

— Саша, боже мой! — Услышав страшные слова, Сергей отступил на шаг назад, прижав руку к груди. — Да что на тебя нашло, любимая?!

— Любимая?! Сергей Константинович, имейте совесть! Нас могут услышать, или, что ещё хуже, увидеть — здесь, вдвоём… Боже, какой стыд! О, нет, вы меня неправильно поняли, я вовсе не приглашаю вас поехать со мной и продолжить нашу милую беседу у меня в спальне! Я, в отличие от Ксении Андреевны, ещё помню, что такое девичья честь. — Последнюю фразу она произнесла с огромнейшим удовольствием, и, скрестив руки на груди, стала ждать ответа.

«Ух ты», подумал Мишель тем временем. И скрыл улыбку, так и жаждущую пробраться на его лицо.

Сергей же, когда услышал про Митрофанову, потерял последнюю надежду. Дёрнув щекой, он с непривычной для такого доброго парня ненавистью спросил:

— Это он тебе рассказал? Этот подлый мерзавец Волконский? Саша, не верь ему! Не слушай его! Он совсем не такой, как ты думаешь! Он с детства меня ненавидел, и теперь за любую возможность ухватится, чтобы мне насолить!

«Я?!», тут уж Мишель оскорбился до глубины души. С детства ненавидел? Да ему предыдущие двадцать три года жизни ни малейшего дела не было до Сергея Авдеева! Да и после того, что было у них с Ксенией, до ненависти Мишель всё равно не опустился — лёгкое презрение, не более.

— Вот как? Так это Волконский виноват?! — Звенящим от ярости голосом спросила Сашенька. — А, собственно, почему нет?! Разумеется, он! Уехал, бросил свою любимую одну, да как он посмел? Неудивительно, что бедняжка графиня нуждалась в утешении! А кто у нас знает толк в утешениях лучше, чем Серёжа Авдеев?

— Милая, перестань!

— Никакая я тебе не милая, не называй меня так! — Воскликнула она в бессилии. И, проведя рукой по лицу, покачала головой. — Господи, Серёжа, как же ты мог? Я ведь верила тебе, я думала, ты любишь меня…

Глупые такие слова, крик души обиженной влюблённой девчонки! Саша не хотела опускаться до таких банальностей, но вырвалось как-то само собой. А Авдеев, расстроенный до невозможного, вдруг встал перед ней не колени, не жалея своих светлых брюк, и поймал её руки.