Роковая ошибка княгини - Ирина Сахарова

Сам хозяин, тем временем, размышлял о вещах сторонних, к барышне Митрофановой не имеющих ни малейшего отношения. Скорее, наоборот. Адриан попросил забрать документы на отели, те, что Юлия Николаевна хранила у себя в сейфе, и Мишель старательно убеждал себя, что едет именно за ними. Не Гордеева же просить передать через слуг? Конечно, нет.

И вовсе не желание увидеть некую прекрасную рыжеволосую девушку было тому причиной… Хотя он знал, прекрасно знал, что она ночевала на Остоженке сегодня, а не у себя в Марьиной Роще. Наверняка по просьбе Алёны, которая, видимо, всё ещё боялась, что Сергей вызовется провожать её дочь в эту самую Марьину Рощу, да так и останется там до утра…

Не останется. Мишель вчера в этом собственными глазами убедился. И это было, кажется, то единственное, что не давало его настроению окончательно испортиться! Так же большим плюсом стало отсутствие самого Гордеева — он с утра уехал на службу, и до сих пор не возвращался, и к лучшему, ибо Мишель ни малейшего желания не испытывал ни видеть отца, ни говорить с ним.

А вот с Александрой он бы поговорил. Правда, она была занята другим разговором — из столовой, где подавали поздний завтрак, раздавался её звенящий, уверенный голос.

— Никогда, слышишь, мама, никогда я не соглашусь на это удочерение! Я сбегу из дома, если ты будешь настаивать! Я скажу, чёрт возьми, что он меня ударил, и тогда ему не позволят быть моим новым отцом!

«Что сделал?», озадаченно подумал Мишель, прекрасно слыша каждое её слово со своей удобной позиции в коридоре.

— Саша, боже мой, ну сколько же можно сопротивляться? — Простонала Алёна. Она говорила тише, но сквозь приоткрытую дверь Мишель всё равно хорошо её слышал. — Мы изо всех сил стараемся вывести тебя в люди, а чем платишь ты?!

— Мне всё это не нужно, как ты не понимаешь, мама?! И милостыня этого твоего министра мне тоже не нужна! Хорош «папочка»! Пусть катится к чёрту со своим удочерением! Пусть только попробует ещё раз заикнуться об этом, я… я… — Тут Саша, видимо, поняла, что по-хорошему ничего она ему и не сделает, и расстроилась по этому поводу безмерно. Послышался шум — это она встала из-за стола, а затем её быстрые шаги и оклик Алёны:

— Саша, постой!

Но та её не слушала. Преисполненная возмущением, она выбежала из столовой, и тотчас же налетела в коридоре на Мишеля, который успел отойти подальше от двери, чтобы его не уличили в подслушивании.

— Ох, ваше величество, и вы здесь! Простите, я вас не заметила. — Быстро произнесла Саша, спеша поскорее отойти, сбежать куда угодно, лишь бы Волконский не увидел её волнения. Впрочем, на этот раз он и не увидел, во все глаза уставившись на Арсения, выбежавшего следом за сестрой.

— Саша, подожди! — Он окликнул её у дверей, когда девушка уже собиралась сбежать, покинув эту проклятую квартиру на Остоженке. Алёна вышла следом, чтобы задержать дочь, но Сашенька уже и так остановилась, по зову любимого младшего брата. Столько мольбы было в его тоненьком юношеском голоске, что сердце её сжалось невольно.

— Сеня…

— Саша, милая, я прошу тебя, останься! — Взмолился он, сложа ладошки вместе, как будто ему и не четырнадцать было, а четыре. Малыш, бедный, любящий малыш, и как она оставит его одного? — Саша, ты не должна… Ой. — Тут он заметил Мишеля, во все глаза смотревшего на него, и, от такого непривычного внимания к собственной персоне смущённо замолчал, опустил голову, застеснялся. Тогда Волконский медленно, очень медленно перевёл взгляд на подошедшую Алёну, и в глазах его застыл немой вопрос. Который она, как ни странно, поняла без слов. Побледнев, она сказала тихое: «О, господи!», и рухнула в бессилии на пуфик, что стоял возле двери. Похоже, ноги её не держали.

Сашенька, заметив эти странные взгляды, требовательно посмотрела на Мишеля, искренне надеясь, что он хоть что-нибудь объяснит ей, а он спросил:

— Это, что, твой брат?! — Так, для уточнения. На самом деле, он уже всё прекрасно понял и без лишних слов.

— Арсений Иванович Тихонов. — Представился мальчик, наконец-то, поборовший свою застенчивость. И, вспомнив всё то, что слышал о боевых заслугах Мишеля, по-военному козырнул ему, с улыбкой на лице. Признаться, мальчик был чудесный — светловолосый, голубоглазый, с родинкой на щеке, он весь прямо-таки лучился каким-то тёплым светом, дружелюбием и добротой. Совсем как его отец в его возрасте. Мишель даже эту фотографию хорошо помнил: раньше она всегда стояла на каминной полке в гостиной — здесь, на Остоженке. Алексей, когда съехал, забрал её с собой, это было единственное, что он взял на память. Они там стояли все втроём, дети генеральши Волконской: князь Михаил Николаевич, тридцатилетний мужчина с богатырским разворотом плеч, княгиня Юлия Николаевна, молодая женщина с задумчивой улыбкой, и — вот точно такой же добрый, улыбчивый мальчик четырнадцати лет, князь Алексей Николаевич. У них даже манера высоко держать подбородок была одинаковой, и точно такие же ямочки на щеках! Создавалось впечатление, что тот, четырнадцатилетний Алёшка сошёл с фотографии, сделанной в далёком 1895-м году — прямо сюда, в широкую светлую прихожую остоженской квартиры. Это было… невероятно.

Тем не менее, самые страшные догадки подтверждало выражение лица этой… женщины, которая поняла, что разоблачена. Не выдержав взгляда Мишеля, она закрыла лицо руками — плечи её поникли. Ничего не понимающие Арсений и Сашенька переглянулись, а потом мальчик, испытывающий невероятный трепет перед князем Волконским — героем войны и офицером! — решил ещё раз попробовать завладеть вниманием своего кумира.

— А вы, должно быть, князь Михаил Иванович? — Спросил он, сделав неуверенный шаг вперёд, и протянув руку. — Рад с вами познакомиться, ваше благородие! А правда, что вы спасли жизнь генералу вашему генералу во время сражения под Гродно, за что впоследствии получили орден из рук самого императора?

Арсений, похоже, о военных подвигах Мишеля знал гораздо больше, чем Сашенька. Это её позабавило, а Мишеля приятно удивило, но из оцепенения всё равно он вышел не сразу. Для начала, бросил ещё один взгляд на Алёну, полный презрения, уничтожающий взгляд! А затем нашёл в себе сил улыбнуться и пожал протянутую ладошку Арсения. Насколько Саша знала своего младшего братика, этим жестом Мишель осчастливил его на ближайшие лет десять вперёд. Как горели его глаза! Какой лучезарной сделалась его улыбка!

«Это семейное у нас», подумала она — то ли с грустью, то ли с нежностью. Но, скажем вам чистейшую правду, Арсений от Волконского был в не меньшем восторге, чем сама Сашенька.

— И откуда же у вас такие познания, Арсений Иванович? — Спросил его Мишель. Мальчик тотчас же просиял, и уже собрался, было, ответить, но его отвлёк стук в дверь. Александра, стоявшая ближе всех к выходу, без малейших раздумий открыла, ожидая кого угодно, от Гордеева до его тёщи-генеральши, но истина превзошла самые смелые её ожидания. В полнейшем изумлении она сделала невольный шаг назад, пропуская внутрь высокого, светловолосого мужчину в тёмном мундире с золотистыми эполётами и орденами. Однажды она уже видела его, давным-давно, когда была маленькой девочкой… Что ж, он практически не изменился: всё тот же пронзительный взгляд (это у него от матери), всё те же светлые волосы до плеч, всё та же надменная усмешка, и великолепная фигура, которую невероятно красил офицерский мундир с тремя звёздами на погонах. Полковник Алексей Николаевич Волконский, просим любить и жаловать!