Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева

ещё требовалось усилие, чтобы произнести это имя вслух при посторонних, – пилили и кололи дрова. Один раз он обедал у нас, и… да всё, пожалуй. Вот кроватку и стол кукольные, это он сделал. Чинил лестницу, она скрипела, – Даша слушала её так жадно, что Женя не смогла не продолжить: – Эркин, – на этот раз его имя далось ей легче, – много рассказывал о нём. Как они вместе работали летом, пасли бычков.

– Да, Андрей нам рассказывал, – кивнула Даша. – Он… он приходил к нам… иногда. Пил чай и рассказывал. Он… весёлый и ласковый… – она всхлипнула на последнем слове.

– Точно, что он погиб? – тихо спросила Женя.

– Да. Она, – Даша кивком показала на Алису, мирно посапывающую на коленях Жени. – Она всё видела. Пришла к нам, вся в крови, перепуганная… и рассказала.

Женя задумчиво кивнула.

– А… а кто сказал Эркину, что меня убили?

– Не знаем, – Маша открыла глаза, но осталась лежать. – Он не сказал.

– Да, – подхватила Даша. – Пришёл, аж чёрный весь. Поспал немного, поел и ушёл.

– Он не ранен?

– Нет, – ответили они в один голос.

– Кто был ранен, тех в госпиталь отправили, – пояснила Даша.

– Документ, ну, удостоверение русское, мы ему передали, – сказала Маша.

– И деньги туда вложили.

– Да, две сотенные из пакета.

Неуверенная интонация последней фразы вызвала у Жени улыбку.

– Всё правильно, девочки. И… и давайте на ты.

– Хорошо, – сразу сказала Маша, а Даша молча кивнула.

Они засыпали, просыпались, говорили о чём-то, снова засыпали, а дорога всё не кончалась.

Тетрадь тридцать восьмая

Графство Олби

Дарроуби

Центральная тюрьма

Допросы шли весь день. До обеда и после обеда. В каком-то странном, но явно неалфавитном порядке. Вызвали Джонатана. Фредди проводил его взглядом до двери и снова накрыл лицо шляпой. Но и минуты не прошло, как рядом с его кроватью остановились.

– Спишь?

Фредди узнал по голосу Ночного Ездока и сдвинул шляпу.

– Есть проблемы?

Ночной Ездок усмехнулся.

– Надеешься выскочить?

Фредди молча смотрел на него, и Ночной Ездок сел на край его кровати.

– Знать бы кто нас так подставил.

– Думаешь, на Рождество закончилось бы по-другому?

Ночной Ездок пожал плечами.

– Без русских… хотя… дважды по одному маршруту не ездят.

Фредди кивнул. Стоявший у окна Спортсмен обернулся.

– Ещё кого-то привезли.

Ночной Ездок спросил, не оборачиваясь.

– Сколько машин?

– По моторам слышно, что две. Грузовики.

– Ещё партию заловили, – буркнул кто-то.

Лязгнула дверь. Очередной допрошенный, ни на кого не глядя, прошёл к своей кровати. Вызвали следующего. Им оказался Спортсмен. Заметно побледнев, он вдруг быстро перекрестился и, независимо вскинув голову, пошёл к двери.

– У каждого своё, – хмыкнул ему вслед Ночной Ездок и твёрдо посмотрел в глаза Фредди. – Обидно залететь на пустом.

– Обидно, – согласился Фредди. – На пустом отбиваться тяжело.

– Не знаешь, что прикрывать, – кивнул Ночной Ездок. – Выйдем, будем с подставой разбираться.

– Если выйдем, – улыбнулся Фредди.

На каждый стук двери все замолкали и поворачивали головы. Вошёл Джонатан. Как и остальные молча прошёл к своей кровати и лёг. Вызвали Филолога. Ночной Ездок, по-прежнему сидя на кровати Фредди, молча смотрел на Джонатана. Тот оглядел его и Фредди потемневшими глазами и улыбнулся.

– Самое сложное – это доказать реальное алиби.

– Но возможно? – спросил Ночной Ездок.

Джонатан пожал плечами.

– Они сами ещё толком не знают, кого нахватали, но разбираются аккуратно и систематично.

Ночной Ездок забористо выругался.

– Много в форме. Похоже, на горячем брали, – задумчиво сказал Джонатан. – А так… Главный вопрос. Кто подтвердит твою личность и отношение к цветным. И ждать подтверждения.

Джонатан говорил негромко, но очень чётко, и остальные в камере, примолкнув, делали вид, что не слушают. Ночной Ездок кивнул.

– Ну, я ещё доберусь до этих умников.

Фредди усмехнулся.

– Не жадничай.

Стукнула дверь. По-строевому печатая шаг, прошёл в свой угол военный.

– Трейси. На допрос.

Фредди встал и кинул шляпу на подушку. До самой двери он затылком чувствовал взгляд Джонатана.

– Руки за спину. Вперёд.

В коридорах людно, и навстречу и в обгон ведут. Конвоиры все русские. Джонни прав: от чёрной формы самообороны в глазах рябит. Молодняка много. Назалетали по-глупому. Сосунки.

– Стой. Лицом к стене. Пошёл.

Всюду порядки одинаковые. На щеках неприятно зудит щетина. Ну да, выехали вчера утром. У Джонни мало заметно, а у него сразу вид как у беглого каторжника. С незнакомым следователем может помешать. Переходы большие. Но добротная постройка. Дарроуби… Когда русские успели тюрьму переделать? Всегда обычная была. Хотя… стоп, говорили. Лагерная пересылка. Ни хрена себе! Но… Додумать не успел.

– Стой, – быстрая непонятная речь, и открывается тяжёлая дверь. – Заходи.

Фредди выдохнул сквозь стиснутые зубы и шагнул через порог.

Колумбия

ВЧ № 4712

Чак неподвижно лежал на койке. Руки брошены вдоль тела как ненужные тряпки. Пока не болят. Пока. Ноет шея. Крепко его скрутил этот чёртов беляк. А как всё шло хорошо. Весь вчерашний день, он шёл от квартиры к квартире, от дома к дому, сквитывая всё накопившееся за годы, беспощадно отдавая и взимая долги. А к вечеру почувствовал, что идут за ним. И заторопился, боясь не успеть. Кого-то вообще не нашёл – дом заколочен, где-то успели спрятаться, а искать ему некогда. На улицах русские патрули, те же белые. С ними связываться рискованно. И вдруг ни с того, ни с сего заныл локоть. Не ушибал вроде. Совсем нелепо. Он же в работе, а болит. В каком это доме? А, там где белый слизняк на коленях ползал, просил взять жену, дочь, лишь бы ему его жизнь поганую оставил. Его шлёпнул легко. Хоть и хотелось, чтоб сволочь белёсая прочувствовала всё, как те, которых по его же приказу, но не стал, некогда. И тут влетела раскосмаченная беляшка, шлюшка недоделанная и заверещала:

– Папа… папочка…

Он поднял уже пистолет, прицелился, и вдруг как иглой кольнуло в локоть, в болевую точку, чуть пистолет не выронил. Перехватил левой, выстрелил, не глядя, и ушёл. Не то, что контрольного не сделал, даже не посмотрел, куда попал. Плохо попал. Крик за спиной не умолкал долго. Потом… потом он встретил пятерых, прямо на улице, в форме. Они тоже боялись патрулей, пробирались куда-то и шарахнулись от него врассыпную. Стрелять он не стал: патронов совсем мало осталось, догнал двоих – дурни, вместе побежали – и прикончил ножом. Потом… всё путается, руку то отпускало, то кололо. Правда, он с левой и стреляет, и ножом, но… но не то. Ночью, нет, под утро, дважды налетал на засады и еле уходил.

Чак осторожно шевельнул плечами. Да, тогда он и