Литература как жизнь. Том II - Дмитрий Михайлович Урнов

генеральным прокурором и префектом полиции. «Общество прав человека и гражданина» было закрыто. Подавлялись протесты, включая шествия женщин и детей. В отношении к высшему образованию правительство преследовало те же самые цели, что и в отношении средних и начальных училищ, – повсюду сокращало и обрезало объем преподавания. Издатели, назначаемые министром, получили предписание не делать никаких замечаний в осуждение преступных событий прошлого – убийств Варфоломеевской ночи и отмены Нантского эдикта о веротерпимости.

По новой конституции исполнительная власть присвоила право распоряжаться тарифом и всеми таможенными делами без совещания с Законодательным корпусом. В начале своего императорства Луи-Наполеон имел намерение установить тариф по принципу свободной торговли, но с первых шагов на этом пути он был встречен агрессивной оппозицией людей, занимавшихся теми отраслями промышленности, которым покровительствовал запретительный тариф: во главе их стояли железнозаводчики. Защищая свою выгоду, они не побоялись заговорить с императором языком угроз, Наполеон-малый испугался, бросил свою мысль и сделался покорным слугою протекционистов. Потерпев неудачу на этом пути, он схватился за другое средство для обновления французской промышленности биржевыми шарлатанами. Он стал покровительствовать всевозможными льготами и даже денежными средствами учреждению акционерных обществ для осуществления гигантских предприятий, обольщавших огромными дивидендами. Держа эти компании под своей властью, он хотел располагать всеми денежными средствами страны, и вот учредились торговые комиссии или, лучше сказать, одна колоссальная компания, потому что все остальные должны были постепенно поглотиться одной, знаменитым Credit Mobilier. Но и тут Луи-Наполеон обманулся: основатели колоссальной спекуляции думали, конечно, не о его выгодах, а только о своей пользе; однако он не умел отличить дельных финансовых проектов от шарлатанства, и его покровительство послужило только для доставления громадных богатств проходимцам, надувавшим публику. Финансовое учреждение, которое в добросовестных руках могло бы служить могущественным двигателем промышленных успехов, обратилось в спекуляцию, разорительную для всех, кроме своих ловких учредителей и их клиентов; и правительство было принуждено прибегать к произвольным мерам для избавления от банкротства того общества, за успехи которого ручалось своим кредитом. Луи-Наполеон силою своего влияния принуждал акционерные общества, дела которых находились в хорошем положении, сливаться с Credit Mobilier, который таким образом поглотил компанию омнибусов, газовые компании, компанию извозчичьих экипажей и множество других обществ. В то же самое время под предлогом обуздать сумасбродство спекуляции, возбужденной самим Луи-Наполеоном, но в самом деле для того, чтобы обратить все мелкие капиталы исключительно на покупку фондов государственного долга, было запрещено компаниям, имеющим более 200 000 франков капитала, выпускать акции менее 200 франков. На государственные займы принималась подписка самыми мелкими суммами, до 10 франков. Эти меры были придуманы для того, чтобы бедный класс обратил свои небольшие деньги в государственные облигации, был заинтересован высотою их курса и, следовательно, боялся всякого политического кризиса, роняющего курс фондов, и видел свою выгоду в прочности Наполеоновой системы.

По распоряжению власти были обращены в развалины 250 парижских улиц и переулков, главным образом в тех частях города, которые населены простолюдинами. Немедленным следствием такого громадного и поспешного разрушения прежних жилищ было то, что почти весь рабочий класс лишился своих прежних жилищ. Стеснение, происшедшее из этого для рабочих, усиленное повышение квартирных цен и дороговизна хлеба сделалось так ужасно, что Луи-Наполеон, испуганный последствиями своей торопливости, начал строить огромные дома, в которых работники могли бы получать жилье за умеренную плату. Но эти cites ouvrieres (рабочие районы), которыми так хвалился Луи-Наполеон, были подчинены строгому и мелочному надзору полиции, потому что Вторая Империя боялась заговоров между работниками. Дешевизна квартир не вознаграждала работников за стеснение, которому подвергались они в cites ouvrieres, простолюдины не хотели быть угнетаемы казарменным распорядком. Cites ouvrieres совершенно не удались, и тогда Луи-Наполеон, смущенный вызванной им бедностью, которая могла вести к социальным взрывам, вздумал выдавать награды и пособия тем домохозяевам, которые согласятся перестроить мансарды своих домов для помещения рабочих; иначе сказать, он увидел себя в необходимости денежными пожертвованиями покупать содействие частных людей для смягчения последствий от своих опрометчивых поступков. Но все это оказалось недостаточным. Рабочие, принужденные дороговизною квартир выселяться из Парижа в окружающие его деревни, должны были, помимо своей работы, нести дополнительную нагрузку, совершая длинные походы от своих квартир до фабрик и мастерских. Рабочий вставал на два-три часа раньше прежнего, чтобы вовремя прийти на работу, и за работу принимался уже изнуренным длинной дорогой, а по окончании тяжелого рабочего дня тащился за город в свое далекое жилище. Даже промышленники жаловались, что работники, отличавшиеся прежде ловкостью и старанием в работе, не в состоянии заниматься внимательно и усердно своим делом.

Почему Вторая Империя держалась так долго, хотя и не отвечала требованиям своих граждан? Опорой, которой держалось это государственное устройство была армия. Но условие существования армии – война, и армия, которая разрослась до гигантских размеров, не могла бесконечно сохранять свое господство над обществом. Приходилось искать повода для начатия какой-нибудь новой войны. Если бы даже император искренне желал мира, как он уверял, необходимость заставляла его искать войн. Рядом внешних войн «посредственный и смешной человек» продлевал свое правление, как он же узурпировал свою власть манипулцией с помощью классовой борьбы. Вторая Империя кончилась тем же, чем началась: жалкой пародией. Народ стал опытнее и не хотел низвергать существующий порядок прежде, чем можно было достаточно ясно увидеть, какие учреждения появятся в случае падения существующих, нужно было удостоверится, что новые учреждения заслуживают хлопот перестройки.

«Высшие сословия льстили себя надеждой, что смогут долго дурачить низшие сословия и тем не надоест оставаться в дураках».[298]

Моего соседа, слесаря, прошедшего войну, по фамилии Зайцев, все называли «Зайцем», и даже мороженщица, с которой он жил, пользовалась прозвищем, с чем он мирился как обозначением своего места в мироздании. Когда поют «День Победы», при словах «приближали, как могли», в моей памяти воскресает он, знавший, на что способен, и не более. В кино таких играл Крючков Николай, имя соседа мне осталось неизвестно.

Вторая Империя низвергла сама себя в результате последствий ее собственных действий, которые вели к финансовому кризису и междоусобию в лагере её собственных преторианцев. Похоже?

Что о происходящем сказал бы Лифшиц? Излагая взгляды Маркса на диалектику общественного развития, Михаил Александрович использовал термин физиологии регрессивная метаморфоза: живые существа утрачивают некие органы и обретают новые. У насекомых это выражается исчезновением органов чувств и прогрессивным развитием органов репродуцивных.

1991–2018 гг.

Приложения

В закрытой зоне

Над страницами Терца-Синявского

Не буду повторять уже сказанного о внутренней рецензии на сборник А. Д. Синявского для издательства