Галерея женщин - Теодор Драйзер

надеть на себя одну поверх другой – никто и не заметит. Иногда мать и дочь молча указывали друг другу на какую-нибудь «забытую» вещицу.

– Успокойтесь, миссис Малланфи, – заюлил Килти, – не надо так расстраиваться. Вы все неправильно толкуете.

– Ах, неправильно? А где мои припасы на зиму? Все смели, подчистую! А чем мне во вторник платить за жилье? Без гроша меня оставили! Это ль не грабеж средь бела дня? Разбойники с большой дороги, вот вы кто! Да я не про жену твою, а про тебя, охальник!

– Ну понятно, – мрачно изрек Килти, заключив, что увещевания бесполезны. – Не хотите помогать нам, не надо. Как-нибудь не пропадем. Мир не без добрых людей. Идем, Майк, отведу тебя в больницу. – И пьянчужки, шатаясь, вышли за дверь и побрели назад к лестнице.

– Скатертью дорога! – крикнула вдогонку им миссис Малланфи. – А кто вернет мне пять фунтов масла, а рыбу, а мясо, а муку?.. А где мой соус? За один присест целую бутылку умяли! Чтоб вам подавиться! Воры! Грабители!

– Простите нас, миссис Малланфи, – робко взмолилась Нора Килти, у которой от проклятий хозяйки душа ушла в пятки. – Мы уже уходим. Простите, что доставили вам столько хлопот.

– Простите, простите… уходим, – подхватила миссис Килти. – Простите, что злоупотребили вашим гостеприимством. Это все он. Будь моя воля, я бы не задержалась у вас так надолго, это все он, он принудил меня…

– А то я не знаю… Ворюга! Да я не про вас, про него. Разбойник! Из-за него и дружков его, собутыльников, вы и дошли до такой жизни, миссис Килти. Но сегодня вы с дочкой ночуйте здесь, чего уж там, да и завтра, пожалуй. Мне главное, чтоб его тут не было. – Миссис Малланфи понемногу сбавляла тон.

Но мать и дочь Килти отказались – весьма благоразумно, принимая во внимание некоторые обстоятельства. Утирая слезы, они побрели к лестнице, где еще раньше скрылись Килти с дружком, и больше их никто не видел и не слышал.

Примерно тогда же управляющий доходным домом, где я арендовал этаж, спросил, нет ли у меня на примете подходящей женщины, которая согласилась бы работать дворником в обмен на бесплатное жилье – две комнаты в полуподвале. Я не задумываясь назвал Бриджет Малланфи. Несмотря на ее вечные склоки с соседками по поводу чистоплотности (вернее, нечистоплотности), я мог ручаться, что она, по крайней мере, не грязнуля. И если бы ее не задирали, как не раз уверяла меня миссис Малланфи, она жила бы тихо-мирно и никого не трогала. Я посоветовал управляющему построже предупредить ее, что к ним не должны ходить посторонние и что громкие разговоры и тем более крики и скандалы абсолютно недопустимы. Впрочем, обстановка в этом респектабельном квартале была совсем не та, чтобы провоцировать распри между соседями, и я очень надеялся на благоприятный результат. Но, разумеется, миссис Малланфи должна знать наперед: если ее поведение вызовет какие-либо нарекания, ей придется незамедлительно освободить дворницкую.

Итак, с моей легкой руки и, надо думать, при полном понимании выставленных условий, все семейство, включая миссис Малланфи и папашу Малланфи (в его неизменном, спущенном с плеч пиджаке), Корнелию, маленькую Делию, а со временем еще и племянниц Молли и Кэти Макгрэг, переехало на новое место вместе со своим убогим скарбом, описывать который у меня нет ни малейшего желания. Когда до членов семьи Малланфи дошло, что я занимаю целый бельэтаж, а надо мной тоже живут сплошь приличные господа, они мигом присмирели и первое время боялись рот открыть. Миссис Малланфи усердно взялась за уборку и стирку, остальные тоже как-то работали – и никаких ссор, тишь да гладь.

Увы, как они ни старались, грянула беда. Я мог бы предвидеть такой финал, если бы дал себе труд задуматься о характере уз, связавших их всех воедино. Конечно, ни миссис Малланфи, ни ее дочь не годились для этого места и этих обязанностей. Их, с позволения сказать, социальные стандарты оставляли желать лучшего. И беда, о которой я собираюсь поведать, нежданно-негаданно пролила беспощадно яркий свет на тайну маленькой Делии.

Однажды знойным летним днем, спустя четыре или пять месяцев после переезда на новое место, напротив двери миссис Малланфи остановилась малорослая, изможденная, чем-то очень расстроенная и в своем отчаянии на все готовая ирландка. На ее яростные звонки и стук в окна – которые, как нарочно, были наглухо закрыты, словно у Малланфи ждали ее появления, – никто не ответил. Тогда она решительно встала перед одним из двух окон их жилища (иначе говоря, прямо под одним из моих окон) и принялась взывать к обитателям дворницкой. Что же она кричала? Я не сразу понял, откуда доносится непрерывный, ноющий звук, и, только раскрыв окно, разобрался, что к чему.

– Эй, выходи! Слышишь, ты?… Выходи давай, кому говорят! Выходи сейчас же! Ах ты… А ну, выходи! Узнаешь у меня, как бегать за чужим мужем! Ты… Твою… Чтоб тебя… Выходи, гадина! Давай выходи, а не то…

И так далее, все в том же духе, непрерывно и монотонно, как жужжащая муха. Время от времени пигалица-ирландка принималась трясти закрытые ставни или дергать запертую железную калитку перед дверью в полуподвал. Но поднятый ею шум никакого действия не возымел, внутри все будто вымерло. Однако я точно знал, что дома у Малланфи кто-то есть: незадолго до этого я подходил к заднему окну и слышал голоса снизу. И вдруг – полнейшая тишина. Между тем ирландка не уходила – теперь она пыталась заглянуть в щель между ставнями.

Через некоторое время начали собираться зеваки – сперва детвора, потом и взрослые, – так что шум только усилился нестройным хором вопросов и недоумений. Наконец дверь дворницкой, расположенная под лестницей в бельэтаж, отворилась, выпустив наружу Корнелию Малланфи.

Странная девица – или молодая женщина – эта Корнелия! Вся какая-то нелепая и немного жалкая – костлявая, угловатая, с высокими скулами и рыжими волосами. И в голове, похоже, полная каша: казалось, она плохо понимает, что она такое и зачем она.