Достоевский. Энциклопедия - Николай Николаевич Наседкин

понимаете ли вы, милостивый государь, что значит, когда уже некуда больше идти? Нет! Этого вы ещё не понимаете… И целый год я обязанность свою исполнял благочестиво и свято и не касался сего (он ткнул пальцем на полуштоф), ибо чувство имею. Но и сим не мог угодить; а тут места лишился, и тоже не по вине, а по изменению в штатах, и тогда прикоснулся!.. Полтора года уже будет назад, как очутились мы наконец, после странствий и многочисленных бедствий, в сей великолепной и украшенной многочисленными памятниками столице. И здесь я место достал… Достал и опять потерял. Понимаете-с? Тут уже по собственной вине потерял, ибо черта моя наступила… Проживаем же теперь в угле, у хозяйки Амалии Фёдоровны Липпевехзель, а чем живём и чем платим, не ведаю. Живут же там многие и кроме нас… Содом-с, безобразнейший… гм… да… А тем временем возросла и дочка моя, от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи своей, возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна и преисполнена великодушных чувств, но дама горячая и раздраженная, и оборвёт…»

Раскольников, проводив опьяневшего Мармеладова домой, и увидел супругу его воочию: «Это была ужасно похудевшая женщина, тонкая, довольно высокая и стройная, ещё с прекрасными тёмно-русыми волосами и действительно с раскрасневшимися до пятен щеками. Она ходила взад и вперёд по своей небольшой комнате, сжав руки на груди, с запёкшимися губами и неровно, прерывисто дышала. Глаза её блестели как в лихорадке, но взгляд был резок и неподвижен, и болезненное впечатление производило это чахоточное и взволнованное лицо, при последнем освещении догоравшего огарка, трепетавшем на лице её. Раскольникову она показалась лет тридцати, и действительно была не пара Мармеладову… Входящих она не слушала и не видела. В комнате было душно, но окна она не отворила; с лестницы несло вонью, но дверь на лестницу была не затворена; из внутренних помещений, сквозь непритворенную дверь, неслись волны табачного дыма, она кашляла, но дверь не притворяла. Самая маленькая девочка, лет шести, спала на полу, как-то сидя, скорчившись и уткнув голову в диван. Мальчик, годом старше её, весь дрожал в углу и плакал. Его, вероятно, только что прибили. Старшая девочка, лет девяти, высокенькая и тоненькая как спичка, в одной худенькой и разодранной всюду рубашке и в накинутом на голые плечи ветхом драдедамовом бурнусике, сшитом ей, вероятно, два года назад, потому что он не доходил теперь и до колен, стояла в углу подле маленького брата, обхватив его шею своею длинною, высохшею как спичка рукой…»

Несколько штрихов к своему портрету и биографии добавляет сама Катерина Ивановна в сцене поминок по мужу в разговоре с Раскольниковым: «Развеселившись, Катерина Ивановна тотчас же увлеклась в разные подробности и вдруг заговорила о том, как при помощи выхлопотанной пенсии она непременно заведёт в своем родном городе Т… пансион для благородных девиц. Об этом ещё не было сообщено Раскольникову самою Катериной Ивановной, и она тотчас же увлеклась в самые соблазнительные подробности. Неизвестно каким образом вдруг очутился в её руках тот самый “похвальный лист”, о котором уведомлял Раскольникова ещё покойник Мармеладов, объясняя ему в распивочной, что Катерина Ивановна, супруга его, при выпуске из института, танцевала с шалью “при губернаторе и при прочих лицах” <…> в нём действительно было обозначено, <…> что она дочь надворного советника и кавалера, а следовательно, и в самом деле почти полковничья дочь. Воспламенившись, Катерина Ивановна немедленно распространилась о всех подробностях будущего прекрасного и спокойного житья-бытья в Т…; об учителях гимназии, которых она пригласит для уроков в свой пансион; об одном почтенном старичке, французе Манго, который учил по-французски ещё самое Катерину Ивановну в институте и который ещё и теперь доживает свой век в Т… и, наверно, пойдёт к ней за самую сходную плату. Дошло, наконец, дело и до Сони, “которая отправится в Т… вместе с Катериной Ивановной и будет ей там во всем помогать”…»

Увы, мечтам и планам бедной вдовы сбыться было не суждено: буквально через несколько минут спор с хозяйкой Амалией Липпевехзель перерастёт в яростный скандал, затем произойдёт чудовищная сцена с обвинением Сони в воровстве, и Катерина Ивановна не выдержит, схватит детей в охапку и уйдёт на улицу, окончательно помешается и умрёт в комнате Сони, куда успеют её перенести. Картина её смерти страшна и глубоко символична: «— Довольно!.. Пора!.. Прощай, горемыка!.. Уездили клячу!.. Надорвала-а-ась! — крикнула она отчаянно и ненавистно и грохнулась головой о подушку.

Она вновь забылась, но это последнее забытье продолжалось недолго. Бледно-жёлтое, иссохшее лицо её закинулось навзничь назад, рот раскрылся, ноги судорожно протянулись. Она глубоко-глубоко вздохнула и умерла…»

Прототипами Катерины Ивановны послужили, в какой-то мере, М. П. Браун и М. Д. Достоевская (Исаева).

Мармеладова Полина (Поля)

«Преступление и наказание»

Дочь Катерины Ивановны Мармеладовой, падчерица Семёна Захаровича Мармеладова, старшая сестра Лидочки (Лени) и Коли, сводная сестра Софьи Семёновны Мармеладовой. Раскольников видит её впервые в убогой квартире Мармеладовых: «Старшая девочка, лет девяти, высокенькая и тоненькая как спичка, в одной худенькой и разодранной всюду рубашке и в накинутом на голые плечи ветхом драдедамовом бурнусике, сшитом ей, вероятно, два года назад, потому что он не доходил теперь и до колен, стояла в углу подле маленького брата, обхватив его шею своею длинною, высохшею как спичка рукой. Она, кажется, унимала его, что-то шептала ему, всячески сдерживала, чтоб он как-нибудь опять не захныкал, и в то же время со страхом следила за матерью своими большими-большими тёмными глазами, которые казались ещё больше на её исхудавшем и испуганном личике…» Бесконечная добрая, умная, не по годам серьёзная, Поля была единственной опорой больной матери, главной её помощницей и нянькой для младших брата и сестры.

Мармеладова Софья Семёновна (Соня)

«Преступление и наказание»

Дочь Семёна Захаровича Мармеладова, падчерица Катерины Ивановны Мармеладовой, сводная сестра Полины, Лидочки (Лени) и Коли. Впервые о ней слышит Раскольников из уст Мармеладова в «распивочной» в сцене их знакомства: «А тем временем возросла и дочка моя, от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи своей, возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна и преисполнена великодушных чувств, но дама горячая и раздражённая, и оборвёт… Да-с! Ну да нечего вспоминать о том! Воспитания, как и представить можете, Соня не получила. Пробовал я с ней, года четыре тому, географию и всемирную историю проходить; но как я сам в познании сем был некрепок, да и приличных