Достоевский. Энциклопедия - Николай Николаевич Наседкин

Мальчик («Ёлка и свадьба»)

Сын гувернантки, «соперник» Юлиана Мастаковича, мешавший ему завлекать Девочку с приданным. «Девочка, уже имевшая триста тысяч рублей приданого, получила богатейшую куклу. Потом следовали подарки понижаясь, смотря по понижению рангов родителей всех этих счастливых детей. Наконец, последний ребёнок, мальчик лет десяти, худенький, маленький, весноватенький, рыженький, получил только одну книжку повестей, толковавших о величии природы, о слезах умиления и прочее, без картинок и даже без виньетки.

Он был сын гувернантки хозяйских детей, одной бедной вдовы, мальчик крайне забитый и запуганный. Одет он был в курточку из убогой нанки. Получив свою книжку, он долгое время ходил около других игрушек; ему ужасно хотелось поиграть с другими детьми, но он не смел; видно было, что он уже чувствовал и понимал своё положение. Я очень люблю наблюдать за детьми. Чрезвычайно любопытно в них первое, самостоятельное проявление в жизни. Я заметил, что рыженький мальчик до того соблазнился богатыми игрушками других детей, особенно театром, в котором ему непременно хотелось взять на себя какую-то роль, что решился поподличать. Он улыбался и заигрывал с другими детьми, он отдал своё яблоко одному одутловатому мальчишке, у которого навязан был полный платок гостинцев, и даже решился повозить одного на себе, чтоб только не отогнали его от театра. Но чрез минуту какой-то озорник препорядочно поколотил его. Ребёнок не посмел заплакать…» И вот когда свершилось чудо — самая красивая и богатая девочка приняла его в свою игру, и они, отделившись от других злых детей, взялись вдвоём наряжать куклу, — пришёл вдруг в комнату противный Юлиан Мастакович и начал приставать к девочке с льстивыми и глупыми разговорами. Мальчик, помешав этому, вызвал гнев Юлиана Мастаковича: поначалу тот начал пугать его и преследовать (даже под стол загнал), а затем, когда выяснилось, что именно за этого мальчика и просил хозяин дома, Филипп Алексеевич, категорически отказался помочь пристроить его в учебное заведение…

С образом этого мальчика связана очень важная в творчестве Достоевского тема бедного ребёнка, уже понимающего своё положение, страдающего от унижений, которая получит своё развитие в образах и судьбах Неточки Незвановой, Нелли, Илюши Снегирёва…

Мальчик («Мальчик у Христа на ёлке»)

Нищий малыш-сиротка. Повествователь (Достоевский) признаётся в первых же строках, что сам не знает — сочинил он этого маленького героя, или тот был-существовал на самом деле: «Мерещится мне, был в подвале мальчик, но ещё очень маленький, лет шести или даже менее. Этот мальчик проснулся утром в сыром и холодном подвале. Одет он был в какой-то халатик и дрожал…» И дальше сообщаются все горестные подробности: мать мальчика только что умерла, он вышел на улицу в поисках еды, вокруг праздничная весёлая суета (дело было на Рождество), но его на это праздник не пускают, однако ж, каким-то чудом, малыш попадает на самую расчудесную рождественскую «Христову ёлку» — оказывается, «у Христа всегда в этот день ёлка для маленьких деточек, у которых там нет своей ёлки…»

Увы, чудесная Ёлка привиделась мальчику в предсмертном сне — «наутро, дворники нашли маленький трупик забежавшего и замёрзшего за дровами мальчика».

Мальчик-самоубийца

«Подросток»

Восьмилетний ребёнок, герой вставного рассказа Макара Ивановича Долгорукого о купце Скотобойникове. Остался он единственным сыном у матери-вдовы (отец был купцом, разорился и умер, умерли и четыре сестры): «…и уж не надышится она над ним, трепещет. Слабенький был и нежный и личиком миловидный, как девочка». И вот однажды, в злую минуту, толкнул нечаянно мальчик самого всесильного Скотобойникова, за что тут же был высечен розгами. Да чуть не до смерти. Купец-самодур, как бы раскаявшись, взял сироту в дом, обещал даже усыновить, да своими благодеяниями так запугал мальчика, что тот, когда разбил нечаянно дорогую фарфоровую лампу, убежал от «благодетеля», бросился в реку и утопился. После чего стал являться Скотобойникову по ночам, тот, в конце концов, действительно раскаялся и совершенно переменил свою судьбу — бросил все богатства и ушёл «странствовать»…

Примечательно в этой истории-притче праведника Макара — отношение рассказчика, да и самих действующих лиц, к вопросу об ответственности за грех самоубийства. В итоге получилось, что значительную часть вины (если не всю!) должен нести тот, кто до самоубийства невинную душу довёл, пусть вольно или невольно, а ей, этой младенческой душе мальчика-самоубийцы, даже оставляется шанс попасть на небеса, в райские кущи…

Марей

«Мужик Марей»

Крепостной крестьянин Достоевских. Будущему писателю было девять лет, когда он, гуляя по лесу, испугался волка и бросился на поляну, где пахал мужик. «Это был наш мужик Марей. Не знаю, есть ли такое имя, но его все звали Мареем, — мужик лет пятидесяти, плотный, довольно рослый, с сильною проседью в тёмно-русой окладистой бороде. Я знал его, но до того никогда почти не случалось мне заговорить с ним. Он даже остановил кобылёнку, заслышав крик мой, и когда я, разбежавшись, уцепился одной рукой за его соху, а другою за его рукав, то он разглядел мой испуг…» Мужик Марей успокоил мальчонку, погладил рукой по щеке, «толстым, с чёрным ногтем, запачканным в земле пальцем» дотронулся тихонько до его прыгающих в губ, перекрестил и улыбнулся «какою-то материнскою и длинною улыбкой».

И вот прошло 20 лет, мальчик вырос, попал на каторгу, услышал от заключённого поляка слова ненависти о русском мужике и встал перед глазами как живой мужик Марей, припомнилась во всех подробностях эта встреча: «Значит, залегла же она в душе моей неприметно, сама собой и без воли моей, и вдруг припомнилась тогда, когда было надо; припомнилась эта нежная, материнская улыбка бедного крепостного мужика, его кресты, его покачиванье головой: “Ишь ведь, испужался, малец!” И особенно этот толстый его, запачканный в земле палец, которым он тихо и с робкою нежностью прикоснулся к вздрагивавшим губам моим. Конечно, всякий бы ободрил ребёнка, но тут в этой уединенной встрече случилось как бы что-то совсем другое, и если б я был собственным его сыном, он не мог бы посмотреть на меня сияющим более светлою любовью взглядом, а кто его заставлял? Был он собственный крепостной наш мужик, а я всё же его барчонок; никто бы не узнал, как он ласкал меня, и не наградил за то. Любил он, что ли, так уж очень маленьких детей? Такие бывают. Встреча была уединенная, в пустом поле, и только Бог, может, видел сверху, каким глубоким и просвещённым человеческим