Комментарий к роману "Евгений Онегин" - Владимир Набоков

XVIII

«Так ты женат! не знал я ране!Давно ли?» – «Около двух лет». —«На ком?» – «На Лариной». – «Татьяне!»4 «Ты ей знаком?» – «Я им сосед». —«О, так пойдем же». Князь подходитК своей жене и ей подводитРодню и друга своего.8 Княгиня смотрит на него…И что ей душу ни смутило,Как сильно ни была онаУдивлена, поражена,12 Но ей ничто не изменило:В ней сохранился тот же тон,Был так же тих ее поклон.

13 …тон… — Пушкин любил это французское слово, которое англичане в ту эпоху иногда не выделяли курсивом. Оно употреблялось в смысле светского стиля поведения как в русских, так и в английских гостиных. Сегодняшний русский склонен путать этот «тон» с его омонимом, означающим тональность, индивидуальную манеру речи, стиль поведения и т. д. В начале XIX в. слово «тон» означало «bon ton»[838]. Это, кстати, приводит мне на ум, возможно, одну из самых неблагозвучных строк, когда-либо вышедших из-под пера французского рифмоплета Казимира Делавиня: «Ce bon ton dont Moncade emporta le modèle»[839] (курсив мой. — В. H.), «Речь на открытие Второго французского театра» («Discours d'ouverture du Second Théâtre Français», 1819, стих 154).

Ср.: «Юлия» Руссо (Сен-Пре лорду Бомстону, ч. IV, письмо VI): бывший возлюбленный Юлии, вернувшись после четырехлетнего отсутствия, видит ее женой другого: «Elle conserva le même maintien et… continua de me parler sur le même ton»[840].

XIX

Ей-ей! не то, чтоб содрогнуласьИль стала вдруг бледна, красна…У ней и бровь не шевельнулась;4 Не сжала даже губ она.Хоть он глядел нельзя прилежней,Но и следов Татьяны прежнейНе мог Онегин обрести.8 С ней речь хотел он завестиИ – и не мог. Она спросила,Давно ль он здесь, откуда онИ не из их ли уж сторон?12 Потом к супругу обратилаУсталый взгляд; скользнула вон…И недвижим остался он.

11 И не из их ли уж сторон? — Вереница из шести односложных слов странным образом обнаруживает (в силу редкости подобного ритма в русском стихе) определенную скованность, легкую тень запинки, которые различает в речи Татьяны пушкинский читатель, но не его герой.

Строки 10, 11, 13 и 14 имеют одинаковые рифмы («он», «сторон», «вон», «он») — редкий случай монотонности в романе.

XX

Ужель та самая Татьяна,Которой он наедине,В начале нашего романа,4 В глухой, далекой стороне,В благом пылу нравоученьяЧитал когда-то наставленья,Та, от которой он хранит8 Письмо, где сердце говорит,Где всё наруже, всё на воле,Та девочка… иль это сон?..Та девочка, которой он12 Пренебрегал в смиренной доле,Ужели с ним сейчас былаТак равнодушна, так смела?

7—8 …хранит / Письмо… — Пушкин также хранил это письмо («свято», согласно гл. 3, XXXI, 2). Нам остается предположить, что, когда Онегин общался со своим приятелем в Одессе зимой 1823 г., он не только показывал Пушкину письмо Татьяны, но и позволил его переписать. Именно эта рукописная копия лежала перед Пушкиным, когда он переводил письмо с французского на русский в 1824 г.

XXI

Он оставляет раут тесный,Домой задумчив едет он;Мечтой то грустной, то прелестной4 Его встревожен поздний сон.Проснулся он; ему приносятПисьмо: князь N покорно проситЕго на вечер. «Боже! к ней!..8 О, буду, буду!» и скорейМарает он ответ учтивый.Что с ним? в каком он странном сне!Что шевельнулось в глубине12 Души холодной и ленивой?Досада? суетность? иль вновьЗабота юности – любовь?

XXII

Онегин вновь часы считает,Вновь не дождется дню конца.Но десять бьет; он выезжает,4 Он полетел, он у крыльца,Он с трепетом к княгине входит;Татьяну он одну находит,И вместе несколько минут8 Они сидят. Слова нейдутИз уст Онегина. Угрюмый,Неловкий, он едва-едваЕй отвечает. Голова12 Его полна упрямой думой.Упрямо смотрит он: онаСидит покойна и вольна.

7—14

…несколько минут8 Они сидят. Слова нейдутИз уст Онегина. Угрюмой{196},Неловкий, он едва-едваЕй отвечает. Голова12 Его полна упрямой думой.Упрямо смотрит он. ОнаСидит покойна и вольна.

Я ставил себе цель передать умышленные запинки анжамбеманов в русском тексте (перекликающиеся далее с отрывистой интонацией речи Татьяны в строфах XLIII и XLVII); отсюда в моем переводе возникает несколько рваный ритм, который призван следовать как смыслу, так и скандовке оригинала. Все анжамбеманы текста мною воспроизведены, но по-русски они звучат мелодичнее, заполняя с идеальной ритмической насыщенностью части en-escalier[841] этого четырехстопника. Конец стиха 10 — идиоматический повтор «едва-едва» передан довольно неуклюже — «hardly, barely». В следующем переносе (11–12) порядок расположения существительного и местоименования («Голова / Его») и их восхитительная разделенность не могли быть сохранены в английском синтаксисе, и я не стал поддаваться искушению использовать искусственный оборот «That head / of his…».

ХХIII

Приходит муж. Он прерываетСей неприятный tête-а-tête;С Онегиным он вспоминает4 Проказы, шутки прежних лет.Они смеются. Входят гости.Вот крупной солью светской злостиСтал оживляться разговор;8 Перед хозяйкой легкий вздорСверкал без глупого жеманства,И прерывал его меж темРазумный толк без пошлых тем,12 Без вечных истин, без педантства,И не пугал ничьих ушейСвободной живостью своей.

3—4 Первоначально (варианты беловой рукописи и отвергнутые чтения) муж Татьяны и Онегин вспоминали «затеи, мненья… друзей, красавиц прежних лет», а это служит доказательством того, что князь N не мог быть старше Онегина более чем на полдюжины лет, и следовательно, ему было тридцать с небольшим.

В опубликованном тексте знаменитой политико-патриотической речи, по сути рассчитанной на дешевый эффект, произнесенной 8 июня 1880 г. на открытом заседании Общества любителей российской словесности перед истерически возбужденной аудиторией, Федор Достоевский, сильно переоцененный, сентиментальный романист, писавший в готическом духе, пространно разглагольствуя о пушкинской Татьяне как о «положительном типе русской женщины», пребывает в странном заблуждении, будто ее муж был «почтенным старцем». Он также считает, что Онегин «скитался по землям иностранным» (повторяя ошибку Проспера Мериме в «Исторических и литературных портретах» / «Portraits historiques et littéraires», Paris, 1874, pt. 14: «Oniéghine doit quitter la Russie pour plusieurs années»[842]) и что он был «социально бесконечно ниже блестящего круга князя N»; все это вместе взятое доказывает, что Достоевский по-настоящему «Евгения Онегина» не читал{197}.

Достоевский-публицист был одним из тех рупоров тяжеловесных банальностей (звучащих и по сей день), рев которых так нелепо низводит Шекспира и Пушкина до неясного положения всех гипсовых идолов академической традиции от Сервантеса до Джорджа Элиота (не говоря уже о рассыпающихся на кусочки маннах и Фолкнерах нашего времени).

12 …без педантства… — См. коммент. к гл. 1, V, 7.

13—14 В беловой рукописи стоит:

И слова не было в речахНи о дожде, ни о чепцах.

В беловой рукописи представлены следующие отвергнутые строфы:

В гостиной истинно дворянскойЧуждались щегольства речейИ щекотливости мещанской4 Журнальных чопорных судей.<В гостиной светской и свободной,Был принят слог простонародный,И не пугал ничьих ушей8 Живою странностью своей(Чему наверно удивится,Готовя свой разборный лист,Иной глубокий журналист;12 Но в свете мало ль что творитсяО чем у нас не помышлял,Быть может, ни один Журнал?)>

<Никто насмешкою холоднойВстречать не думал старика,Заметя воротник немодный4 Под бантом шейного платка >;И новичка-провинциалаХозяйка <спесью> не смущала;Равно для всех она была8 Непринужденна и мила;Лишь путешественник залетный,Блестящий Лондонской нахал,Полу-улыбку возбуждал12 Своей осанкою заботной —И быстро обмененный взорЕму был общий приговор.

а: 2–4 Я умудрился заменить аллитерациями собственного изготовления восхитительную игру Пушкина со звуками «щ» и «ч» в стихах 2–4: