Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин

— Мы ушли, — пожал плечами Тиль. — Гребли, как черти, пока не оказались вне видимости берегов. С тех пор, — вдруг заключил он неожиданно, — я жалею, что не пошёл в джунгли. Хотя там погиб бы наверняка.

— Не обязательно, — покачал я головой. — Лотар не погиб.

— И не только он, — подтвердил кто-то из ребят Лаури. — Вообще-то не так уж мало людей проходили Пацифиду.

— Тебе видней, — заметил Лаури, — ты ведь плавал с Эмилем ярлом…

— Плавал, — согласился парень, — и ушёл от него сам, Лаури ярл. Но смелости у Эмиля ярла было не отнять. Он проходил Пацифиду — правда, без меня…

— Эмиль — это тот, остатки отряда которого мы добили на Крите? — вспомнил я. Лаури кивнул:

— Между прочим, Дэннис Лиан, который пропал на Крите — я про него упоминал, когда разговаривали с Жоэ — тоже там бывал. На Пацифиде, в смысле.

— В кого ни ткни — либо умер, либо пропал… — пробормотал я. Джек возразил:

— Не думаю, что это как-то связано.

— Да я не о связи, — отмахнулся я, — расспросить некого.

— Вообще-то про Пацифиду чего только не рассказывают, — сказал Тиль серьёзно. — И Город Света там. И Бесконечная Дорога в тех местах начинается. И просто что там заповедник разной нечисти.

— Это, кстати, не исключено, — заметил Джек.

— Согласен, — поддержал его Лаури. — Тут и везде-то немало странного.

— Вроде носферату, про которых ты говорил, Джек? — вспомнил я.

— Вроде, — кивнул Джек. — И более того.

Кабанов было не меньше двадцати только взрослых самцов и самок. Эти звери не умеют смотреть вверх, но нас они почуяли, хотя мы находились на верху крутого склона, заканчивавшегося сырой низинкой, где и шли неспешно кабаны.

— Вот и ужин с развлечением на всю компанию, — сказал Лаури.

— Угу, — согласился я, прикинув, как буду действовать и доставая дагу. — Ну что…

Договорить я не успел — кто-то на правом фланге засвистел пронзительно и заорал: «Пошли, пошли, вперёд!» Мы рванулись вниз по склону, как в атаку.

Да это и была атака. Кабаны не могли бежать нам навстречу, вместо этого они массой подались назад, теснее сплачиваясь и закрывая подсвинков и поросят. Массивные клиновидные головы опускались к земле, обнажались выгнутые кинжалы клыков. Утробное хрюканье перерастало в угрожающе-истошный визг — кабаны заметили врага.

Нас.

— Растягивайте их! — послышался чей-то весёлый возглас. Кругом кричали, улюлюкали, слышался хрип кабанов, отбивающих броски…

— Сюда!..

— Давай!..

— А-а-ах-х!..

— Быстро!..

— Н-на!..

— Оп!..

— Бей!..

Я пролез мимо какого-то парня, которого мотал кабан, а парень держался обеими руками за меч, вошедший в пасть до рукояти — из ноздрей широкого пятачка и из пасти лилась кровь. Ухватив жёсткую шерсть за ушами, я почти лёг на бок кабана и вогнал дагу под левую лопатку — кабан лёг мгновенно.

— Спа… сибо… — выдохнул парень, с трудом вытягивая меч. — Сзади!..

Я кувыркнулся через тушу кабана, пропуская мимо страшную, оскаленную и ощетиненную свинью. Взрывая мокрую землю, она развернулась, попыталась обойти тушу — я перекатился через неё вновь и, ухватив самку под коленом правой передней ноги, свалил. Мальчишка, которому я помог, сверху отвесно пробил её насквозь и широко улыбнулся.

— В расчёте, — я поднялся тоже с улыбкой. Неподалёку докалывали визжащих поросят, кому-то, отчаянно ругающемуся, уже зашивали рану на ноге. Я несколько раз всадил дагу в землю и заорал:

— Эй! Мои все целы?!

— Меня убили! — так же заорал в ответ Боже. Вокруг грохнули.

— Похоронишься и доложишь! — не остался в долгу я. — А пока давай принимайся за разделку! Это вообще всех касается, але!..

…Я, кажется, уже упоминал, что в отличие от охоты последующая за нею разделка туш — дело редкостно мерзостное. По-моему, привыкнуть к этому нельзя, особенно если это в промышленном масштабе. Но почти двести парней хотят есть. Кто-то уже разжигал костры, склон долины звенел от шума и гама, а на другом склоне неспешно скапливались в ожидании ночи волки. Им поживы тут явно много останется. Долбила гитара, и чей-то голос выл:

— Когда подходили к Берлину(Ох, лучше б туда не ходил!)Нарвался я, братцы, на мину —Осколок мне член отхватил…

С другой стороны не менее громко ревели на несколько голосов по-голландски (или по-фламандски?) что-то похоже столь же похабное.

— Застрельщики славных дел, — заметил, подходя, Вадим. — Любое славное дело застрелят… Пошли к костру. Только помоемся сначала.

— Мне такие сборища всегда напоминают турслёты, — признался я, когда мы отмывались. — Фу, всё равно кровью воняю… Не люблю я этого запаха, — я обратил внимание, что Вадим смотрит на меня странными глазами и удивился: — Ты чего?

— Да вот я вспомнил, — медленно сказал он, — февраль, когда мы с немцами негров на Марице перебили. Как ты тогда глаз негру вынул и ногой на животе у него раздавил… Что, тогда кровью не пахло?

Я смерил его долгим, внимательным взглядом:

— Чего ты хочешь? Испортить мне настроение?

— А оно у тебя хорошее?! — то ли в шутку, то ли всерьёз поразился Вадим.

— Да! — рявкнул я, вскакивая.

— Тише, тише, дети, не ссорьтесь! — подал голос Серёжка Лукьяненко, отмывавшийся неподалёку. — Пошли, костёр-то уже развели, наверное…

…Костёр уже не только развели — Михель шпиговал три здоровенных кабаньих окорока какими-то травками, уверяя всех, что это знаменитые кавказские приправы.

— Ты нам волчьего лыка туда не напихай, — под общий смех сказал Видов, вырубавший из палок здоровенные вертелы. Михель хмыкнул:

— Я голландец, а у нас обжорство — национальная традиция… Вот это, например, — он поднял какой-то стебелёк, — это кинза. А это — реган. А это…

— Это петрушка, — невозмутимо сказал Мило. — Послушай, я есть хочу.

Боже поддержал брата энергичным кивком. У какого-то костра казачата орали древнее, как мир:

— Как при лужку, при лужке,Во широком поле,При знакомом табунеКонь гулял по воле!При знакомом табунеКонь гулял по воле!..

— Хорошо поют, — заметил Басс, извлекая свои гусли. — Ну что? Пока мясо жарится? — и, не дожидаясь согласия… -

Корабли постоятИ ложатся на курс.Но они возвращаются сквозь непогоду…Не пройдёт и полгода,Как я появлюсь,Чтобы снова уйти,чтобы снова уйти на полгода…

Я удивился, увидев, как начал подпевать Иван, причём по-русски, широко раскрыв глаза и довольно красиво: