Социализм. История благих намерений - Александр Монович Станкевичюс

людей, которые все еще думают о расе как о биологии. Мы часто получаем письма, обвиняющие нас в том, что мы “расисты”, как и ККК[32], и даже были названы “группой ненависти”» [443]. Позднее редакция Race Traitor, в том числе сам Игнатьев, уточнили свою позицию: «…мы не ненавидим ни вас, ни кого-либо еще за цвет ее кожи. Что мы ненавидим, так это систему, которая предоставляет людям привилегии (и бремя) из-за их цвета кожи. Не светлая кожа делает людей белыми; это светлая кожа в обществе определенного типа, которое придает социальное значение цвету кожи. Когда мы говорим, что хотим упразднить белую расу, мы не имеем в виду, что хотим истребить людей со светлой кожей. Мы имеем в виду, что хотим избавиться от социального значения цвета кожи, тем самым упразднив белую расу как социальную категорию. Рассмотрим эту параллель: быть против королевской семьи не означает хотеть убить короля. Это означает желание уничтожить короны, троны, титулы и связанные с ними привилегии. На наш взгляд, у белизны много общего с королевской семьей: это социальные образования, несущие незаслуженные преимущества» [458].

Уже знакомая нам социалистка из Палаты представителей США Александрия Окасио-Кортес предлагала менее радикальные и более «научные» способы приструнить «белых угнетателей». В январе 2021 г. она предложила проводить «депрограммирование» сторонников превосходства белой расы (white supremacy) за счет федерального бюджета [416]. Ее речь по данному вопросу изобиловала словами, которые можно было бы услышать из уст какого-нибудь члена НСДАП или сторонника евгеники начала XX столетия: «исцеление возможно», «нужна терапия», «дерадикализация». Каким образом Окасио-Кортес собиралась провести терапию при учетверении «этих программ» – сказать сложно. Возможно, она имела в виду некий аналог «денацификации», проводившейся в Германии после Второй мировой войны. Либо же некий опыт трудового перевоспитания, применявшийся для контрреволюционеров в коммунистическом Китае, КНДР и Камбодже.

По мере развития «нового социализма» модель «угнетателей» и «угнетенных» усложняется. Так, в дискурсе феминисток был переосмыслен «патриархат» – не просто как власть старших мужчин над обществом, но как подавляющая власть мужского над женским вообще. Если у Ноэля Игнатьева белая раса была переосмыслена как социальный конструкт, а не конкретная биологическая данность, то «патриархат» стал не проблемой поведения конкретного пола или отдельного его возрастного поколения, а целой социально-экономико-политической системой. Ликбез для феминисток говорит об этом следующее: «…по определению Кейт Миллет, “патриархат – это семейная, социальная, идеологическая, политическая система, в которой женское всегда подчинено мужскому”. Социологиня феминистской ориентации Сильвия Волби определила патриархат как “систему социальных структур и практик, в которых мужчины доминируют, подавляют и эксплуатируют женщин”. Она выделила шесть структурных компонентов патриархата: эксплуатация мужьями труда своих жен, отношения на рынке труда, государство, мужское насилие, сексуальность, культура. Феминистка и философиня Кэрол Пэйтман отмечает, что в тот период, когда в Европе формировалась концепция прав человека, патриархат как таковой не исчез, изменилась только его традиционная форма: из системы, предполагающей подчинение старшим мужчинам в общине, он превратился в братство мужчин на основе пола. Это выразилось в особом типе социального контракта, в соответствии с которым мужчины получают права как граждане, а женщины – нет. Однако предполагалось, что между женщинами и мужчинами существует “сексуальный контракт”, в соответствии с которым женщины находятся под защитой мужей. Гейл Рубин заменила термин “патриархат” более нейтральным, с ее точки зрения, понятием “поло-гендерная система”. На институциональном уровне патриархат как система мужского доминирования воспроизводится посредством государства, семьи, разделения труда, религии, системы образования и других социальных институтов. На дискурсивном уровне патриархат выражается в том, что мужская точка зрения оказывается доминирующей в социальном и гуманитарном знании, в культуре в целом, а женский взгляд и опыт оттеснены в “культурное Зазеркалье”. Для патриархатной мысли характерен принцип бинарной оппозиции: разум – эмоции, душа – тело, субъект – объект и т. д., причем внутри этих пар понятий выстраивается иерархия с главенством (доминированием) первой категории. Этот дискурс конституирует определенный тип сознания, культуры, идеологии, содействующий дискриминации женщин. На уровне межличностных отношений патриархат выражается в том, что мужское общество контролирует тело и репродуктивные способности женщин через запрет контрацепции и другими методами» [62].

Любопытно, что представитель Франкфуртской школы Эрих Фромм, соединивший Маркса с учением Фрейда (в собственной интерпретации), полагал, что государство позиционирует себя отцом, из-за чего считает себя вправе управлять людьми, опираясь на страх отцовского наказания. В «Искусстве любить» Фромм говорил об отцовской любви как любви относительной, требующей заслуг; чтобы добиться ее, сын должен был трудиться и добиваться отцовского благоволения, ведь отец всегда ждет появления сына, чтобы оставить ему свое дело. Фромм связывал эти ожидания с появлением частной собственности, а необходимость добиваться отцовской любви – с капитализмом и его духом конкуренции. В то же время материнская любовь безотносительна, ее не нужно завоевывать, так как мать любит ребенка безусловно. Подобные противоположности (отец-капитализм, мать-социализм) не были чем-то новым для социалистов, но здесь важно то, что Фромм переносил эти свойства на современное ему государство, которое обладает «классовым уклоном, фокусируясь на преступлении и наказании и не пытаясь преодолеть тягостные социальные условия, ведущие к совершению преступления». Таким образом он в некотором роде оправдывал преступников, которые дистанцируются от общества из-за несправедливого социально-экономического строя[33]. Так или иначе, Фромм понимал мужское, отцовское, некой стихией, которая абстрагирована от своих носителей, что и разовьют впоследствии теоретики феминизма.

Исходя из такого абстрагирования, феминистская теория пошла дальше, на поиски союзников среди мужчин. «Патриархат», будучи целой системой, ведет себя как угнетатель не только в отношении женщин, но и в отношении вообще всех людей, проявляющих специфически женские качества или находящихся в подчиненном (по мнению феминисток) положении: гомосексуалистов, транссексуалов, мигрантов, детей, «слабых» мужчин и т. д. Мужской журнал GQ даже учит, как стать профеминистом, приводя аргумент о том, что «часть мужчин, занимающихся профеминизмом, на личном опыте знают, каково находиться в позиции угнетения и дискриминации. Например, представители ЛГБТ-сообщества, которые сталкиваются с гомофобией, или темнокожие мужчины, которых дискриминируют по расовому признаку. Они так же, как и женщины, знают, что такое притеснение из-за патриархального строя». Кроме того, «патриархат» как насилие или сексизм в отношении женщин должен быть неприятен мужчинам, которые с этими женщинами знакомы. А значит, им выгодно выступать с позиции «профеминизма». Наконец, «патриархальные установки и стереотипы мешают и цисгендерным мужчинам, давя на них ролью “представителя сильного пола”, “мужественного и доминирующего добытчика”, который обязан быть успешным и не проявлять слабость» [130]. Патриархат – это общий враг, приходят к выводу феминистки, а маскулинность – проблема, от которой можно избавиться. И здесь снова мы находим точки