Эхо прошлого - Диана Гэблдон

шесты. Не хотелось, чтобы они всю ночь простояли в грязи, если их укрытие подтопит.

Воздух был свеж и чист, напоен ночными запахами деревьев, трав и падающей с неба воды. Наслаждаясь каждым вздохом и стараясь, чтобы не погас маленький факел, Уильям под дождем пошел к стойлу.

Факел шипел, но продолжал гореть; стойло не затопило, лошади, мулы и корова с безумным взглядом стояли не по бабки в грязи, а на сырой соломе.

Скрипнула дверь отхожего места, и Уильям увидел тонкий темный силуэт Рэйчел. Она заметила факел и подошла к нему, кутаясь от дождя в шаль.

— С животными все в порядке?

В ее влажных волосах сверкали капли воды, и Уильям улыбнулся.

— Уверен, что их ужин был лучше нашего.

Рэйчел поежилась, вспомнив содержимое миски.

— Я бы предпочла съесть сено. Видел, что было в…

— Нет, — прервал он ее, — и буду просто счастлив, если ты не станешь мне об этом рассказывать.

Она фыркнула, но умолкла. Уильяму не хотелось возвращаться в вонючий дом, Рэйчел, видимо, тоже — она подошла к своему мулу и принялась почесывать его обвислые уши.

— Не нравится мне что-то та женщина, — промолвила Рэйчел. — Она глазеет на мои ботинки так, словно раздумывает, подойдут ли они ей.

Уильям тоже посмотрел на ботинки Рэйчел — немодные, поношенные, в пятнах засохшей грязи, однако крепкие и прочные.

— Если хотите, мы уедем, не дожидаясь завтрака, — заверил ее Уильям.

Он прислонился спиной к одному из столбов, поддерживающих крышу навеса. Капли дождя холодили шею. Дремота прошла, усталость — нет, но теперь ему передалось еще и беспокойство Рэйчел.

Дружелюбный Джонсон вел себя слишком уж беспокойно. Во время разговора он жадно наклонялся вперед, его глаза горели, а грязные руки нетерпеливо елозили на коленях. Возможно, просто истосковался по общению — мрачная миссис Джонсон вряд ли была хорошей собеседницей. Но отец учил Уильяма обращать внимание на предчувствия, и до сих пор они его не подводили. Он молча достал из седельной сумки маленький кинжал, который во время езды держал в сапоге.

Рэйчел смотрела, как Уильям засовывает кинжал за пояс штанов и прикрывает его рубахой. Факел уже почти прогорел и мог вот-вот погаснуть. Уильям протянул руку, и Рэйчел без слов взяла ее и подошла ближе. Хотя ему хотелось обнять девушку, он удовольствовался тем, что прижал к себе плотнее локоть, чтобы ощущать тепло ее тела.

Волосы мокли под дождем, ноги вязли в раскисшей земле, и лишь тонкая полоска света из щели в ставнях указывала на то, что рядом есть жилье и люди. Рэйчел тяжело сглотнула, и Уильям коснулся ее руки, отворяя перед ней дверь.

— Спите спокойно, — шепнул он Рэйчел, — рассвет не заставит себя ждать.

* * *

Тушеные овощи спасли ему жизнь. От усталости Уильям заснул почти сразу, но ему приснился дурной сон: он шел по покрытому турецким ковром коридору и вдруг осознал, что восточные орнаменты у него под ногами — это на самом деле змеи. Они подняли головы и начали покачиваться. Змеи двигались медленно, он мог перепрыгнуть через них, но почему-то стал метаться из стороны в сторону, ударяясь о стены, которые принялись сдвигаться и сужать ему путь. Стена позади царапала его спину, а другая стена оказалась так близко, что он не мог даже наклонить голову и посмотреть вниз. Уильям с ужасом ощутил, как одна из змей обвилась вокруг его ноги, скользнула вверх и принялась больно тыкаться мордой в его живот, выбирая, куда укусить.

Он сразу же проснулся, мокрый от пота, тяжело дыша. Боль в животе была настоящей. Кишки свело судорогой, и он вытянул ноги и повернулся на бок. Мгновением позже в то место, где только что лежала его голова, вонзился топор, проломив доски.

Громко пустив ветры, Уильям откатился в сторону темной фигуры, пытавшейся вытащить топор из пола. Ударившись о ноги Джонсона, Уильям схватил их и дернул. Мужчина с руганью упал и вцепился ему в горло. Уильям толкал его и бил кулаками, однако хватка на горле была крепкой. Перед глазами потемнело, поплыли разноцветные круги…

Где-то рядом закричали. Уильям инстинктивно подался вперед и случайно ударил Джонсона лбом в лицо. Было больно, но хватка на горле ослабла. Вывернувшись, Уильям откатился в сторону и вскочил.

Огонь в очаге погас, и комнату озарял лишь слабый отсвет тлеющих углей. В углу кто-то боролся, крики доносились именно оттуда.

Джонсон выдернул топор из пола, тускло блеснуло лезвие. Уильям пригнулся и крепко схватил его за запястье. Топорище больно ударило по колену, и Уильям начал падать, увлекая за собой противника, а упав, ощутил жар и увидел мерцание искр. Очаг! Он зачерпнул горсть углей и, не обращая внимания на жгучую боль в руке, швырнул их в лицо Джонсону. Тот несколько раз коротко ахнул, словно ему не хватало сил вздохнуть и закричать; услышав, что Уильям поднялся, вслепую отмахнулся топором.

Уильям вырвал топорище и, ухватив его обеими руками, замахнулся. Лезвие вошло в голову Джонсона с глухим стуком, словно в тыкву. От удара заболели руки, и, выпустив топор, Уильям шагнул назад.

Рот был полон желчи и слюны, и Уильям утерся рукавом. Он дышал тяжело и часто, легкие работали словно кузнечные мехи, но он никак не мог вздохнуть глубоко.

Джонсон шел на него, шатаясь и вытянув руки вперед; топор так и торчал у него в голове, и топорище ходило туда-сюда, словно усик у насекомого. Уильям, не в силах закричать, в ужасе попятился и почувствовал пальцами влажное пятно на штанах. Он посмотрел вниз, ожидая худшего, однако это оказалась кровь. Бедро ожгло болью. Выругавшись, Уильям схватился за пояс. Он ухитрился ранить себя своим же кинжалом; слава богу, тот все еще был на месте. Джонсон наступал, подвывая и нащупывая рукой рукоять топора, и Уильям выхватил кинжал.

Топор вышел; кровь потекла по голове Джонсона, забрызгала лицо, руки и грудь Уильяма. Джонсон с трудом замахнулся, однако двигался он медленно и неуклюже. Уильям уклонился; к нему вернулось самообладание. Он крепче сжал рукоять кинжала и задумался, куда ударить. Джонсон свободной рукой пытался стереть с глаз кровь, но лишь размазывал ее.

— Уильям!

Удивившись, он оглянулся и чуть было не попал под удар топора.

— Заткнись, я занят!

— Да уж, вижу, как ты занят. Сейчас помогу, — ответил Денни Хантер.

Бледный и тоже дрожащий, доктор шагнул вперед и внезапно вырвал топор из руки Джонсона.

— Спасибо, — сказал Уильям.

Шагнув вперед, он всадил кинжал меж ребер Джонсона, прямо в сердце. От боли глаза Джонсона широко распахнулись — серо-голубые, с золотистыми и желтыми искорками у зрачка.