Руина, Мазепа, Мазепинцы - Николай Костомаров

Княгиня Дольская. - Первое искушение.

Во все предшествовавшие годы ни на волос не нарушались

самые лучшие отношения Мазепы к царю. Между гетманом и

царем происходили частые обмены подарков как между близкими

друзьями; один другому посылали на гостинец произведения, составлявшие для получавшего редкость. Например, Мазепа

отправлял Петру в Москву к царскому столу своей охоты дичь, лосей

и серн, также из малороссийских садов дуль1, яблок, вишен и

щеп разных плодовых деревьев, а царь Мазепе, вместе с разными

гостинцами, присылал произведения северной природы, например, живую рыбу из Невы и Ладожского озера. В начале 1705

года гетман снова был принят в Москве, по собственным его

словам, <с великим уконтентованем>, и описание приема, сделанного

ему в этом году, показывает, как высоко ценили тогда гетмана.

С самого Нового года начали по царскому указу готовить кормы

для лошадей Мазепы, а для его свиты - вина и съестные

припасы. Мазепа въехал в столицу 17 января, вместе с генеральным

асаулом Скоропадским и с пятью знатными войсковыми

товарищами; за ним прибыла многолюдная свита, состоявшая из слуг

и челядников, на двухстах подводах; всем каждодневно

отпускались в изобилии столовые запасы и напитки в размере, соответствующем достоинству гостей. Во время бытности царя в своей

столице гетман был много раз приглашаем к государю на пиры

1 Груш.

558

и вместе с тем на беседы о текущих делах. Тогда предположено

было повторить на весну поход в Польшу на помощь партии

короля Августа. Но Мазепа встретил тогда в Москве вообще

недоверие к Польше, с которою Московское государство находилось

в союзе против шведов. Мазепа не только не уничтожал такого

недоверия, а еще поддерживал. <А что если бы поляки показали

нам вражду, - не сыскался ли бы у них новый Палей, который

был бы нам тогда полезен?> - спрашивал Мазепу Головин, давая

тем гетману понять, что на случай признают небесполезным и

того Палея, которого гетман домогался заслать подальше и бес-

поворотнее. <Для поляков, - отвечал Мазепа, - всякий козак есть

Палей, но правобережные козаки без левобережных ничего с

ляхами не сделают! В городках они могут еще кое-как обороняться, а в поле отпора не дадут. Да их теперь там и немного: козачества

всего 4700 человек при 8200 душах всего населения мужского

пола. Нам и на нашей стороне надобно остерегаться лядского

нападения. Ляхи нас не терпят, и войска польские, стоя на зи-

мовых квартирах, где только встретят малороссиян из

Гетманщины, обирают их, называют изменниками и бьют>.

По возвращении гетмана в Украину царь оказал Мазепе новый

знак своего доверия, приказавши казнить смертью Мандрику, сотника кобецкой сотни Киевского полка, за дерзкие слова о Мазепе.

К гетману начали присылать польские паны Любомирский и

Шембек приглашения оказать помощь войсками своего регимента

для приведения русских подданных в послушание панам. Гетман

отговаривался неимением на то царского указа, а присланному

по этому делу пану Радзиевскому говорил так: <Люди тамошние

быть под властию вашей не хотят, говорят, что им лучше быть

под бусурманами, чем под ляхами, да не только под бусурманами, а хоть бы и под самым Люцыпером… особенно после того, как

два года тому назад польный коронный гетман истреблял их

старых и малых около Буга и Днестра. Нам приневоливать их

трудно, а вот когда король Август воротится в Польшу и вся Речь

Посполитая будет с ним в единомыслии, тогда, быть может, его

царское величество, ради любви и приязни к королю, и найдет

какой-нибудь способ устроить так, чтобы Украина Правобережная

стала спокойна под польскою властью>.

Весною гетман получил указ идти с войском на Волынь, а в

мае пришел другой указ, которым предписывалось ему идти

налегке, без тяжелой артиллерии к Бресту; в июне же прислан

третий указ идти самому к Сендомиру, а в Литву отправить ко-

зацкий отряд для соединения с великороссийскими военными

силами. Тогда гетман отправил в Литву отряд сборного козацкого

товариства, по одному известию в 3000, по другому же - 4500

человек, назначив над этим отрядом наказным гетманом прилуц-

559

кого полковника Дмитрия Горленка и давши ему запасов на

полгода. Затем с Мазепою войска, готового к походу, было 40 000

городовых Козаков и охотных пеших и конных полков. С ним

должны были разом идти три великороссийских полка севского

разряда.

Отправляясь на войну, гетман принимал участие в комиссии

о проведении рубежей между царскими и турецкими владениями;.

Ведение этого дела возложено было царем на дьяка Емельяна Ук-, раинцева, но в июне гетман писал к Меншикову, что запорожцы

противодействуют порубежному делу, домогаясь, чтобы граница

была на Буге и Днепр оставался бы в их власти. Такие требования

выражались смелым и дерзким тоном в письмах кошевого атамана

Гордеенка к дьяку Украинцеву и к гетману, и Мазепа, испытавши, как он выражался, что увещания гетманские пристают к

запорожцам как горох к стене, отправил на границу к югу несколько

сотен Нежинского полка, приказавши по требованию Украинцева

укрощать оружием упрямство и своевольство <тых псов

запорожцев>. Московское правительство, однако, обошлось тогда ласково

с запорожцами, послало им милостивую грамоту, в которой

прощались им все вины, указывало им содействовать порубежной

комиссии, жить в согласии с великороссийскими людьми и

казнить промежду себя противников, дерзающих производить

беспорядки. Эта порубежная комиссия, на которую с козацкой стороны

гетманом был послан войсковой товарищ Максимович, не пришла

к желанному концу. Турецкие комиссары выставляли с своей

стороны разные претензии, а русские домогались, чтобы турки на

кизикерменской и таванской земле не возобновляли крепостей, по

крайней мере, до окончания войны царя со-шведами.

Гетман выступил 18 июня. Дошедши до Паволочи, он отправил

вперед Самуся и Искру, приказавши им опустошать по-козацки

подольские маетности Потоцкого и винницкое староство, находившееся тогда во владении Лещинского, выбираемого шведской

партией в короли. Впрочем, гетман велел только уничтожать панских

губернаторов, а поспольству не делать никакого разорения, чтобы

можно было потешить войско добычею. В первой половине июля

Мазепа с войском вступил на Волынь: тамошнее шляхетство

прислало к нему депутацию и просило обойти мимо их воеводство, потому что все обыватели его верны королю Августу. Они

указывали на воеводства Подольское и Русское, где находились

маетности панов, приставших к шведской стороне. Сообщая об этом

в приказ, Мазепа изъявлял мало доверия к искренности и

постоянству поляков, хотя бы и таких, которые выдавали себя

неизменными приверженцами короля Августа. Он опасался, чтобы

даже самые гетманы польские не задумали, изменивши внезапно

королю Августу, заступить путь козацкому войску. Мало надеялся

560

Мазепа и на самих своих Козаков и вспоминал события давних

времен, когда козаки выдавали головою ляхам своих

предводителей.

Мазепа с своим войском с 13 июля по 4 августа стоял табором

на берегу реки Случи близ Старого Константинова. Все панские

губернаторы и евреи разбежались, остались на своих местах одни

православные, народ бедный. Мазепа приказал своим козакам

скосить весь хлеб на корню, а остальной вытоптать лошадьми в ма-

етноетях Потоцкого и других панов шведской партии и наложил

на жителей контрибуцию в пользу своего войска.

Во время стоянки под Старым Константиновом посещал гетмана

пан подкоморий Любомирский и уверял его в своей преданности к

королю Августу, но губернатор этого пана, управлявший его

маетностью в Полонном, подкупленный заранее Мазепою, сообщал

секретно, что его пан обманывает гетмана: он дружит с новоизбранным

королем Лещинским и теперь, побывавши у малороссийского

гетмана в обозе, пошлет известить Лещинского о всех порядках, какие

заметит в козацком таборе. Поэтому Мазепа, как доносил он

Головину, держал себя так осторожно с Любомирским, чтобы тот не в

силах был ничего от него выведать. <Я, - выражался Мазена, -

сюда вошел как агнец среди волков: здесь нет ни одного человека, искренно преданного королю Августу; они кажутся ему верными не