Михаил Кликин. Сборник - Михаил Геннадьевич Кликин

Минтай, подозрительно меня оглядев, встал, подошел к комоду, где стоял патефон. Поднял крышку, осторожно провернул ручку.

«Много песен слыхал на родной стороне, — под аккомпанемент хрипов и пощелкиваний зазвучал искаженный, но всё еще могучий голос Шаляпина — будто через сотню лет к нам пробился. — Не про радость — про горе в них пели…»

У меня, как обычно, мурашки по спине побежали.

— Добудем в городе батарейки, реанимируем магнитолу, — сказал Димка. — Эфир послушаем.

Таня цыкнула на него.

«…Но из песен всех тех в память врезалась мне эта песня рабочей артели…»

Я взял кружку, одним глотком (чтобы не чувствовать отвратительного запаха) допил молоко. И поперхнулся — потому что на кухне закричала Таня.

— Волки!

«…Эй, дубинушка, ухнем!..»

Все вскочили.

— Волки! — В Танином крике не было страха. Она просто нас предупреждала.

Мы, толкаясь, кинулись на кухню. Таня смотрела в окно, тыкала в стекло пальцем:

— Там волки… Волки там были…

Она ошиблась. Это были не волки.

10. Год первый. Июнь. Откровения

Я мог всё изменить.

У меня была такая возможность. Прояви я чуть больше жесткости, окажись я более настойчив в отстаивании своей точки зрения — и всё могло бы пойти не так, как оно пошло.

Понимание этого мучает меня до сих пор.

Мы не должны были брать девчонок с собой.

Нам нужно было провести полноценную разведку. И только после этого, зная о возможных опасностях, оценив риски, можно было попробовать сунуться в город.

Но очень уж долгая и трудная была зима.

И слишком тихая.

Мы все так от нее устали…

Это были не волки.

Тощая и серая от грязи сука пряталась в кустах терновника. Припав к земле, она скребла её передними лапами, помахивала облезлым хвостом и едва слышно потявкивала. Чувствовалось — её влечет к нам, но она страшно нас боится.

— Жучка, — звал Димка собаку, цокая языком и хлопая себя по бедру. — Машка, Найда, Жулька!

Она отползала на метр, если мы пытались приблизиться на полметра. Поэтому мы стояли.

— Откуда она здесь взялась? — спросила Катя.

— Может, из деревни какой, — предположил Минтай.

— Давайте покормим её, — сказала Оля.

Димка тут же фыркнул:

— Еще чего! Может, это она нас покормит?.. — Он повернулся ко мне. — Брюс, метнись за ружьем, пока она не сбежала!

Оля вздрогнула и испуганно на меня посмотрела.

— Ты с ума сошел, — медленно, будто бы размышляя, проговорил я. — Она же, наверное, вся в паразитах. Да и что ты с нее возьмешь? Кожа да кости!

— Она кормящая, — заметила Таня. — У нее щенки где-то.

Собака приподнялась и, кажется, приготовилась к бегству — она словно поняла намерение Димки. Она и следила теперь только за ним. Честно скажу — когда я в её глаза посмотрел, у меня мурашки по спине побежали, и волосы на загривке зашевелились.

— Мы её покормим, — решил я. — Оль, принеси что-нибудь.

— Хорошо. Я сейчас.

— А ты не трогай собаку, ладно? — сказал я Димке.

— Ты прав. — Он ухмыльнулся. — Щенки могут быть пожирнее.

— Спасибо, — тихо шепнула Оля. Она легко тронула мое запястье кончиками пальцев. И меня как током дернуло.

Димка, хмурясь, посмотрел на нас. Заподозрил что-то?

— Не трогай, — повторил я только для того, чтобы не молчать…

Из дома Оля принесла миску с какой-то баландой. Димка заглянул в нее и аж побелел:

— Ты с ума сошла?!

В теплой воде плавали куски лепешки, желтоватый говяжий жир и волокна мяса — Оля открыла банку тушенки.

— Самим жрать нечего, — Димка шипел, как кипящий чайник. — Отдай, я сам это слопаю!

— А я туда плюнула, — сказала Оля.

— Чего?!

— Ну, я слышала, будто бы так делают, когда хотят собаку приручить.

Оля поставила миску на землю, потянула меня и Димку назад.

— Ешь, Жучка… Ешь…

Мы отступили к избе. Собака следила, как мы пятимся, подозревая, наверное, какую-то подлую хитрость с нашей стороны. Еду она уже чуяла — я видел паутинки слюны, стекающей с её морды. Но на миску Жучка обратила внимание, только когда мы остановились около крыльца — на достаточном удалении.

Сука поднялась (теперь и я заметил её отвисшие сосцы). Медленно, то на миску глядя, то на нас, она двинулась к предложенному угощению. Она прядала острыми ушами, замирала, озиралась, к земле пласталась.

Мы терпеливо ждали.

К миске собака добиралась так долго, что мне захотелось крикнуть «ура!», когда она наконец-то сунула морду в похлебку и зачавкала, по-поросячьи пуская пузыри.

Всё баланду наша гостья выхлебала за полминуты, миску вылизала до блеска. А потом так припустила в сторону леса, что мы только рты пооткрывали.

— Вот, зараза, — сказал Димка. — Приручили, называется… Зря тушенку перевели!

— Плевать надо было больше, — сказала Катя.

Минтай истерически хохотнул. Я посмотрел на него — он, кажется, был напуган. Это показалось мне странным, и я даже хотел спросить у Минтая, какое привидение он увидел — или, может, собаку Баскервилей?

Но я промолчал.

А уже дома, когда Минтай полез на печь за своим чемоданом, я догадался, что его так напугало.

У этой собаки могли быть хозяева.

Вот их-то Минтай и боялся.