Ткань Ишанкара - Тори Бергер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тайра тихонько постучала в дверь с бледно-золотой табличкой, выждала три секунды и, нажав на блестящую от тысяч прикосновений ручку, заглянула в кабинет.
– Рахиль Самуиловна, можно к вам?
Завкафедрой оторвалась от своих бумаг и строго взглянула на Тайру.
– Ну, наконец-то, деточка, – она сняла очки в позолоченной оправе и положила их на стол. – Заходите, раз пришли.
Тайра осторожно притворила за собой дверь.
– Рассказывайте, в чем дело, – Рахиль указала ей на стул, и Тайра села, пристроив сумку на коленях. – Где вы были во время экзаменов? У вас, как я понимаю, три задолженности.
– Две, – поправила Тайра. – Я латинский сдала только что.
– Не может не радовать, – без улыбки констатировала завкафедрой. – Впрочем, с этим у вас не должно было возникнуть проблем. А почему вы не явились в надлежащее время?
– Я болею.
– И подтверждающий документ есть?
Тайра на секунду опустила глаза, а потом снова взглянула на завкафедрой.
– Не надо меня отчислять, пожалуйста. У меня две задолженности, но я все сдам. Завтра фонетику, а сегодня после обеда арабский. Я с преподавателем договорилась, он меня с другой группой примет.
– Ну, раз сказал, что примет, идите, сдавайте. С этим у вас тоже проблем не будет, как я полагаю.
– Спасибо.
Тайре так и хотелось на автомате добавить «мэм», но она следила за своими словами.
– Я давно вас хочу спросить, деточка, – Рахиль Самуиловна подперла подбородок кулаком. – Почему вы выбрали арабистику? Вы ведь, насколько я знаю, свободно говорите на турецком, и японским неплохо владеете. Почему арабский?
– Вообще-то японский я знаю только разговорный и ругательства всякие, – призналась Тайра, – и то потому, что у меня подруга японка.
– Я знаю про Хидамари.
– А арабский мне больше нужен.
– Для чего? Давайте честно, деточка, – завкафедрой поправила седые кудри. – Когда мне было пятнадцать, я мечтала о мире во всем мире и думала, что один человек, говорящий на языке других, может примирить враждующие стороны, но это не так. Арабы как воевали с евреями, так воевать и будут. Мои познания в языке и прилегающих областях востребованы только наукой, сотрудничать с разведкой я отказалась еще сорок лет назад. И теперь, глядя на вас, деточка, мне в голову приходят абсолютно определенные мысли. Понимаете меня?
Тайра криво улыбнулась.
– Я не сотрудничаю с разведкой, даже в голову не приходило.
– Вы меня настораживаете, Тайра, – сказала завкафедрой. – Вы знаете латинский как средневековый алхимик или католический семинарист, без труда говорите по-английски, учили немецкий и сносно на нем изъясняетесь… Ваш брат ведь живет в Германии и женат на немке?
– Вы точно не сотрудничаете с разведкой? – попыталась пошутить Тайра.
– Я всего лишь заглянула в ваше личное дело, – снисходительно улыбнулась завкафедрой. – Ваш отец, насколько мне известно, когда-то преподавал у нас в университете, был неплохим знатоком японской культуры и японского языка.
– Я не знаю, кем там был мой отец. Вся романтика по поводу его персоны исчезла у меня лет в восемь.
– Тем не менее, Тайра, деточка, ваша способность к языкам весьма примечательна, но вы пошли по пути наименьшего сопротивления. Арабский вы и так знаете на отлично. Если вы не собираетесь посвятить свою жизнь науке, как я или ваш друг Александр Дарнелл, ваше пребывание на этом факультете абсурдно, а вы не собираетесь посвящать себя науке, как я понимаю. Искатели не идут по пути наименьшего сопротивления, так что вы не искатель. Я верю вам в том пункте, что арабистика вам зачем-то нужна, но, – Рахиль развела руками, – не могу понять, зачем. Ради корочки о высшем образовании?
– Не без этого. Но вы правы, настоящая цель совсем другая.
Завкафедрой некоторое время смотрела на Тайру, а потом медленно произнесла:
– Не светитесь особо. Вы и так привлекаете к себе слишком много внимания. Хорошо учитесь, сдавайте зачеты и экзамены вовремя, что немаловажно… И вскоре все к этому привыкнут. Иначе рано или поздно за вами приедет воронок прямо с Лубянки, и вы точно не сможете отказаться, и ваша грандиозная тайная цель останется только мечтой, а вы всю жизнь будете сожалеть о потерянных годах. Понимаете меня?
Тайра кивнула.
– Хотя, если бы вы спросили меня, деточка, то я сказала бы, что вам прямая дорога в аспирантуру. С вашими-то мозгами и вашим потенциалом… Идите, деточка, отдавайте ваши долги, – Рахиль Самуиловна кивнула на дверь, показывая, что аудиенция окончена.
Тайра вышла с кафедры и с облегчением вздохнула. Она наконец-то спрятала зачетку во внутренний карман сумки и посмотрела на часы: было без двадцати одиннадцать. Экзамен по арабскому начнется в два, ей, как студентке из чужой группы, придется идти последней – вперед никто не пропустит, а это еще плюс часа два-три. Ехать домой никакого смысла не было, к тому же Тайра не была уверена в том, что сможет заставить себя вылезти из-под одеяла и вернуться обратно в универ. Можно было сходить в гости к Палычу, этот-то точно был настоящим искателем.
Палыч был звездой и надеждой физического факультета. В административном корпусе у него был свой маленький кабинетик, рабочий безлимитный Интернет, телефон с возможностью звонить куда угодно, а в закутке за шкафом с агрегатами непонятного назначения прятался видавший виды диван, и всегда был согрет чайник. Правда, у Палыча не хватало чашек, кофе и чая, но эта проблема решалась за счет приходящих.
Познакомил их Ксандер, прибывший на очередную конференцию по Древнему Востоку, и к удивлению Тайры оказалось, что Ксандер и Палыч неплохо знакомы. Палычу было двадцать семь, он свободно говорил на шести языках и вовсю писал докторскую по поясу Койпера и еще каким-то заоблачным объектам, успевая при этом разъезжать по заграницам, читать лекции и выполнять еще какие-то административные обязанности.
Дверь его кабинета оказалась приоткрыта.
– Есть кто дома? – Тайра зашла без стука.
– Есть, – отозвался Палыч и выкатился на стуле из-за шкафа. – Вот это да! Кто пгишел! Пгоходи давай!
Тайра вручила ему банку кофе и пачку чая. Палыч протиснулся за полки и воткнул чайник в розетку.
– Давненько тебя не видел. Хи вот захаживает, даже Ксандег пгиезжал дважды за осень, а тебя не видно. Как живешь? Что делаешь?
– Экзамены пытаюсь сдать, пока не отчислили. Посижу у тебя немного, ладно?
– О! Как газ кстати! Поможешь анкеты пговерить, а то у меня уже голова пухнет, такую чушь пишут.
– Какие анкеты?
– Да гезюме всякие… Отбигаем студентов для пгактики за гганицей, уже замучился читать.
Тайра бегло просмотрела несколько анкет.
– Чего ты удивляешься? Это же физики, а вы, большинство, только формулами нормально изъясняетесь. У вас и с русским проблема, а ты хочешь, чтобы тебе по-английски сносно выражались.
– М-да… – с сожалением согласился Палыч. – Но уж как умеем.
– Слышь, Федор Палыч, а от тебя в инет залезть можно?
– Да сколько хочешь. Вон, включай вон ту машинку и габотай.
Тайра включила компьютер на столе прямо перед окном с увядшей бегонией и видом на белую снежную пургу. У Палыча в кабинете компов было аж целых три.
– Я это, – сказал Палыч, сгребая со стола какие-то бумаги, – до бухгалтегии добегу, отдам сметы по будущей конфе, пусть пговегят, ты тут посиди. Я быстго.
Тайра кивнула, понимая, что Палыч исчезнет как минимум на час, и уткнулась в монитор компьютера.
Джимми сейчас точно на работе. У него информация о пришедших письмах высвечивается моментально. У него и спросим.
«Ящерка вызывает Коняшку» – написала Тайра в заголовке и отослала пустое письмо.
Джимми откликнулся через две минуты:
«Я Бергеру намекну, чтобы он тебе служебный телефон выдал».
Тайра скинула ему номер Палычевой конторы и пересела к ярко-желтому телефону с эмблемой «General Electric» на трубке. Джимми перезвонил еще через полминуты.
– Ну привет, Ящерка, – с ехидством сказал он.
– Извини, не помню, как твоего коня зовут.
– Шеридан
