Сто лет одного мифа - Евгений Натанович Рудницкий

Байройт, поскольку на сей раз Винифред в Берлин не собиралась. Титьен был занят постановкой Парсифаля в Берлинской государственной опере, «а быть там компаньонкой при Нене – благодарю покорно». Так что дочери пришлось скучать две недели в Ванфриде и находить утешение в общении с тетушками, которые чувствовали себя теперь совсем заброшенными и были всегда рады ее видеть в особняке Евы.

3 октября в Ванфрид снова приехал Гитлер, который провел там полдня, беседуя с Винифред о перспективах передачи байройтского предприятия по наследству Виланду. Она хотела воспользоваться изданным за год до того законом о наследовании крестьянских дворов, в соответствии с которым их единственными наследниками становились старшие сыновья. Таким образом государство старалось воспрепятствовать дроблению хозяйств и защищало крестьянство от обнищания. Вольфганг Вагнер писал в своих воспоминаниях: «Моя мать и мой брат Виланд пытались воздействовать на Адольфа Гитлера, чтобы истолковать составленное моими родителями в 1929 году совместное завещание применительно к новым условиям, скорректировав его таким образом, чтобы по аналогии с правом наследования крестьянских хозяйств мой брат стал единственным наследником Дома торжественных представлений. Однако Гитлер отклонил это непомерное требование, поскольку не хотел столь откровенно вмешиваться в дела такого международно признанного института, как Байройтский фестиваль, и быть причастным к пренебрежению договорным правом. Если бы эти изменения удалось внести, мне было бы обеспечено в Третьем рейхе вполне приемлемое, даже неплохое существование либо в качестве уважаемого крестьянина, которому может быть выделено наследственное владение, либо в качестве технического сотрудника на Байройтских фестивалях, которому была бы предоставлена возможность работать с творческим наследием деда в качестве помощника своего брата». Передача предприятия по наследству казалась все же делом далекого будущего, и у Винифред сохранялась надежда за это время добиться возможности реализации своего плана каким-нибудь иным способом.

Незадолго до рождественских каникул Титьен пригласил Фриделинду со всем ее классом в Берлин на спектакль по пьесе Генриха фон Клейста Битва Германа в Государственном драматическом театре. В то время Фриделинда была в центре внимания и пользовалась среди своих школьных подруг особой популярностью – тем более что после того, как скандал с доносом на настоятельницу был улажен, та намекнула ученицам, кому обязана школа своим спасением: «Она собрала нас в своем кабинете и рассказала о том, что сделала мать. В заключение она сказала, не называя ее имени: „Нашим дальнейшим существованием мы всецело обязаны доброте и великодушной помощи одной значительной особы“». По прибытии в Ванфрид на каникулы Фриделинда могла сообщить матери, что ее миссия по защите монастырского пансиона завершилась успехом, и передать ей благодарность от настоятельницы.

* * *

Дети Винифред должны были приобщаться к господствующей идеологии через гитлерюгенд (ГЮ) и Союз немецких девушек (СНД). Но как раз с этими организациями у руководительницы фестивалей отношения никак не складывались. В то время она, разумеется, старалась не афишировать это обстоятельство и лишь по возможности облегчала подросткам мучительное для них пребывание в рядах нацистских организаций. Однако на процессе по денацификации она своего отвращения к ним уже не скрывала и даже подчеркивала его в качестве оправдывающего ее обстоятельства. В своем меморандуме для комиссии она писала: «В учебных лагерях ГЮ и в СНД наблюдалась сильная неприязнь к Рихарду Вагнеру и Байройту, а молодежь дошла до того, что стала взывать к состраданию: „Ну ладно, простим фюреру его помешательство на Вагнере“». Отвращение Винифред распространялось и на руководителя ГЮ Бальдура фон Шираха. Когда он захотел отметиться в Байройте наряду с прочими вождями НСДАП и устроить там большую манифестацию имперской молодежи, использовав для этого Дом торжественных представлений, она решительно этому воспротивилась и снова обратилась за помощью к Гитлеру, о чем с гордостью написала подруге: «5 января Ширах устраивает здесь большую шумиху, и для этого он хотел получить в свое распоряжение Дом торжественных представлений. Я не поленилась позвонить Гитлеру, и тот категорически это запретил. На это я только сказала: „Спасибо, больше мне ничего не нужно!“, а у местных бонз из ГЮ вытянулись физиономии!» Но ей приходилось защищать от издевательств своих детей, для которых их руководители не делали никаких скидок на близость к высшему руководству рейха. Ребята не желали терпеть хамского обращения, и это приводило к постоянным конфликтам, один из которых Вольфганг описал в автобиографии: «Мое членство в гитлерюгенд прекратилось на целых три месяца в результате одного несчастного случая; при этом мне повезло, поскольку я мог больше не терять времени и заниматься тем, что мне было интересно. Хоть я и предупредил своего командира отделения, что после нашего обычного послеобеденного дуракаваляния я физически не в силах подчиниться его приказу и выполнить упражнения на кольцах, он с помощью нескольких „товарищей“ подвесил меня и стал раскачивать. Как я и предполагал, у меня не хватило сил удержаться, и я упал с высоты двух с половиной метров, сломав при приземлении правую руку. Поскольку каждый из членов ГЮ платил медицинскую страховку, я потребовал возмещения расходов на лечение. Но тут выяснилось, что выплаченные нами деньги растрачены. Мне до сих пор неизвестно, какие существовали меры воздействия на растратчиков. В любом случае я стал протестовать. Я не поддавался ни на какие угрозы, в том числе на угрозу обратиться к рейхсюгендфюреру Бальдуру фон Шираху, и сказал в ответ: „Если ваш шеф будет его покрывать, то он такой же мошенник, как и вы“». Последней каплей, переполнившей чашу терпения руководства ГЮ, стало наглое заявление Вольфганга своему непосредственному начальнику, предложившему ему стать при нем адъютантом: «Придурком при тебе я никогда не буду». При исключении он получил запись в учетную карточку: «Оскорбление рейхсфюрера по делам молодежи. Недисциплинирован».

8 марта в Байройте хоронили Ганса Шемма, разбившегося в авиакатастрофе во время взлета с местного аэродрома и умершего через несколько дней в больнице. В официальных сообщениях говорилось, что последними словами гауляйтера были: «Пусть вновь будет сильной Баварская восточная марка!» Но один из врачей утверждал, что тот перед смертью только молился и в смертельном страхе взывал к Спасителю. Гитлер появился во время похорон совершенно неожиданно и, сказавшись больным, не стал выступать с речью. Вместо него слово взял Геббельс, за которым последовали Фрик, Франк, Розенберг, Гиммлер и другие. Не дожидаясь погребения, Гитлер пожал руки членам семьи Шемма и уехал. Он появился в Ванфриде еще до возвращения Винифред с похорон, и его там отпаивали чаем Эмма Бэр и писавшая об этом визите родителям Лизелотте: «Сначала он был очень возбужден и серьезен и, пока мы разжигали камин и готовили ему мятный чай,