Наследник - Марк Арен

порядке. Сначала говорили о моряках, которые где-то рядом с островом потопили турецкую эскадру. О событиях восемнадцатого века рассказчики говорили с таким жаром и так подробно, словно сами в них участвовали. Затем припомнили русский эсминец, который в 1920 году отстал от белого флота во время перехода из Турции в Бизерту. Корабль укрылся в бухте от февральского шторма. Моряки жили на острове целую неделю и провели бы тут остаток жизни, если бы не строгий командир. Хотя какая им была разница, где жить в эмиграции? Чем Тунис оказался лучше? И что их ждало в Бизерте? Эсминец сгнил там вместе со всем остальным флотом, а моряки? Что с ними стало? Вот если бы они остались на острове, здесь сейчас бегали бы их правнуки… Воспоминания естественным образом дополнились песней «Плещут холодные волны».

…Там среди шумного моря

Вьется Андреевский стяг.

Бьется с неравною силой

Гордый красавец «Варяг»…

Катя вспомнила свою первую встречу с Майклом в Токио, ресторанчик на судне… Сколько же времени прошло с того дня? Кажется, они знакомы всю жизнь, а песня звучала все громче, все трагичнее становилось ее многоголосие…

Миру всему передайте,

Чайки, печальную весть:

В битве врагу мы не сдались,

Пали за русскую честь.

Еще один тост был поднят за русских врачей, что работали на острове во время эпидемии холеры. «О, разве вы не знали, Екатерина Николаевна? То была жуткая эпидемия, на соседних островах население сократилось вдвое. В порту Пирей тогда стояли советские военные корабли и был свой плавучий госпиталь, и врачи из этого госпиталя спасали несчастных жителей островов, про которых забыло собственное правительство! И об этом никто не знает, потому что такая уж была тогда политика. Да она и сейчас такая же…»

Обсуждать политику Катя не собиралась, но ей было интересно, какой песней закончится поднятая тема. Однако неожиданно зазвонил ее мобильник, и она, извинившись, вышла из-за стола и отошла в дальний угол веранды.

Звонил отец.

– У тебя все хорошо? – голос его слегка дрожал, и это было верным признаком того, что он волновался.

– Нормально, – удивилась Катя.

– Говорить можешь? – спросил отец, и она поняла, что сейчас что-то произойдет.

– Могу.

– Это личное, дочка. Очень личное. Я долго думал, сказать или нет. Но решил, что надо. Действительно надо, – словно убеждая себя самого, сказал отец.

– Ты о чем, папа? – словно ища, за что ухватиться, спросила Катя.

– О нем, – ответил отец.

– Пап, мне не шестнадцать лет, – сказала она, почувствовав, как по телу разбежались мурашки.

– Ну вот, уже обиделась, – вздохнув, сказал отец. – Давай без этого, хорошо? Дело серьезное. Гораздо серьезнее, чем ты думаешь. Даже не знаю, с чего начать…

– Пап, у нас чисто дружеские отношения.

– Вот и отлично. Ты должна их сохранить. А если он попытается шагнуть дальше, останови его. Нет, обруби у корня. Дай понять, что у него нет шансов.

Катя вдруг почувствовала такое резкое облегчение, будто у нее с плеч упала не просто гора, а целые Гималаи. И в то же время разозлилась.

– Как тебя понимать? Недостойный кандидат, да? А кто тебя устроит? Министр, депутат, олигарх?

– Ты ничего не поняла, – голос отца звучал уже спокойно.

– Нет, я все поняла. Ты полагаешь, что он мне не пара! – сердито ответила Катя.

– Мне очень жаль, доченька, – замявшись на мгновенье, ответил ей отец, – но… это ты ему не пара.

– Что??? – из рук Кати едва не выпала трубка.

– Извини. Но ты сама так поставила вопрос… – сказал отец.

Она молчала, ошеломленная его словами.

– Ты меня слышишь? – спросил ее отец.

– Да, – машинально сказала она.

– Я не могу открыть тебе все детали, – подбирая слова, сказал ей отец, – но ты должна знать. Если он женится на тебе или на какой-нибудь другой девушке из простого рода…

– Какого-какого рода? – удивлению Кати не было границ. – Мы что, бродяги?

– Он имеет право заключить брак с женщиной из царствующего или владетельного дома, – произнес отец.

Катя услышала, как отец вздохнул. В эфире что-то щелкало и потрескивало, где-то на другом конце света звучала какая-то грузинская песня. Катя смотрела на Майкла, который, обнявшись с седым греком, пел, поднимая наполненный бокал.

– Я хочу домой, папа, – сказала Катя, сглотнув подступивший к горлу ком, – приезжай как можно скорей.

– Это пройдет, доченька, – попытался подбодрить ее отец. – Ты только держись. Я буду утром.

Катя вернулась за стол. Сидевшая рядом с ней жена местного врача, Селина, улыбаясь и говоря что-то по-гречески, показала пальцем на ее пустой бокал, потом на винные бутылки.

– Нет, – покачала головой Катя, – мне бы чего покрепче. Метакса. Вот что мне сейчас нужно. Полный граненый стакан метаксы, – вздохнув, сказала Катя и поймала на себе недоуменный взгляд Майкла.

До поздней ночи над островом разносились греческие, русские и грузинские песни. Когда же гости стали расходиться по домам, Селина обняла Катю за плечи и повела с собой. Так они дошли до ворот, и здесь Катя остановилась, собираясь попрощаться с этой милой женщиной. Но тут рядом оказался Майкл и сказал:

– Селина приготовила для вас комнату дочери.

– Да? А как же… – Катя немного растерялась, но сразу нашлась. – А как же ее дочь?

– Их дети живут на материке, так что вы никого не стесните, – пояснил Майкл.

– Но мои вещи… – начала было Катя.

– Они уже там, – успокоил ее Майкл.

Селина уже распахнула калитку, ведущую в соседний двор, и жестом приглашала Катю войти.

– Да вы не стесняйтесь, – сказал Майкл. – Для местных жителей настоящий праздник, когда они могут приютить гостя. Как только соседи узнали, что я жду гостей из России, тут такое началось. Чуть не передрались из-за вас.

И она вновь почувствовала себя обманутой. Как тогда в горах у античных колонн. Оставшись с ним в одном доме наедине, она, возможно, дала бы ему отпор, осадила бы, поставила бы на место, если он бы позволил себе какую-то вольность. Но к чему эта твердость женского характера, если ее не на ком проявить? Она злилась то на него, то на себя. Ругала себя за то, что приехала. Жалела, что улетит только завтра. Предпочла бы исчезнуть отсюда прямо сейчас. Не прощаясь. Вот бы он потом побегал, поискал ее! Вот бы увидеть его, когда он отыщет ее снова…

Но после разговора с отцом ничего уже не будет. Ни глупостей, ни влюбленных взглядов. Ни встреч, ни расставаний, ни ожидания. Ничего у них не будет… И