Любовь и проклятие камня - Ульяна Подавалова-Петухова

служанка — затем поехал домой. Как в последнюю их встречу выглядела чужестранка, он помнил хорошо. Нужна была одежда, не везти же их потом через весь город только в нижних окровавленных сорочках.

Прихватив сына и несколько плащей, он оставил Гаыль и поехал за своей любимой.

Ворота усадьбы были сорваны с петель. Той злополучной ночью Соджун этого не заметил. Днем он видел капитана Сон, на попечение которого оставил госпожу Елень и детей, и тот сказал, что ее держат в конюшне. Именно туда сейчас и направилась повозка. Верный слуга Анпё, подаренный Соджуну еще в детстве, вел в поводу лошадь.

— Отец, — прошептал Чжонку, как только они въехали в разоренный двор.

— Молчи, — отрезал Соджун, и юноша, вздохнув, замолчал.

Обойдя хозяйский дом, они услышали детские крики, отчаянно зовущие мать.

— Госпожа, — прошептал Соджун и бросился бежать. Чжонку за ним.

Картина, открывшаяся перед ними в конюшне, ужаснула. Елень, подвешенная за запястья, едва стоящая на ногах, пыталась убежать от раскаленного прута, а неподалеку от нее, видя все это, кричали дети.

Капитан еще не до конца отметил все краски на представленном холсте, а рука уже сама схватила солдата за шиворот, да с такой силой отшвырнула от несчастной женщины, что тот, пролетев метров пять, напоследок сокрушил собой перегородку между стойлами. Но Соджун не смотрел ему вслед — в прыжке настиг второго и с разгону ударом ноги отбросил назад. Тот неудачно приложился всем телом о доски, послушался хруст костей. Красномордый завопил от захлестнувшей боли, но в то же мгновение смолк: капитан ребром ладони ударил его в шею.

На Елень было страшно смотреть. Растрепанная, едва стоящая на ногах, в оборванной мокрой одежде женщина висела посреди конюшни, не поднимая головы.

«Обливали», — подумал он с горечью, и прикоснулся к ее щеке.

Она вздрогнула, замычав, и попыталась бежать. Бечёвка, крепко держащая ее, противно скрипнула над головой капитана. Один взмах меча, и женщина рухнула тяжелым кулем ему на руки. Дети кричали рядом, у Чжонку было вытянутое совершенно белое лицо, а Соджун не видел ничего вокруг. Злость заполнила все его существо. Ничего не осталось. Лишь где-то там, на кромке сознания, еще жил страх за жизнь единственной женщины в его судьбе.

Он почувствовал это кожей: она не дышала. Ее уже не было здесь. Всем своим существом он вдруг понял, что она уходит.

— А ну молчать! — рявкнул капитан.

В конюшне в ту же секунду стих гвалт и повисла тишина. А он, сорвав с головы чжонрип, припал ухом к груди.

«Сердце не бьется»,— ошарашенная мысль молнией обожгла сознание.

— Госпожа! Госпожа Елень!!! — позвал он, тряхнув женщину. Голова беспомощно запрокинулась назад.

И в этот момент, в этот самый страшный миг, он почувствовал течение времени. Он словно видел секунды, ускользающие от него. Раз, два, три — и с каждой секундой Елень уходила все дальше и дальше. Разум солдата сработал быстрее, чем любящее сердце мужчины осознало весь ужас происходящего. Соджун опустил Елень на пол и несколько раз надавил на ее грудь сложенными одна на другую ладонями, а потом, коснувшись искусанных губ губами, вдохнул в нее воздух. Лет пять назад он видел, как один монах спас таким образом человека.

«Ну же, ну же, — твердил он про себя, нажимая на грудь. Рядом, затаив дыхание, стояли близкие. А он их не видел, не видел ничего и никого, кроме нее, —ну же, ну же…»

Анпё тронул его за плечо.

— Господин Соджун, давайте я помогу, — сказал он нерешительно.

— Я сам! — рыкнул хозяин, склоняясь над ней.

«Ненавидь меня. Проклинай меня. Презирай, если хочешь. Если тебе от этого будет легче. Если так тебе будет проще. Не смотри на меня. Не говори со мной. Но… живи. Живи. Дыши. Просто живи!!!»— думал он с отчаяньем.

— Господин, — тихо позвал Анпё.

— Отстань!

— Господин, она…

Но договорить он не успел. Елень, выгнувшись дугой, тяжело вобрала в себя воздух, сжав кулаки, и Соджун в изнеможении уселся на пол. А ведь всего на мгновенье он уж было подумал…

Он слушал, как тяжело, с каким-то свистом и хрипом, она дышит, и эти звуки делали его счастливым. Настолько счастлив он не был даже тогда, когда услышал первый крик своего новорожденного сына.

Елень приоткрыла глаза.

— Матушка, — кое-как проговорила Сонъи, обнимая ее. Хванге всхлипывал рядом.

Соджун смотрел на них и понимал, что больше никогда и ничего не будет в их отношениях, как раньше. Для этой семьи отныне и впредь время разделилось на «до» и «после». И он отчасти в том виновен.

Закутав женщину в плащ, Соджун уложил ее в повозку, усадил рядом детей и поспешил домой.

— Чжонку, быстрее привези к нам доктора Хвана, — наказал он сыну; тот, кивнув, хлестнул лошадь и ускакал.

Сам Соджун уселся в седло и поехал рядом с повозкой. Он больше смотрел на нее, чем по сторонам. Ехал шагом и вглядывался в осунувшееся лицо любимой женщины. В наступающих сумерках она казалась еще бледней, чем была на самом деле. В уголке губ запеклась кровь. Он эту кровь почувствовал, когда касался губ. Рука сама сжалась в кулак.

«Убью их»,— решил Соджун, и эта мысль его успокоила.

Глава шестая.

Гаыль зарыдала в голос, увидев в каком состоянии ее госпожа. Доктор Хван уже ждал их. Слуги даже успели поставить на огонь воду. Сам доктор в своем рабочем фартуке, раскладывал инструменты. Комната наполнилась ароматом душистых трав.

Соджун сам лично занес Елень в бывшие покои своей супруги. Сам уложил на одеяло и вышел. Когда он вернулся, доктор, закрыв глаза, слушал пульс женщины. Соджун кашлянул у двери. Врач оглянулся. Гаыль поднялась и склонилась перед ним. Соджун кивнул ей на дверь, и девушка беспрекословно вышла.

Капитан подошел к доктору, поклонился в пол и положил перед ним золотую черепаху. Врач от удивления приподнял бровь.

— Доктор Хван, спасите ее! Умоляю! — попросил Соджун, опять поклонившись. — Если вы спасите ее, я вам дам еще одну такую же.

Врач отодвинул от себя дар и укоризненно покачал головой.

— Ах, капитан Ким,