Смерть беспозвоночным - Иоанна Хмелевская

— А мы не обижены друг на друга? Что‑то мне такое вспоминается…

Смутившись, журналист не очень уверенно ответил, что вроде бы нет. После того не очень удачного ужина в Лодзи…

Нашли время разводить церемонии! И я решительно их пресекла.

— Теперь уже не обижены. И вообще, какое это имеет значение? Адам прав, расскажи обо всем с самого начала. Итак, ты пошла на телевидение и…

— А ты откуда знаешь, что я пошла туда?

— Раз ты оттуда сбежала, значит, перед этим требовалось туда прийти. Не отвлекайся! Итак, ты пошла на телевидение. На Воронича?

— Да, на Воронича. Из‑за тебя отправилась, чтобы поискать там кассеты. По телефону мне ничего не удалось узнать, пришлось самой туда отправляться.

— В благодарность в случае чего труп я возьму на себя! — благородно пообещала я.

— Тебе не справиться, он слишком большой. Хотя нет, скорее, такой… средний. Но толстый. Жуть!

Я тоже слегка вздрогнула и потянула к губам свою рюмку, которая почему‑то оказалась пустой. Поспешила налить в нее, а заодно и Магде. Кальвадос еще никому не навредил. Островскому пить нельзя, он за рулем. На всякий случай вопросительно взглянула на журналиста, но он этого не заметил. Наморщив брови, он почему‑то пристально всматривался в брелок с цветком, висящий на спинке дивана.

— Вот странно, — задумчиво произнес он. — Я не могу припомнить, чтобы хоть раз видел толстый труп.

— А худые трупы ты видел?

— Случалось пару раз…

И опять я не дала ему договорить, невежливо перебив, поскольку не хотелось, чтобы мы слишком отдалились от темы.

— Толстые трупы встречаются очень редко, — со знанием дела поучительно заметила я, хотя вовсе так не думала. Может, как раз часто? Ну, рассказывай, поторопила я Магду. Пошла ты туда и…

Тяжело вздохнув, Магда немного подкрепилась и начала:

— Поговорила там кое с кем, сбила с толку знакомого охранника и охмурила его — но ни за что не вспомню, какого именно, — и спустилась в потайной склад. Узнала я о нем по чистой случайности, и вот теперь пригодилось. Разумеется, посторонним туда вход воспрещен, но старый код они не сменили. По недосмотру, как всегда. Хотя и боялась: а вдруг установлена сигнализация и сейчас как взвоет! — успокоила себя тем, что ничего мне не сделают, ведь все равно уже уволили, а второй раз такой случай может и не подвернуться.

— Считай, тебе повезло.

— А я как раз начинаю считать, что не повезло. Там, в самом конце, очень маленькие и узкие ступеньки, темно совсем, ничего не видать, и я принялась вслепую осторожно ощупывать стены, боясь нажать на какую‑нибудь кнопку. Щелкнула зажигалкой, а он там лежит! Прямо у меня под ногами. Я сама чуть трупом не свалилась. Бррр.

Мы с Островским дуэтом выразили ей свое сочувствие. Магда опять вздрогнула и потянулась за сигаретой.

— Ведь я чуть на него не наступила! Хорошо, что остановилась, зажигая огонь, а то еще один шаг — и лежали бы два трупа. При свете зажигалки рассмотрела, что тот лежал в самом низу лестницы, на последней ступеньке, весь окровавленный, просто ужас, еще приснится такой! К тому же лежал на спине, я увидела лицо и узнала его!

— Так кто же это был? — сорвался с места Островский и бросил взгляд на свой диктофон.

— Уверена, что он был мертвый? — одновременно спросила я. — Ведь мог слететь с лестницы и только малость разбиться.

Магда, оказывается, проявила чудеса мужества и самообладания и не преминула этим похвастаться.

— А я потрогала его! Был холодный как труп. Нажать на него у меня не хватило храбрости, но, кажется, уже застывший. И вообще невозможно, чтобы живой человек так выглядел!

— Так кто же это был? — повторил Островский.

— А что, разве я этого еще не сказала? — удивилась Магда. —Заморский!

— Юлиуш Заморский?

— Вот именно, Юлиуш Заморский.

— Ты уверена?

— Разве что у него есть брат–близнец Так о нем мы никогда не слышали.

Я взглянула на Островского. Казалось, он был перед отчаянным выбором; не знал, на что решиться: навсегда остаться рядом с Магдой или немедленно выскочить из моего дома.

— Сущий падеж пиявок! — вырвалось у меня с неподдельной радостью.

Оба моих гостя замерли.

— Как вы сказали? — не понял Островский.

А Магда сразу навострила уши.

— Это можно воспринимать как оскорбление?

— Если пиявки ведут себя как паразиты, высасывают из живых людей пропитание и, переваривая, разбухают, извергая его в виде… дерьма.

Магда сразу поняла, в чем дело, и похвалила меня за сравнение.

— Согласна с тобой, знаю такого, что разбух до того — вот–вот лопнет. Интересно, а что этот там делал?

Островскому хотелось задать нам сразу сто вопросов — по нему было видно, но я не дала журналисту такой возможности. Тут дела поважнее.

— А теперь, Магда, ты вся внимание. Вот я вижу — на тебе узкая юбка. Ты нагибалась, когда ощупывала его? Или присела при этом?

И опять умница Магда все поняла.

— Нет, не приседала, я только нагнулась. Знаю, почему спрашиваешь. Я с самого начала вспомнила о необходимости соблюдать осторожность, чтобы ничем не измазаться.

— Я не совсем это имела в виду, ну да не важно. Ты спустилась до конца лестницы?

— Иоанна, уж слишком ты хорошего обо мне мнения. Я где остановилась, там и вросла в землю. Он свалился не вверх ногами, это ужасная его морда была ближе ко мне, так зачем мне спускаться? Достаточно того, что я отважно его пощупала и стала подниматься. Задом. И ни разу не споткнулась, что и меня удивляет.

Я не жалела похвал отважной женщине. Островский открыл было рот, но опять закрыл его, так ничего и не сказав.

— Тебя кто‑нибудь там видел?

— Не знаю. Очень надеюсь, что нет.

— А что ты сделала потом?

— Попыталась думать, но это у меня не получилось. Недалеко оттуда находился наш медпункт, там обычно дежурят сестры, и туда приходят за медпомощью сотрудники телевидения, если нужно. Я открыла дверь, увидела там много людей, крикнула, что на лестнице лежит труп. Дверь за собой сразу же закрыла и убежала, возможно, меня не узнали. Но чувствовала себя так паскудно, что мне ничего лучшего не пришло в голову, как сразу мчаться к тебе. Тем более ты ближе всех живешь, и дорога прямая.

Тут наконец очень взволнованно заговорил Островский.

— Может, лучше было, не называя себя, позвонить в полицию. По любому телефону на телевидении.

— Они же там записывают передачи, и мой голос знают, — разумно заметила Магда.

— Столько всего лезет в голову, не знаю, с чего и начать, — продолжал Островский. — Ты права, Магда, я вот тоже ломаю голову, почему он там оказался. Зачем полез на склад? Сам, по доброй воле, или его кокнули в другом месте и уже потом сбросили с темной лестницы? Если так, то кто и почему? Мне бы следовало уже там быть, но не могу. Откуда, спросят, я узнал о происшествии? Сами знаете, как к прессе относятся, а я ведь та самая пресса, которую никто не любит. И выдумать никакой подходящий предлог не могу, ну ничегошеньки в голову не приходит! А я даже намекнуть не имею права.

— Не переживайте, в другой раз намекнете. Зато если Магду выявят, то у вас сведения из первых уст!

— Ты думаешь, меня могут выявить? — встревожилась Магда. — Очень бы не хотелось, ведь что я им скажу? Зачем я туда поперлась?

— Как зачем, ты поперлась в медпункт. Понятия не имею, что они там делают, но уж ты сама придумай предлог. Что‑нибудь у тебя со здоровьем не в порядке или… ага! Тебе как раз захотелось узнать, что они там делают. В крайнем случае все вали на меня.

— Но если ты скажешь правду, тогда сразу привлечешь внимание к Эве Марш.

О, холера. И в самом деле, Эва Марш… Несчастье всей ее жизни, самый ненавистный ей человек обнаружен в виде трупа в подземельях телецентра… Враг номер один! Любой дурак решит, что это она руку приложила. Или как‑то иначе связана с его гибелью. Даже если и связана, я буду последней, кто привлечет внимание к ее особе. Скорее, уж я на себя попытаюсь перенести подозрение.

— Вот именно! — воскликнул Островский, опять невольно бросив взгляд на диктофон. — Вы полагаете, пани Иоанна, что это как‑то связано с Эвой Марш? Ведь все только и говорят о том, что в последнее время пани усиленно ею интересуется… Вот мы говорили тут о мотивах. Правда, ни Вайхенманн, ни Држончек пока Эву Марш не затрагивали, хотя… надо бы проверить. Зато вот Заморский… Тот очень много зла причинил ей. Вы полагаете… вы наверняка знаете больше.

И Магда туда же.

— Ты считаешь, что тех, первых двух, она позабивала для камуфляжа, чтобы незаметнее подобраться к Заморскому?

И чего они ко мне пристали? Я вышла из себя.

— Даже если и так, — раздраженно бросила я, не сочтя нужным опровергать их инсинуации, — то она почти добилась своего. Представляю, что сейчас делается на Воронича, от радости все телевидение на голове стоит. Да только где она сама, Эва Марш?

— Так вы действительно этого не знаете?

— Никто не знает! Даже ее родители!

— Интересно, — покачал головой журналист. — А может, ее муж знает?