Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2, том 1 - Борис Яковлевич Алексин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через час после её ухода Борис последовал за ней. Он быстро прошмыгнул мимо освещённых окон хозяев дома и обратил внимание, что окна Шуркиной комнаты задёрнуты плотными занавесками. Вначале он подумал, что её нет дома и она действительно на работе, и ему даже стало немного стыдно за себя.
«Крадусь, как вор, — подумал он. — И ладно бы, я её любил, а то ведь так, сам не знаю зачем, просто чтобы нацеловаться досыта, глупо!»
Он было хотел повернуться и уйти со двора, но вдруг заметил в одном из окон проблески света между двумя шторами. Он не удержался.
В одно мгновение Борис вскочил на узенькую завалинку, прильнув лицом к стеклу, и через щёлку смог кое-что разглядеть. Первое, что он увидел, это стол, а на нём тарелки с остатками еды, фруктами и — о, ужас! — даже бутылку с вином. Скользнув взглядом дальше, Борис заметил раскрытую постель, а на ней полураздетую Шурку, лежавшую рядом с (кто бы мог подумать?) длинным белобрысым Гетуном.
Борис, чуть не вскрикнувший от возмущения, спрыгнул с завалинки и побежал вверх по огороду к узкой калитке, которой они раньше часто пользовались, выходя в военкомат.
В комнате, наверно, услышали его прыжок и топот ног, потому что Гетун в нижней рубахе, босиком выскочил на крыльцо и, держа в руке маузер, громко крикнул:
— Эй, кто тут, выходи! Стрелять буду!
Но Борис был уже за пределами огорода. Однако, зная сумасшедший нрав Гетуна, о котором говорили, как о самом несдержанном и неуравновешенном работнике ГПУ, он затаился и промолчал. Хотя он раньше даже дружил с Гетуном, и тот, конечно, услышав его голос, узнал бы его, но Борис подумал: «Этому дураку, да ещё выпившему, ничего не стоит и в меня выстрелить. Пропадёшь ни за что».
С этих пор Сальникова перестала представлять для Бориса даже чисто внешний интерес, наоборот, она вызывала у него какое-то презрение и даже сожаление. Ведь в то время комсомольцы боролись против употребления вина самым категорическим образом: каждая выпивка, даже каждая рюмка вина считалась почти что преступлением. Ну а то, что увидел Борис у Шурки, было похоже уже на настоящий разврат. Он, правда, никому не рассказал об увиденном.
Как-то раз, когда Шурка под влиянием очередного каприза вдруг захотела остаться с ним наедине и вновь помучить его своими поцелуями (они задержались в классе, где проходило собрание), заканчивая протокол, он встал из-за стола, за которым сидел рядом с Сальниковой, и, собрав свои книги, направился к двери. Она окликнула его:
— Боря, подожди, побудем немного вместе!
Но уже из дверей он презрительно бросил:
— Не забудь про своего Гетуна, да и вина я не пью, — и с шумом захлопнул дверь. Правда, очутившись за дверью, он почему-то пожалел Шурку, но сдержал себя и быстро зашагал домой.
Примерно дня через три после этого случая, во время перемены он заметил Зою Мамонтову, стоявшую у стены коридора и глядевшую на него во все глаза. Невольно он вспомнил их первое свидание и внутренне усмехнулся. Он подошёл к ней и, пожалуй, только сейчас разглядел её. Она была невысокой полненькой девушкой с длинной косой, небрежно перекинутой через плечо, с большими карими глазами, ровными — ленточкой — чёрными бровями, прямым носиком, слабенькими веснушками на нём и красиво вычерченным ртом, в котором между полных чувственных губ блестели ровным рядом белые зубы.
— Ну что ты на меня уставилась? — довольно грубо спросил Борис, подходя к девушке.
— А ты мне нравишься, вот и смотрю! — смело ответила она и моментально скрылась за дверью класса.
«Ишь ты! — подумал парень. — А, впрочем, она ничего, поцеловаться можно», — цинично решил он.
После уроков, встретившись при выходе из школы с Зоей, он окликнул её с деловым видом:
— Мамонтова, подожди-ка немного!
Девушка отстала от своих подруг, остановилась и вопросительно посмотрела на Бориса, а тот, подойдя к ней поближе, шепнул:
— Зоя, приходи сегодня на скалу за школой в 8 часов вечера, посидим, поговорим, ладно? Придёшь?
Она ничего не ответила, только блеснула в улыбке зубами и, вскинув на парня глаза, кивнула головой и побежала догонять подруг.
Вечером, после заседания бюро ячейки, Шурка старалась не смотреть на Бориса и разговаривала только с новым членом бюро Силковым. Когда время уже приближалось к 8 часам Алёшкин вдруг заторопился. Он поднялся:
— Ну, я пойду, кажется, все вопросы решили, — и оставив вдвоём Шурку и Силкова, направился к двери. Остальные не поднимались, и он подумал: «Ну, теперь она решила на Силкове поупражняться», — усмехнулся и мысленно произнёс, вспомнив где-то вычитанную фразу:
— Пройденный этап.
Скоро (ведь заседание проходило в одном из классов школы), Борис уже находился на условленном месте, а через десять минут, показавшихся ему необыкновенно долгими, он услышал лёгкие шаги, кто-то осторожно поднимался на скалу к тому месту, где стоял он. Борис отошёл в глубину площадки и притаился за кустиками дубняка, ещё покрытыми сухими жёлтыми листьями. На край площадки поднялась маленькая девичья фигурка, одетая в серенькое поношенное пальтишко и повязанная тёплым шерстяным платком, ведь была поздняя осень, и на более высоких сопках уже лежал снег. Она немного испуганно оглянулась и, никого не увидев, уже собиралась скользнуть вниз, но в этот момент Борис выглянул из-за кустов и тихонько позвал:
— Зоя, иди сюда! Я здесь.
Она метнулась к нему, и через несколько секунд, как-то сами собой его руки обняли маленькую фигурку, которая доверчиво к нему прижалась, а их губы встретились.
Сидя на облюбованном приступочке и продолжая время от времени целоваться, они разговаривали. Собственно, говорила Зоя, он только слушал. Она рассказывала ему о своей семье, о своей нелёгкой крестьянской жизни и работе, которую ей приходится выполнять, о своём классе, о тех мелких новостях и происшествиях, которые случались в их классе ежедневно, в общем, болтала обо всём и ни о чём.
Иногда она, как кошечка, прижималась к Борису, и он ощущал дрожь этого молодого податливого тела. Однако, кроме бесчисленных поцелуев, которыми они обменивались, эти двое пока больше не думали ни о чём.
Время, которое Зоя отвела для свидания, закончилось, поцеловав его в последний раз, она ловко спрыгнула со скалы и побежала домой; через несколько минут после неё спустился и Борис.
Домой он вернулся весёлым и возбуждённым, с раскрасневшимся лицом и блестящими глазами.
Анна Николаевна, заметив его приподнятое настроение, тихонько шепнула мужу:
— А наш Борька, кажется, опять влюбился! —
