Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2, том 1 - Борис Яковлевич Алексин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Познакомившись с учениками пятого класса Шкотовской школы II ступени, познакомимся немного и с её учителями.
Литературу и русский язык преподавала Софья Георгиевна Воскресенская (Мищенко), мать Коли Воскресенского. Эта маленькая чёрненькая изящная женщина хорошо знала и любила преподаваемый ею предмет. Её уроки проходили живо и интересно. Больше всего её удручала, как она говорила, вопиющая безграмотность даже лучших учеников, таких как Алёшкин и Семена. Если их сочинения имели хорошее содержание, фразы строились правильно и достаточно красиво, то написание их оставляло желать много лучшего: ошибок орфографических, и ещё больше синтаксических, всегда находилось достаточно. Ну, а про «шедевры» таких «литераторов», как Пырков или Кравцов, и говорить не приходилось.
Чтобы хоть как-то бороться с этим злом, она ввела дополнительные уроки по русскому языку, посвящённые диктантам и синтаксическому разбору предложений. Её труды принесли пользу многим: на выпускных экзаменах большинство учеников написало сочинение не только связно и толково, но и достаточно грамотно.
Другой, не менее важной фигурой среди преподавателей, являлась учительница математики. Эта высокая, полная и уже немолодая женщина с большой причёской из начинавших седеть чёрных волос прихрамывала на правую ногу, отчего её походка приобрела какой-то странный характер. Стремясь скрыть свой физический недостаток, она при ходьбе как будто всё время подпрыгивала, что составляло предмет насмешек великовозрастных шалопаев вроде Кравцова. Несмотря на высокую требовательность и строгость учительницы, ученики её любили: она тоже в совершенстве знала свой предмет и стремилась вложить в своих подопечных знания как можно прочнее.
Между прочим, именно это послужило причиной того, что ученики пятого класса в течение учебного года так и не успели полностью овладеть программой, что в последующем принесло серьёзные неприятности и ей, и им.
Когда члены комиссии из Владивостока, принимавшие экзамены, узнали, что ученики пятого класса шкотовской школы закончили учебный год, изучив только бином Ньютона, и понятия не имеют о логарифмировании, а по геометрии едва справились с определением объёма тел, и даже не начинали изучение тригонометрии, — они пришли в ужас и не понимали, что делать, как выпускать из II ступени таких учеников. Но Варвара Александровна Румянцева, так звали учительницу математики, это положение ненормальным не считала, она говорила:
— Пусть мои ученики знают меньше, чем предусмотрено вашей программой, которая совершенно ясно не учитывает, с какими знаниями эти ребята пришли в пятый класс, но зато то, что они знают, они знают твёрдо, и это хорошо. Ну, а кто из них захочет дальше учиться, тому придётся заниматься дополнительно.
Председатель комиссии связался по телефону с Владивостокским уездным отделом народного образования, его, однако, успокоили, сказав, что в других школах дело обстоит не лучше: если там ученики и прошли всю программу, то даже простейших алгебраических примеров решить не могли, не говоря уже об уравнениях.
— Этот выпуск придётся пропустить уж таким, как он есть, — сказал заведующий уездным отделом Наробраза.
Но к чести и Румянцевой и её учеников, почти все они в тех пределах программы, которую успели пройти, сумели выполнить поставленные перед ними задания вполне удовлетворительно, ну а такие, как Семена, Алёшкин, Шашина, Воскресенский отвечали отлично.
Правда, в своём стремлении заставить каждого ученика хорошо усвоить изучаемый материал Валерия Александровна была права только отчасти, такое уравнивание всех сослужило плохую службу тем, кто потом поступал в высшие учебные заведения: доучивать не пройденные темы перед вступительными экзаменами оказалось делом непростым.
Но мы довольно далеко забежали вперёд, пока до выпускных экзаменов ещё было далеко.
Заговорив о Валерии Александровне Румянцевой, нельзя не вспомнить сразу же и про её мужа: толстого весёлого человека с круглым брюшком, круглыми золотыми очками, прочно сидевшими на коротком, толстом носу, подпираемом с обеих сторон круглыми и румяными щёчками. Глаза у него были голубые и очень добрые, всегда лукаво прищурены, что было заметно даже и сквозь очки. Седые волосы на голове — коротко острижены. Он преподавал пение и отдавался этому делу всей душой. И хотя его любили за доброту и мягкость, но вскоре предлагаемые им песни вроде «Скажи мне, ветка Палестины», «Горные вершины», «Буря мглою» более старшим ученикам порядочно надоели, они хотели новых революционных песен, а он пока всё только обещал их достать.
Об учителе рисования, который был в то же время и заведующим школой, Василии Ивановиче Шунайлове, мы уже говорили, дополним сказанное. Низенький светловолосый человек, с простым, ничем не примечательным лицом, мягкими манерами, тихим голосом, он преподавал рисование в высшеначальном училище и в учительской семинарии и до революции, и во время Гражданской войны, и после неё. В армию его не брали из-за сильной близорукости, хотя очки он надевал только для чтения. И никто даже и предположить не мог, что за такой скромной наружностью скрывается большевик, подпольщик, лично знавший Лазо, Пшеничникова и многих других дальневосточных революционеров. Шунайлов выполнял ответственные задания партии и партизан. Всё это открылось только теперь, когда в Приморье пришла советская власть. Теперь он был первым секретарём шкотовской ячейки РКП(б).
Однако, учителем Шунайлов был неважным: сам он умел рисовать, писал и маслом, и акварелью, у него дома по стенам висело много его этюдов и картин, а вот передавать свои знания ученикам, видно, не умел. Обычно он приносил в класс какой-нибудь предмет или несколько, клал их на стол и предлагал их нарисовать, а сам даже уходил из класса, чтобы не мешать творчеству, как он говорил. Так он делал во всех классах. Ну, и если некоторые, как, например, Семена, Воскресенский, а глядя на них, и Алёшкин, старательно пытались изобразить то, что лежало (а иногда и сидело, если это была любимая учителем собака, которая в старших классах часто служила натурой) перед ними, то остальные занимались чем угодно, вплоть до игры в «дypaкa». Возвращаясь, Шунайлов просматривал готовые рисунки, всегда делал полезные замечания, а отсутствие работ у остальных кратко комментировал:
— Не вышло!
И тем не менее неудовлетворительных отметок у него никто не получал. Он говорил:
— У кого есть талант, тот и так будет художник. А у кого его нет, так тот будет только зря бумагу переводить. Ну а «удовлетворительно»-то я всё равно ему обязан поставить.
Полной противоположностью своего мужа была Варвара Иосифовна Шунайлова, и не только внешне: она была более чем на голову выше своего мужа, намного полнее его, с большими строгими серыми глазами, крутым волевым подбородком и короной
