Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2, том 1 - Борис Яковлевич Алексин

выписался из больницы и сейчас сидел рядом с Анной Николаевной, пылавшей огнём стыда за своего неудачливого сына. Увидев мучения Бориса, он решил ему помочь.

Реплика, брошенная Надеждиным, вызвала взрыв громкого смеха присутствующих слушателей и заставила замолчать докладчика. Но, как ни странно, и слова Надеждина, и, главное, смех в зале, последовавший за ними, как бы подстегнули Бориса, более того, они как бы вдохновили его, и он молниеносно подумал: «А ведь и в самом деле, чего это я за этот конспект держусь, как за перила? Ведь в голове-то у меня понятие о том, что нужно рассказать, есть, и цифры, и года я помню». И он бросил тетрадку на стол, чем вызвал новый взрыв смеха, шагнул из-за тумбочки, вышел перед столом и начал:

— Товарищи!.. — и дальше вдруг как-то неожиданно и для него самого, и для притихших слушателей плавно и вдохновенно полилась его речь о Международном юношеском дне, о том, как и когда он начал праздноваться, о комсомоле, как создавалась эта организация, о первых комсомольцах, вынесших на своих плечах всю тяжесть Гражданской войны, о съездах РКСМ, о выступлении Ленина на III съезде, призвавшего комсомольцев «учиться, учиться и ещё раз учиться!», о необходимости роста комсомольских рядов, о том, чтобы каждый молодой рабочий и крестьянин, каждый сознательный парень или девушка вступали в ряды комсомола.

— И тогда, — закончил свою речь Алёшкин, — мы действительно станем помощниками, наследниками партии большевиков. Да здравствует РКП! Да здравствует РКСМ! Да здравствует мировая революция!

Эта часть его доклада продолжалась около получаса. Она была выслушана с большим вниманием, в полной тишине, а когда он закончил, то раздались дружные громкие аплодисменты. Затем все спели новую, недавно выученную комсомольцами песню, комсомольский гимн «Вперёд, заре навстречу». В основном пели её комсомольцы, остальные только подтягивали.

Занавес закрылся, зрители расставили скамейки вдоль стен зала и под звуки доморощенного курсантского оркестра (нескольких балалаек и гитар) начались танцы и игры.

Уходя вместе с Борисом со сцены, Людмила Пашкевич сказала:

— А ещё говорил, что доклады делать не умеешь! Да ты так его хорошо сделал, что мне никогда так не сделать! Не пойму только, что ты так вначале путался.

Однако Боря её не слушал. Он радовался, что его мучения с докладом так неожиданно хорошо закончились и от души благодарил Надеждина за его поддержку.

Между прочим, с тех пор Борису Алёшкину пришлось сделать, вероятно, много сотен докладов. Он всегда к ним тщательно готовился и иногда писал подробные конспекты, но никогда этими конспектами во время выступления не пользовался, а говорил то, что хорошо усвоил и прочувствовал.

К половине сентября курсы у учителей закончились, и они разъехались по своим школам. Уехали из Шкотова учительницы, состоявшие в шкотовской ячейке РКСМ, уехал во Владивосток на рабфак Кочергин, и в ячейке, насчитывавшей уже 15 человек, нужно было переизбрать бюро.

В новый состав бюро избрали Александру Сальникову, Николая Семену и Бориса Алёшкина. Секретарем стала Сальникова.

Это была молодая женщина лет двадцати. Во время интервенции она, уже комсомолка, работала по заданию большевиков связной с партизанскими отрядами. Невысокая миловидная женщина с курносым носом, с большими карими глазами, оттенёнными густыми чёрными бровями, с чуть вьющимися каштановыми волосами и полными чувственными губами. Если всё её лицо и можно было бы назвать красивым, то курносый нос, придавая лицу какой-то озорной характер, в то же время делал его слегка мальчишеским что ли.

По несколько развязной манере поведения, по грубоватым словам, вставляемым ею иногда в разговор, и, наконец, по тому, что она, пожалуй, одна из всех комсомольцев, курила, можно было определить, что Шура Сальникова имела определённый опыт жизни.

Избрание в бюро её и Семены было понятно, оба они — члены РКСМ, она уже около двух лет, а Семена больше месяца, но вот избрание Алёшкина его самого удивило, ведь он ещё считался кандидатом и имел белую карточку. Но уком его избрание утвердил.

Между прочим, о карточках. В то время единых билетов для членов РКСМ, впрочем, и для членов РКП(б) не было. Каждый губком и даже каждый уком издавал для своих членов и кандидатов свои билеты. У Владивостокского укома РКСМ они имели вид небольших картонных карточек, складывающихся пополам: на одной половине карточки писалась фамилия, имя, отчество и год рождения владельца, ставилась подпись секретаря укома и печать, а другая, разделённая на клеточки, служила для отметок об уплате членских взносов. У членов РКСМ карточки были красного цвета, у кандидатов — белые.

Все знали, что обычно кандидатов ни в какие руководящие органы не выбирали и удивлялись, почему уком утвердил избрание Бориса. К тому времени в шкотовской ячейке было уже человек 5 кандидатов. Но через несколько дней всё разъяснилось. Приехал Волька Барон и на собрании ячейки объявил, что уком РКСМ за активную работу в ячейке и ЧОН Бориса Алёшкина досрочно перевёл из кандидатов в члены. После этого сообщения Волька вручил Боре красную карточку. 20 сентября 1923 года Борис Алёшкин стал членом РКСМ.

С I5 сентября начались занятия в школах. Анна Николаевна стала учительницей в школе I ступени, там же в третьем классе училась и Люся. Борис начал посещать школу II ступени, её пятый класс.

Начальные классы школы II ступени были многочисленными, поэтому пришлось создавать параллельные группы. Последние же классы были так малы, что даже опасались, чтобы их из-за малочисленности учащихся не закрыли. Но, к счастью, они остались.

В пятом классе было 13 человек, троих из них — Алёшкина, Семену и Воскресенского мы уже знаем; коротко познакомились и ещё с некоторыми — Колягиным, Кравцовым, Цирковым. Учительница математики называла их ядром, привязанным к ногам класса, мешавшим ему успешно двигаться вперёд. И на самом деле эта троица, хотя и была старше всех остальных учеников, в то же время по своим знаниям находилась по всем предметам на самом последнем месте. Упоминали мы и двух Дусь Карвась. Теперь следует назвать следующую ученицу — Аню Сачёк, сестру учительницы Харитины, которую Борис узнал ещё летом.

Аня Сачёк, так же, как и обе Карвась, считались середнячками. Значительно лучше их занималась старательная, прилежная девушка из села Романовки, Аня Будейко, это была удивительно некрасивая и нескладная девушка. И наконец, последняя по алфавиту, Надя Шашина тоже не отличалась красотой, но по успеваемости постоянно была в числе самых лучших.

После первых же недель занятий пальму первенства в пятом классе делили между собой Борис Алёшкин и Пётр Семена, иногда с ними соперничала и Надя Шашина.

Следует