Твое сердце принадлежит мне - Дин Кунц

А теперь, по прошествии почти четырех суток, вернулось ощущение, что посмотреть фильм для него жизненно важно, и Райан подумал, что должен побороть силу, которая утягивала его в сон, включить телевизор, найти фильм и попытаться понять, какой знак свыше посылается ему в эпизодах этого фильма.

Плотный обед, сильное снотворное, усталость, да еще и трусость объединились против него и затянули туманом сна еще остающиеся островки бодрствования в сознании Райана.

Он спал более десяти часов и проснулся в понедельник утром с головной болью, какая бывает у пьяницы после трехдневного запоя.

В душе каждая капля воды падала на голову, как жернов. Каждый лучик света впивался в глаза, каждый запах вызывал тошноту.

С похмельем он боролся кофе. Первый кофейник выпил черным. Второй – с молоком, но без сахара.

Позже заказал гренок без масла. Потом – сдобу с маслом. Во второй половине дня попросил прислать контейнер ванильного мороженого.

В бюро обслуживания скрупулезно выполняли все его заказы, приносили одно, другое, третье, словно капризному ребенку, который сам не знает, чего хочет.

Без перерыва он работал на компьютере, пытаясь разобраться в отражениях глаз Терезы, найти тот тайный смысл, которым, по его убеждению, они могли с ним поделиться. Но, даже все более убеждаясь, что ничего тайного в этих глазах нет, продолжал их исследовать.

Если бы не компьютер, он мог позвонить на регистрационную стойку, попросить подготовить ему «Эскаладу» и поехать в парк с золотыми осинами. А попав туда, не устоял бы перед церковью Святой Джеммы. Но Райан боялся, что повторный визит туда не приблизит его к разгадке этой тайны, не поможет разобраться, что к чему, наоборот, только еще сильнее запутает.

Многочисленные странности последних дней сначала вели к недоумению, которое только разжигало любопытство. Но недоумение сменилось замешательством, а замешательство, туманя голову, могло подточить эмоциональное и психическое здоровье.

Во второй половине понедельника Райан окончательно признал, что глаза Терезы не помогут ему ни установить личности людей, которые плели против него заговор, ни узнать их мотивы.

Тем не менее он по-прежнему чувствовал, что фотография очень важна. Не сомневался, что фотографировал Спенсер Баргхест, то есть именно Баргхест присоветовал Ребекке Рич оборвать жизнь Терезы.

Саманта заявляла, что порвала с матерью.

«Она умерла. Для меня. Ребекка похоронена в своей квартире в Лас-Вегасе. Она ходит, говорит и дышит, но все равно мертва».

Однако в пятницу вечером, практически через сорок восемь часов после этого сердитого заявления, она выскользнула из своей квартиры, оставив Райана спать, чтобы встретиться с Баргхестом под освещенным луной перечным деревом.

Спенсер Баргхест как-то во всем этом участвовал, а поскольку наличие отклонений в психике Баргхеста не вызывало сомнений, едва ли его заботило благополучие Райана. Баргхест отправил на тот свет Терезу и, возможно, вынашивал планы отправить туда же Райана, вот почему интуитивную реакцию последнего на фотографию (она может послужить ключом к разгадке) не следовало отметать в сторону.

Если ответ крылся не в глазах, он мог найтись в другой части той же фотографии.

Внимание Райана приковал рот, полные губы. Они приоткрылись, словно их развел последний выдох Терезы.

Темнота за ее губами, в полости рта, не выглядела однородной, как ему показалось с первого взгляда. Теперь он видел, что во рту у Терезы, возможно, что-то лежит, какой-то предмет, сразу за зубами, и четкая геометрическая форма указывает, что это не язык.

Он увеличил губы, которые заполнили весь экран. Добился максимальной четкости изображения.

Рот мертвой женщины, казалось, что-то ему кричал, но ни один звук не нарушил тишину, и застывшие губы не могли подсказать, что именно услышал от нее Баргхест перед тем, как покончил с ней. Если, конечно, услышал.

И Райан принялся исследовать рот Терезы с тем же энтузиазмом, с каким ранее исследовал глаза.

В 20.40, когда Райан ел сэндвич с сыром «Стилтон» и корнишонами, продолжая работать на компьютере, позвонил Джордж Зейн, чтобы сообщить результаты анализа крови.

Оба гематолога и их лаборанты не обнаружили никаких признаков ядов, наркотиков, лекарств или других сторонних субстанций в сорока миллилитрах крови, взятых Зейном из вены Райана, хотя провели доскональное исследование.

– Они могли что-то пропустить, – пожал плечами Райан. – Людям свойственно ошибаться.

– Вы хотите, чтобы я вновь взял у вас кровь, – спросил Зейн, – и отдал ее на анализ кому-то еще?

– Нет. Если яд и есть, обычными анализами его не найти. Вы можете выцедить из меня всю кровь, нанять тысячу гематологов, но я узнаю не больше, чем мне известно уже теперь.

Райан спустил оставшиеся капсулы снотворного в унитаз, позвонил в бюро обслуживания и заказал полный кофейник.

Чувствовал, что время уходит, и, наверное, в этом не ошибался, потому что до встречи с доктором Самаром Гаптой, который сообщил бы ему результаты биопсии, оставалось менее восемнадцати часов.

Вечер подтянулся к полуночи, перевалил за нее, а контуры губ, зубы и полость рта Терезы Рич оставались на экране и не отпускали его, так притягивали, что он даже не лег в кровать, а заснул на стуле, перед компьютером, в начале четвертого утра. Поиск правды результата так и не принес.

Во время полета из Денвера в аэропорт Джона Уэйна в округе Орандж, Калифорния, Райан, сидя в удобном кресле в салоне корпоративного «Лирджета», время от времени поглядывал на фотографию, уже обычную, не увеличенную компьютером, и гадал: а может, ответ спрятан в волосах Терезы, раковине ее уха, даже в складках подушки, видимой с одной стороны лица…

Самолет приземлился и подкатил к терминалу менее чем за час до времени, назначенного кардиологом.

Чтобы не делиться своими секретами с Ли Тингом, Райан не стал просить его приехать в аэропорт, а договорился с компанией, сдающей в аренду лимузины. Они прислали длиннющий белый «Кадиллак» и вежливого водителя, который, однако, не считал, что дружеская болтовня с клиентом входит в его обязанности.

И по пути к доктору Гапте Райан неотрывно смотрел на фотографию Терезы.

Он впал в совершенно нехарактерное для него состояние. В полете из Денвера замешательство, которое он испытывал ранее, усугубилось, и теперь он чувствовал, что поставлен в тупик всем тем, что узнал, что испытал, и не может дать объяснение, что же это было.

Впервые в жизни он не находил в себе силы искать выход из этого тупика, душа его сдалась, он смирился с тем, что потерпел поражение, но от этого ему становилось только муторнее: ранее он представить себе не мог, что способен проиграть.

Эгоизм его родителей, безразличие, с которым они к нему относились, только вдохновляли Райана на новые достижения. Еще ребенком он дал себе слово, что никогда не станет таким, какими были они.

В бизнесе каждую неудачу он рассматривал как трамплин к будущим успехам, каждый триумф считал ступенькой к еще более впечатляющим достижениям. Никогда не сдавался, не капитулировал, а если порою и соглашался на тактическое отступление, то лишь с тем, чтобы получить преимущество в чем-то более важном.

Ему хотелось бы думать, что это растущее смирение – проявление стойкости духа, призванное побороть отчаяние. Но стойкость требовала мужества, а Райан чувствовал, что с каждым поворотом колес лимузина мужества у него остается все меньше и меньше.

Он задался вопросом: а может быть, все его поведение в последние пять дней (полет в Лас-Вегас, незаконное проникновение в квартиру Ребекки Рич и дом Спенсера Баргхеста, и прочее, и прочее…) – всего лишь отчаянная попытка отвлечься от мыслей о диагнозе, который он услышит от своего кардиолога в этот день? Страшась приговора к смерти, изменить который не в его силах, он искал злодея, с которым мог бы сразиться.

Когда они подъехали к зданию, в котором находился кабинет доктора Гапты, лимузин остановился у тротуара под знаком «Остановка запрещена».

Райан сунул фотографию Терезы в конверт из плотной бумаги.

Водитель вышел из кабины и направился вокруг лимузина, чтобы открыть Райану дверцу.

Не зная, что и делать, Райан взял фотографию умершей женщины с собой, но не для того, чтобы показать кардиологу. Хотел держать ее при себе, как талисман, сила которого не позволит ему сделать последний шаг от смирения к отчаянию.

Глава 22

– Кардиомиопатия, – объявил доктор Гапта.

Он пригласил Райана в свой кабинет, словно хотел поделиться трагической новостью в менее формальной обстановке.

На полочке за столом стояли фотографии семьи врача. В серебряных рамках. Очаровательная жена. Две дочери и сын, симпатичные дети, и золотистый ретривер.