Журнал «Вокруг Света» №11 за 1978 год - Вокруг Света

Вдали от Лиллуэта — вспомним рассказ Кошты Родригеша — деревья валят по старинке — с помощью топора и пилы: туда посылать технику невыгодно. Лес там берут без разбора, не заботясь о том, стоит или не стоит восстанавливать лесные богатства. Лишь бы древесина была поближе к рекам и дорогам, чтобы ее можно было доставлять на фабрики с незначительными потерями.

Концерн не щадит ни заповедных мест, ни земель, принадлежащих индейцам. Без малейшего сожаления гусеницы трелевочных тракторов давят, разбивают в щепки племенные тотемы — одиноко стоящие в лесах редчайшие памятники индейской культуры и искусства.

Чем ближе к городу, где идет уже изъеденный техникой сосновый бор, тем чаще встречаются современные деревообрабатывающие агрегаты. Там я и наблюдал, как они работают.

Оператор-механик управлял сложным агрегатом, который, гудя мощным двигателем, полз на огромных ребристых колесах, подтягивая к себе только что срезанный толстенный хлыст красной сосны, исходивший смоляными слезами. Две здоровенные металлические скобы мертвой хваткой сжимали комель. Потом скобы медленно поползли по стволу, сбривая острыми лезвиями каждую ветку, каждый сук. Гидравлические ножницы остригли верхушку. И обработанная лесина осталась лежать на земле. Вся процедура заняла меньше минуты.

Трелевочные машины и многотонные грузовики доставляют лесины к берегу реки. Автоматические пилорамы режут их на трехметровые бревна, из которых затем составляют длиннющие плоты. Оттуда сосна отправляется в свое последнее путешествие непосредственно в Лиллуэт, где бревна превращаются в добротные брусья и иной материал. Ветви, сучья и другие древесные отходы измельчаются и становятся пульпой, которая после соответствующей обработки — отжима влаги и прочего — принимает форму брикетов — исходного продукта для производства бумаги.

На бумажной фабрике перед моими глазами, подобно белой сверкающей реке, стремительно текла широкая лента, струящаяся из-под машинных валков. Она сворачивалась в ролы диаметром метра два. Скорость была необыкновенной: километр в минуту. На лесопильне я видел, как мощные струи воды отделяют кору от бревна с такой же легкостью, как, скажем, если бы вы чистили банан. Я слышал пение циркулярных пил, которые, повинуясь компьютеру-дирижеру, за несколько минут обрабатывают золотистые сосновые бревна, превращая их либо в терпко пахнущие доски разной толщины и величины, либо в брусы, рейки и тому подобное.

Есть на комбинате в Лиллуэте и отдел научных изыскании. Им руководит доктор экономики Лионель Кокс. По его словам, проблема состоит не в дальнейшее развитии и совершенствовании технологического процесса, а в том, как транспортировать сырье из отдаленных от предприятия мест, если там нет ни рек, ни железных дорог. И еще одно немаловажное обстоятельство подчеркнул он: где и кому продавать готовую продукцию, чтобы извлечь максимум выгоды.

— Ведь в нашем мире, — сказал доктор, — все зависит от конъюнктуры. Сегодня, скажем, трехслойная фанера нужна позарез, а завтра от нее все отворачиваются. Что делать?

Лионель Кокс продемонстрировал мне ряд изделий, созданных в руководимом им отделе. Там были удобрения для полей, полученные из древесной коры (до сих пор кора использовалась в основном как низкосортное топливо); духи и масла, извлеченные из сосновых, еловых и лиственничных иголок; пластик, сделанный на основе смолы и других компонентов древесины.

Правда, доктор Кокс заявил, что то были уникальные экземпляры и когда они пойдут в серийное производство — неизвестно. Все зависит от боссов: найдут они дело выгодным — изделиям будет дан ход; не найдут — доктор Кокс старался зря. В конечном итоге все решают рынок и прибыли.

Недаром люди, сведущие в экономике Британской Колумбии, рассказывали мне, что лесозаготовительные и лесообрабатывающие компании возвращают себе — через свою собственную же продукцию — половину каждого доллара, заработанного людьми, живущими в этой провинции или приезжающими туда с целью подработать, как знакомый нам Кошта Родригеш.

...Возвращаясь в хмурую, промозглую февральскую Оттаву, я пролетал над иссиня-зелеными гигантскими коврами лесных массивов. По ним рука какого-то великана неаккуратно рассыпала горсти соли — снега. Обозревая эти просторы, я вспомнил мужественных людей, которые ловко управляют техникой, а если придется, то так же мастерски орудуют топором и пилой. Большую половину жизни они проводят в лесу, роднятся с ним и в то же время причиняют ему мучительную боль. Но в конце концов не их же вина, что в проползавшем внизу ковре местами были видны огромные «дыры» — может быть, непоправимые уже следы неумеренной вырубки.

Потом леса скрылись под серой, лежащей комками, ватой облаков. Где-то там, внизу, шел мелкий «скорбный» дождь...

Ванкувер — Москва

Ю. Кузнецов

Рохас и его сыновья

Автор этого рассказа в тридцатые годы — было ему три года — эмигрировал с семьей с Западной Украины, бывшей тогда в составе панской Польши, в Аргентину. Прожил он в Аргентине четверть века, из них — несколько лет в провинции Кордоба, в сьерре. Жизнь людей в этих местах не очень известна нашему читателю: заезжие путешественники редко попадают в аргентинскую глушь. Все, что здесь описано, действительно произошло в городке Танти.

В восьми километрах от озера Сан-Роке, по шоссейной дороге, что идет на Сан-Хуан и Мендосу, и дальше, через перевал де-Лос-Индиос, лежит маленький городок Танти. Скорее это поселок, но жители провинции Кордоба склонны к небольшим преувеличениям. Потому они и назвали городом не большое скопление одноэтажных домов, где проживало чуть больше тысячи человек.

Здесь всего один магазин, почта, парикмахерская, крохотная церквушка и, конечно, пульперия. Вывеска гласит «Бар», но местные жители продолжают называть заведение так, как называли в те времена, — кстати, не такие уж далекие, — когда в пульперии решалось больше вопросов, чем в алькальдии. Ибо в Танти есть алькальд, как в любом приличном городе. Есть еще и хлебопекарня, но она находится на отшибе, по дороге к гроту Святой Девы.

Танти — сезонный городок, будем и мы называть его городом, дабы не обидеть жителей. Здесь нет промышленности; фабрики и заводы находятся далеко — в Рио-Терсеро, Вилья-Мария, Коскине и вокруг провинциальной столицы; а здесь, в Танти, царит извечная, сонная тишина. Ближайшая фабрика медовых пряников находится в Санта-Мария, за озером. Да и работают на этой фабрике всего пять человек: отец, мать, сын и две дочери, одна из них глухая.

Жители Кордобы, как, впрочем, и всех других аргентинских провинций, народ неприхотливый, не то что сеньоры из городов, что норовят ежедневно завтракать и имеют каждый свой костюм. В провинции это необязательно. Здесь часто обходятся одним обедом, чтобы не тратиться на завтрак и ужин. А что касается одежды, знал я одного гаучо, который на вопрос, сколько у него шаровар-бомбачас, отвечал: «Двое, одни мои, другие одолжил у кума».

Источники заработка в Танти немногочисленны — их можно пересчитать по пальцам. Прежде всего дорожная бригада — куадрилья, как ее здесь называют, — обслуживающая участок дороги в десять километров. По составу куадрильи всегда можно определить безошибочно, какая партия находится в данный момент у власти в городе. Да в магазине работают трое-четверо рассыльных. Впрочем, здесь может повезти каждому, ибо владелец магазина — араб и не лезет в местную политику.

Одно место есть на почте. Как правило, там работает самая красивая девушка; поговаривают, будто выбирает ее сам алькальд, но это никем не доказано, кумушкины сплетни, конечно. Еще при электростанции работают двое — муж и жена; свет подается с 18 до 24 часов.

О них толком никто ничего не знает, разве что работу бросать они не собираются. Их привез откуда-то сам сеньор Муньос, вернее, сначала привез Сариту, она была тогда очень молода и красива. Муж появился потом, после рождения ребенка.

И наконец, комиссария.

В этом бастионе правосудия один комиссар, а полицейских почему-то всегда больше, чем сапог. Потому комиссар во избежание конфликтов держит сапоги под замком. Сам ходит в туфлях, а подчиненные — кто в чем.

Большую часть года жители окрестностей живут тем, что дает им земля. Ее здесь сколько угодно, но хозяином здешних мест считается сеньор Муньос. Часть земли вокруг города он разбил на участки и после подобающей рекламы — «Если хотите продлить свою жизнь, дышите целебным воздухом прямо с крыльца своего дома!» — провел аукцион и продал участки желающим отведать целебный воздух Сьерра-де-Кордобы.