Журнал «Вокруг Света» №11 за 1978 год - Вокруг Света

Если мысленно приближаться «по тропе» древнего искусства к низовьям Амура со стороны Прибайкалья, таежной Сибири, то буквально у самой цели «путешественник» окажется в историческом тупике — тропа эта неожиданно и резко обрывается: нижнеамурские петроглифы принципиально отличны от всего того, что «путешественник» наблюдал «по дороге» и что, как логическое продолжение виденного, вправе был ожидать и на валунах Нижнего Амура.

Вместо пристального внимания к животному миру, дающему охотнику пищу и одежду, экспрессии и реализма в изображении зверей — черт, столь характерных для искусства каменного века Западной Сибири, Прибайкалья, Среднего Енисея, здесь, в низовьях Амура, основной темой наскальных изображений был человек. И даже не просто человек, а лицо человеческое, за годы поисков исследователи на обнаружили ни одной полностью «выписанной» человеческой фигуры — только лица, застывшие, очерченные бесконечно извивающейся спиралью. И в то же время раскопки неопровержимо показали, что эта столь необычная традиция насчитывает здесь тысячелетия.

Наскальные изображения в низовьях Амура существовали еще в эпоху перехода от палеолита к неолиту. И уже тогда охотники, рыболовы рядом с контурами диких животных, птиц лаконичными линиями выбивали и силуэты человеческих лиц. А к концу IV—началу III тысячелетия до нашей эры эти лица, но уже «обрисованные» спиральными линиями, становятся основным сюжетом нижнеамурского искусства — и не только на «скальных полотнах». Были найдены фрагменты глиняных сосудов, украшенных такими же «портретами». «Амурская спираль» затем естественно и прочно продолжилась в творчестве современных народов этого края, она стала основой резьбы, вышивки, украшений... Не существовало никаких таинственных городов, одинокими атлантами стоящих среди «диких» местных племен. Был многотысячелетний историко-культурный процесс развития коренных обитателей этого края, прямых предков современных нивхов, гольдов. И этот вывод был столь обоснован, что оспорить основные его положения было невозможно. Науке открывался мир, равновеликий «классическим» центрам древних культур (1 Об этом открытии см. «Вокруг света», 1970, №8 — А. Деревянко. «Когда камни были мягкими».).

Но открытие на этом не кончилось, ибо оно привело к неразрешимому на первый взгляд историческому парадоксу, поставившему перед исследователями новую проблему.

На одной из научных конференций А. П. Окладников, делая предварительное сообщение о результатах исследований, к ранее вывешенным прорисовкам нижнеамурских изображений добавил еще несколько.

— Не правда ли, — обратился докладчик к аудитории, — если не знать местопребывания подлинников, то и эти прориси можно без сомнения отнести к Нижнему Амуру?

А эти копии были сделаны с изображений, выбитых на скалах... Австралии и полинезийского острова Нукухива, с узоров, покрывающих лицо неолитической статуэтки, найденной в Японии, и нескольких характерных шаманских масок, посмертных — по черепу — «классических» татуировок аборигенов Новой Гвинеи и индейцев северо-восточной окраины Америки.

Действительно, как же теперь совместить вывод о несомненно местном происхождении культуры народов Нижнего Амура с такой не случайной схожестью ее с искусством не ближайших соседей по континенту, а отдаленнейших заокеанских земель? Но именно в этой кажущейся неразрешимости и открылось исследователям начало «ариадниной нити» нового поиска. А вышедшая несколько лет назад монография академика А. П. Окладникова «Петроглифы Нижнего Амура» позволяет реконструировать логические этапы этого поиска.

«Первое и самое сильное впечатление, которое производят изображения, — пишет А. П. Окладников, — впечатление маски, искусственного, поддельного лица человека». И ученый, проведя кропотливый анализ наскальных изображений Нижнего Амура, сопоставляя их с данными этнографических наблюдений, от этого впечатления приходит к фундаментально доказанному убеждению — да, древние мастера Нижнего Амура высекали на прибрежных валунах не просто человека, не просто лицо его, но некие символические личины-маски.

Известно, что маски на определенном социально-историческом уровне развития свойственны едва ли не всем народам Земли. Они являлись воплощением и вместилищем таинственных существ «потустороннего» мира — духов, были непременной принадлежностью всех обрядов, на которых люди «разговаривали» со своими предками, вызывая их на помощь или для совета. В маске человек является в новой сущности: мертвым, духом или животным, которых маска олицетворяет, приводит А. Окладников высказывание одного известного этнографа. Речь идет не о представлении, не об изображении некой роли, а о действительно ощущаемом перевоплощении... Естественно поэтому, продолжает А. Окладников, что маски как изображения умершего и вместилища духа имели ближайшее отношение к культу мертвых, предков и в том числе к культу черепов.

А среди нижнеамурских петроглифов выделяется целая серия изображений, имитирующих именно череп. Причем и узоры, украшающие такие личины-черепа, оказались близки к расписным черепам и черепным маскам, например папуасским из Новой Гвинеи.

Но дело в том, что такое сложное, разветвленное, всеохватывающее искусство, в котором центр тяжести сосредоточен на изображениях духов предков, могло возникнуть только на основе довольно высокой социально-экономической организации. И хрестоматийный пример такой организации опять-таки являют родовые общины племен Меланезии, Микронезии и Полинезии, ведших производящее хозяйство, занимавшихся возделыванием культурных растений.

Видимо, обосновывает ученый следующий вывод, нечто подобное по уровню духовного развития существовало на Амуре, где обильным или, во всяком случае, надежным источником пищи служила добыча морской проходной рыбы. Такой постоянный источник пищи обеспечивал возможность оседлого существования, позволял возводить долговременные поселения. И в то время как их «лесные» соседи в поисках пищи вели кочевой образ жизни и поэтому не могли объединяться в сколько-нибудь значительные коллективы, у оседлых племен Нижнего Амура уже существовала сложная социальная организация родового общества. «А закономерным следствием такого более прогрессивного развития социально-экономической жизни амурских племен по сравнению с их лесными соседями и явилось возникновение их богатого и своеобразного искусства», — пишет А. Окладников. И, подытоживая этот анализ, заключает: «Вполне естественно поэтому, что этнографические аналогии петроглифам Амура ведут нас в подавляющей массе не в мир таежных охотников Сибири, а в противоположную сторону, на юг — в южные моря Тихого океана». И эти аналогии не ограничивались только сходным уровнем социально-экономического развития.

Если попытаться обобщенным графическим символом выразить образ всего древнего искусства Нижнего Амура, то рука непроизвольно начертит спиральную линию. А именно спираль характерна для искусства каменного века обширного Тихоокеанского бассейна.

И здесь, заключает А. Окладников, принципиально то, что речь идет не о каких-то отдельных схожих сюжетах, а о целом комплексе специфических по своему характеру элементов: о масках-личинах, концентрических кругах и спиралях, изображениях змей. Конечно же, подобное сочетание по самой своей основе не может быть случайным. Следовательно, перед нами следу конкретно-исторических контактов или даже свидетельства единства происхождения этих комплексов.

Так постепенно, шаг за шагом, логика, связывающая единым «силовым полем» разнообразные факты, добытые разными исследователями, подводила к обобщению поистине фундаментального общеисторического смысла.

«Благодаря общности природных условий, экономике, а также тысячелетним контактам и близкому соседству в их культуре, в том числе и искусстве, складывалось так много общего, что в известном смысле можно говорить даже о большой тихоокеанской культурной общности... Можно сказать, что перед нами находится как бы своего рода огромная по протяженности цепь общих элементов культуры древних племен, заселявших огромные пространства побережий и островов Тихого океана между Амуром и Австралией. От острова к острову, от племени к племени, от эпохи к эпохе тянется эта цепь...»

И, как закономерное следствие этого вывода, открывающее дальнейший путь поиска, вопрос, которым не может не задаться исследователь: где начало и где конец этой цепи? На севере или на юге, а может быть, и по дороге на юг и на север, в географической ее середине?

...Уже после выхода монографии А. Окладникова вышла в свет работа советских исследователей С. Арутюнова и Д. Сергеева об открытии на Чукотке могильника каменного века. И здесь, в северной оконечности Тихого океана, были найдены изделия, изукрашенные все той же «вечной» спиралью...