Копье и Лавр - Федор Кукин

— Зачем вышла, если кишка тонка! — бросила Окаста и твердым шагом пошла назад к капитану.

Ариста двинулась следом, чувствуя, что иначе от смятения и ужаса упадет прямо здесь.

Диппид, сын Пасия, забился в жгучих муках. Визг сменился богохульствами, плачем, призывами матери. К ужасу толпы, тело преступника исторгло в небо поток багровых искр и черного пепла. И что-то еще забилось под языками пламени. Что-то чуждое, злобное, визжащее, что пряталось внутри Диппида, а сейчас рвалось наружу, пытаясь спасти от огня. Никто не видел это ясно, но каждый на площади мог бы поклясться перед богами, что в костре кричат два существа вместо одного.

Диппид догорал еще долго. Гниль виталофагии извергалась из горящего тела, украденные жизни прахом и искрами вылетали из костра, а два голоса все кричали, и запах жареного мяса все плыл над агорой.

***

В тот вечер Ариста ни с кем не говорила, даже с Тигоной. Сбежала за задний фасад дормитория и там наконец разрыдалась. Ариста и сама не знала, от чего она плачет. От ужаса ли перед увиденным преступлением? От отвращения ли перед казнью, перед вонью паленой плоти и криками злодея? Или от того, что весь этот ужас каким-то непостижимым и неправильным образом напомнил ей о прежних, счастливых, невозвратимых днях с отцом?

Когда слезы иссякли и в груди перестало саднить, на небе уже высыпали звезды. Ариста тихо прошла в дормиторий и, совершенно измученная, мгновенно заснула.

Ей приснился отец. Он учил ее плавать в заливе. А после, сидя на берегу, рассказывал путаную и смешную историю про хитрого царя, который переоделся овцой, чтобы похитить свою невесту у великана. Во сне они смеялись над сказкой, и смех отца походил на рокот далекой грозы в погожий летний день.

Глава 7. Закон гостеприимства

Тамриз с наслаждением подставила лицо морскому бризу и мягким лучам рассвета. Пышные платья и золотые украшения давно были задвинуты подальше в трюм. Легкий доспех из кожи удобно облегал тело.

Перед принцессой лежала Орифия.

Рассказы Дарафалла не могли вытеснить вскормленное годами предубеждение против варваров. При мысли о городе Ладды воображение все равно рисовало скопление деревянных лачуг и грязных улиц, где среди нужды и дикости высятся безвкусно выстроенные храмы ложных богов.

Теперь же Тамриз видела перед собой город строгих форм и белого камня. После бурой глины и желтых песков Камарганда белизна строений и улиц едва не слепила. Внимательный взор Тамриз издали различил правильные геометрические формы, в которые складывался город. Каждый квартал, каждая площадь, пристань и храм занимали свое место в соответствии со строгим замыслом, плодом ума широкого и смелого. Те, кто заложил этот город, были мудры. Не так, как семь мужей, заложившие Камарганд в юные дни мира, но все же мудры своей, чуждой мудростью. Этого Тамриз не могла не признать.

«Когда город падет, надо взять домой нескольких мужей строительства. Их мастерство славно послужит империи», — подумала девушка.

А вот и знаменитый флот Орифии. Неподалеку от гавани, ряд за рядом, стояли на якоре свирепые триремы. Не такие массивные и оснащенные, как суда империи, но более быстрые и маневренные. Вдоль берега сновали рыбацкие лодки, и белокожие мужи и женщины тянули из воды тяжелые сети. Несколько крупных торговых судов обогнали посольский корабль Хеменидов и вошли в гавань.

Они проплыли мимо двух сторожевых башен, выстроенных прямо на морских скалах. Дозорные подали на берег сигнал огнем. Тамриз подумала, что алые паруса Хеменидов наверняка еще памятны в этих краях, и прием ее ждет поначалу холодный. Но принцесса ничуть не боялась. С нею были ее воля, ее ум и наставления верного слуги. Иной помощи ей, дочери величайшего из людей, и не требовалось.

Когда она сошла на пристань, ее уже ждали.

***

— Верно ли я понял тебя, гостья? — нахмурился Фрасимах Аттал. — Ты желаешь учиться в Стратегиконе?

На террасе в доме архонта накрыли легкий стол: виноградные листья с мясом молодого барашка и спелые сливы. Принцесса Хеменид удобно устроилась на трапезном ложе. Накидка из черного шелка прикрывала легкий походный доспех.

Вначале Аттал предложил вести беседу на языке империи — когда-то он учил его по долгу службы. Но гостья любезно настояла на ладдийской речи и даже приняла обращение на «ты». Стоило признать, на чужом языке говорила она неплохо, хоть в плавном бархатном говоре и слышался шорох песков Востока.

— Ты понял верно, почтенный Аттал, — улыбнулась Тамриз. — Искусство орифийских женщин в войне и смерти заинтриговало меня. Я хочу перенять мудрость твоего народа.

— Позволь сказать от сердца, о благородная, но это необычная просьба. Учитывая нашу общую историю.

Капитан Ио негромко хмыкнула. Командир Фаланги отказалась сесть за стол и стояла у ограды террасы, скрестив руки на груди.

— Ладда и Хемениды живут в мире уже три поколения. Обмен опытом и искусством укрепит нашу дружбу. Одно мое слово, и богатства империи потекут в вашу гавань подобно реке.

— Положим. Но в чем твой интерес, о принцесса?

— У моей империи много врагов. Нашим мужам войны пригодятся знания, что я привезу отсюда.

— Много врагов, — фыркнула Ио. — Так бывает, когда топчешь чужую свободу и отнимаешь дочерей от родных, чтобы они ублажали тиранов!

— Капитан! — в голосе Аттала грянул гнев.

— Скажи, что я вру, Фрасимах, или не кричи понапрасну. Ну как, принцесса, говорю я неправду?

Тамриз пристально взглянула на Ио. Правдивая, смелая женщина. Но как она смеет перебивать своего господина — непостижимо!

— Детям плодородных пажитей легко винить в жестокости народ, которому выпало жить в суровой и скудной пустыне. Но мудро ли, о капитан, судить коршуна за то, что он не щиплет траву подобно лошади? — примирительно улыбнулась Тамриз.

— Складно сказано, — Ио усмехнулась. — Но и лошадь не обязана пускать коршуна в загон к жеребятам. Пока мое слово что-то значит, я не дам Хемениду войти в Стратегикон.

Архонт Фрасимах сцепил руки и прижал к губам серебряный перстень на безымянном пальце. Этот визит тревожил его.