Герой на все времена (ЛП) - Риди Сара

— Блестяще, — отвечаю я.

— Хитрость супергероя, — говорит Лиам, — в том, чтобы не дать людям заподозрить, кто ты есть. Ты должна прятать все хорошее за своим альтер-эго. — Он оглядывает Бин. — Ты молодец, малышка.

— Я так и думала, — говорит она и удовлетворенно улыбается. — Ты тоже молодец.

— Спасибо, — говорит он. — Я подумал, что ковбой — хорошая маскировка.

— Нет, — говорит Бин. — Я имею в виду раньше. В твоем трейлере, в халате и все такое. Это реально было хорошее инкогнито.

Я смотрю в сторону трейлеров с едой и делаю вид, что не вижу ошарашенного взгляда Лиама.

Наконец, он кивает.

— Думаю, так и было.

Очередь на колесо обозрения почти пятьдесят человек, но рядом есть киоск со сладкой ватой, который так и зовет меня к себе.

— Ребята, стойте в очереди, — говорю. — Я собираюсь купить нам сахарной ваты.

— Фиолетовую, пожалуйста, — просит Бин.

Она в восторге. Обычно я не позволяю ей есть много сахара, особенно поздно вечером. Когда ей поставили диагноз, я полностью исключила сахар, но со временем сделала небольшое послабление. Тяжело не позволять себе ничего сладкого.

Взяв пакет со сладкой ватой, я пошла обратно. Бин и Лиам немного продвинулись вперед, и я направилась к ним.

Когда дохожу до них, они заняты разговором и не замечают меня. Я встаю позади и жду, пока они закончат беседу.

— Никогда не приходилось делать этого раньше. Вот почему ты мне так нравишься. Потому что мы можем делать веселые вещи, — делится Бин. — Мама говорит, что я должна беречь свою энергию, а бабушка говорит, что это потому, что я сломаюсь. Так что больше никакого мяча, или бега, или катания по земле, и особенно никаких сальто, или спорта. Редж говорит, что это делает меня ребенком, но Финик велит ему заткнуться. Но я бы хотела продолжать бегать, потому что мои друзья перестали со мной играть.

— Это очень плохо, — Лиам смотрит вниз на Бин с серьезным выражением лица. — Жаль это слышать.

Она кивает.

— Да. У меня больше нет друзей. Раньше у меня были друзья, но потом им не понравилось, что я не играю, потому что всегда устаю. Потом у меня выпали все волосы, и некоторые дети смеялись надо мной. Кроме Миры и Глена, но Мира переехала в Калифорнию, а мама Глена сказала, что он больше не может со мной играть. А мама пыталась разрешить мне носить шляпу в школу, но директор сказал, что это против правил, так что я не смогла.

Лиам смотрит на Бин, и я могу сказать, что он поражен тем, как много она может сказать за двадцать секунд и как ей, кажется, никогда не нужно делать передышку.

— Мне жаль, малышка, — говорит он.

— Ничего страшного. У меня есть мама. Иногда ей очень грустно. Она не думает, что я знаю, но я знаю. Это из-за того, что я заболела. Она не хочет, чтобы я умерла. — Бин кивает Лиаму, ее лицо серьезно.

Подношу руку ко рту. Я не понимала, что Бин знает...

— Твоя мама очень тебя любит, — произносит Лиам.

— Вот почему я подарила ей тебя.

— Что это значит? — спрашивает Лиам.

— Я подумала, что единственный человек, который может сделать мою маму счастливой, это ты. Потому что ты герой, как и мой папа. Можно мне теперь подержать моего мишку?

— Конечно, — Лиам передает медвежонка, и Бин прижимает его к груди. Затем он поднимает солнцезащитные очки и протирает глаза.

Я делаю шаг вперед и радостно говорю:

— Кто хочет фиолетовую сахарную вату?

— Я, я, я, — кричит Бин.

— Вот ты где, — радуется Лиам.

Ни один из них ничего не упоминает о разговоре, который они вели. Когда доходим до конца очереди, мы забираемся в металлическую кабинку. Бин визжит, когда кабинка раскачивается, и мы взлетаем все выше и выше на колесе обозрения. Когда достигаем вершины, колесо останавливается, и мы раскачиваемся взад-вперед.

Я вижу так далеко. Огни ярмарки под нами, сараи для животных и аттракционы, выставка и прилавки с едой, затем долина, холмы и город, и за деревьями солнце опускается за горизонт.

Бин прижимается к нам с Лиамом, держа медвежонка за лапы. Я смотрю на Лиама, чтобы узнать, наблюдает ли он за закатом. Вместо этого понимаю, что он наблюдает за мной. На его лице странное выражение. Как будто он только что увидел меня и не знает, что обо мне думать. Или что думать вообще.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я нерешительно улыбаюсь ему.

— Ты в порядке?

Его глаза мерцают, затем он дарит мне всемирно известную улыбку Лиама Стоуна.

— Конечно, в порядке, — говорит он.

Колесо обозрения снова запускается, и момент проходит. Мы спускаемся обратно на землю, а затем отправляемся домой.

Глава 13

Лиам

— Спасибо за вечер, — говорит Джинни.

— Без проблем.

Бин спит на заднем сиденье, медведь у нее на руках, а на лице фиолетовое пятно от сахарной ваты. Джинни поднимает ее из автокресла. Бин сонно мычит, а потом опускает голову на плечо Джинни.

— Я возьму медведя, — тихо говорю я.

Джинни открывает дверь в свою квартиру в гараже. Я стою на пороге, не зная, оставить ли мне медведя у входа или войти.

— Заходи, — говорит Джинни. — Чувствуй себя как дома. Я сейчас.

Пока она моет Бин и укладывает ее в постель, иду и сажусь на диван в гостиной. Он удобный, там много подушек и одеяло. Я наклоняюсь вперед и смотрю на книги на журнальном столике. У Джинни есть несколько учебников по физиологии и спортивной медицине и большая стопка комиксов про Лиама Стоуна. Я пролистываю один выпуск, а затем откидываюсь назад. Что-то тычет меня в ногу, и я вытаскиваю фигурку из диванной подушки.

— Я тебя знаю, — это та фигурка, которую я снял с дерева. Бросаю ее в корзину для игрушек рядом с диваном.

Я слышу, как Джинни поет колыбельную. Ее голос низкий и грудной, и она поет с тихой нежностью. Чувствую себя незваным гостем. Я не должен быть здесь, это не мое место. На стене висят фотографии Бин в младенчестве и в детстве. Это дом, полный уюта и любви, а я здесь лишний.

Провожу рукой по шее и вздыхаю. Затем понимаю, что на мне все еще костюм. Отрываю усы и прячу их в карман.

Мне пора уходить.

Я встаю и направляюсь к двери. Кухня находится рядом с дверью в задней стене квартиры. Там только стол с плитой, маленьким холодильником и раковиной. Цветы, которые я подарил Джинни, — единственное, что стоит на столе. Они еще сильнее увяли, чем раньше. Я смотрю на них и думаю, какого черта творю.

Сегодня утром я психанул и выставил себя на посмешище. Я думал, что Джинни слишком привяжется, но мне нужно беспокоиться не о ней. Дело во мне. Я увяз слишком глубоко.

Когда она сказала, что не ищет мужа или замену отцу Бин, я думал, что почувствую облегчение, но этого не произошло. Мне показалось, что ее слова прозвучали неправильно.

А потом я поцеловал ее. Я не думал, просто знал, что должен прикоснуться к ней, попробовать ее на вкус. Я снова начинаю чувствовать, и она — причина этому. Я должен быть осторожен. Я ведь уеду из города. Если мы сблизимся, я уеду не героем, а с разбитым сердцем.

Что сказала Бин? Что она выбрала меня, потому что знала, что я могу сделать ее маму счастливой?

Я не могу спасти положение. Эта ситуация выходит за рамки моих фальшивых способностей.

— Она спит, — Джинни смотрит на меня, стоя у двери. — Ты уходишь?

Я киваю.

— Рано вставать. В пять утра. — Я тянусь к двери.

— Ты можешь остаться. — Я оборачиваюсь к ней, и Джинни дарит мне нерешительную полуулыбку. Она смыла с лица косметику и сняла рыжий парик, но все еще в мини-юбке и майке. Я смотрю на эту полуулыбку и понимаю, что это не просто физическое влечение. Я страстно желаю эту женщину.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Не думаю, что это хорошая идея, — говорю я.

Улыбка исчезает с ее лица, и она отводит взгляд.

— Я не имела в виду... я не приглашала тебя... — Она снова поднимает глаза, и ее лицо краснеет. — Просто подумала, что мы могли бы провести время вместе. Как друзья.

Мое нутро сжимается при слове «друзья». Я не хочу быть ее другом. Друзья тусуются, друзья ведут себя целомудренно, друзья не делают того, что я мечтаю сделать с ней.