Ай да Пушкин, втройне, ай да, с… сын! - Руслан Ряфатевич Агишев

скользнул с кровати на пол. Дополз до комода и вытащил из нижнего ящика коробку с дуэльными пистолетами. Сегодня планировал пострелять, оттого и держал заряженными. Повезло.

— Только бы Таша не проснулась раньше времени. Не дай Бог задену…

Прополз вдоль кровати, и спрятался у самой стены, выставив перед собой оба пистолета.

— Только суньтесь, — шептал он одними губами. — Только суньтесь, твари.

Тихо тренькнуло стекло. Тень за окном выросла. Похоже, враг сейчас начнет убирать стеклянные осколки, а затем и сам полезет.

— Хорошо дробью зарядил…

Кстати, пока «шлифую» следующую главу можете ознакомиться с новой историей про охрененно сильного героя, который, будет наказывать без жалости, и награждать без скупости. Все негодяев под нож, всем добрякам награду!

https://author.today/reader/404122

Глава 7

Бежать некуда

* * *

Санкт-Петербург, набережная Мойки, 12.

Квартира в доходном доме княгини С. Г. Волконской, которую снимало семейство Пушкиных

Пушкин вжимался в стену, крепко сжимая рукояти пистолетов. В горле адски пересохло, кровь билась в висках от возбуждения.

— Сейчас… Еще немного… — шептал он, выгадывая момент. — Вот…

Нарастая, скрип деревянной рамы казался невыносимым, невероятно громким. Хрустнуло стекло от неосторожного нажима. Вот-вот все должно было случиться.

— Ну, все, пора…

Выдохнув, Александр резко выскочил из-за стены и встал колом. В полуоткрытое окно лезла здоровенная туша в тулупе и мохнатой шапке.

— Умрите, с…и!

Рявкнув, выставив прямо перед собой пистолеты, и сразу же дернул за оба спусковых крючка. Тут же раздался оглушающий грохот от сдвоенного выстрела. В нос ударил горький запах от сгоревшего пороха. Сверкнувшая полуметровая вспышка огня осветила бородатую харю, перекошенную от боли. во все стороны полетели куски дерева, стекла, крови.

— А-а-а-а! — следом раздался рев раненного, которого сдвоенным выстрелом просто выбросило на улицу. — А-а-а-а! Вбил, сучонок! Каин⁉

А в окно уже лез новый бандит, размахивая ножом и шипя что-то от ярости. Ногу закинул на высокий подоконник, схватился пятерней за раскуроченную раму, и начал тянуться вверх. Еще мгновение, и здоровенный мужик окажется внутри, а вот тогда точно «пиши пропало»…

— Зарежу, как куренка, — сипел охрипшим голосом бандит, тыкая перед собой ножом. Отгонял, чтобы ему не мешали взбираться в окно. — Только сунься, выпотрошу…

Какой там сунься⁈ Ошарашенный Пушкин, как сайгак, отпрыгнул назад и стал иступлено дергать за спусковые крючки.

Бесполезно! Разряженные пистолеты только впустую щелкали спусковыми механизмами.

— Падла! — заорал в отчаянии Александр, с силой размахиваясь и швыряя в окно оба своих пистолета. — Получи, фашист, гранату!

Оба пистоля, тяжеленные дуры из дерева и металла, украшенные золотом и серебром, кувыркаясь, полетели вперед и попали прямо в лицо второму бандиту. Тот, ёкнув, осоловел и брякнулся назад, раскинув в сторону руки и ноги.

— Черт, черт! — бормотал Пушкин, бросаясь к стене, на которой висела сабля. Из оружия оставалась лишь сабля, на нее и была надежда. — В капусту, порублю!

Возбуждение достигло пика! Адреналин зашкалиливал! От дрожи не осталось и следа! Как это не редко и бывает весь страх уже растворился в адреналине! Пушкин уже рвался в бой, наплевал на все.

— В фарш! — завопил и прыгнул в окно. — Подходи, пидо…ы, всех порешу!

Орал, как умалишенный, размахивал по сторонам саблей, прыгал сайгаком. Только никого уже не было, сбежали. На снегу же лишь два тела валялись — один в крови, второй в беспамятстве.

* * *

Санкт-Петербург

Вообще-то, странные дела творились этой ночью в городской полиции. Если бы кто-то сторонний посмотрел бы на все это со стороны, точно бы схватился за голову.

Сначала вахмистр Коротеев самолично решил поменять маршрут патрулирования. Почти пять годков ничего не менялось, а тут поменялось. Всегда по набережной Мойки за ночь раза два, а то и три, конский и пеший патруль проходил. Гоняли городскую голытьбу, чтобы покой богатых горожан не беспокоили, чтобы драки не устраивали и к прохожим не приставали. Сегодня же все кувырком полетело: оба наряда, что по набережной Мойки ходили, на другой конец города отправили — к черту на кулички, словом.

Другой, пусть и не столь заметной, странностью стало пьянство околоточного полицейского надзирателя Семена Зубова, что надзирал за третьим околотком, как раз по набережной Мойки. И странно было не само пьянство[кто у нас не пьет ее, родимую?], а то, что именно Зубов, никогда раньше и капли в рот не бравший, запил. Строго старой веры придерживался, двумя перстами крестился, никогда ни единого браного слова не говорил, пьяниц всегда укорял, а здесь запил. Как такое возможно?

Самой же главной странностью был ранний приход столичного обер-полицмейстера на службу. Генерал-майор Кокошкин, вообще, никогда не был замечен в особом служебном рвении. В обычные дни в полицейское управления, дай Бог, если к полудню приходил, да и то, чтобы через пол часа отобедать в одной из ближайших рестораций. Посетителей принимал ближе к вечеру под рюмочку анисовой водочки и красную рыбку.

Сегодня же обер-полицмейстер ни свет ни заря заявился, даже сторожа в управлении напугал своим явлением. Трезвый, как стеклышко, чисто выбритый, волосы напомажены, злой, правда, как сто чертей. Пришел и засел в своем кабинете, словно ждал чего-то.

* * *

Санкт-Петербург, полицейское управление

Приемная обер-полицмейстера Петербурга. Просторное помещение с огромными окнами, почти двумя десятками стульев у стены, предназначенных для многочисленных посетителей.

— Вот, возьмите, Александр Сергеевич, — секретарь обер-полицмейстера, высокий офицер в щегольском мундире и аккуратным пробором волос, протянул Пушкину чашку с водой. — Выпейте, здесь вода.

Александра после этих всех событий, и правда, немного потряхивало. Он быстро схватил чашку и залпом ее осушил. Не очень помогло, если честно. Сейчас бы чего-нибудь покрепче.

— Его высокопревосходительство готов вас принять, — наконец, проговорил секретарь после часа ожидания, определив нужное время по одному ему известному признаку. Подошел к дверям и распахнул их настежь. — Александр Сергеевич, прошу.

Пушкин, сделав над собой усилие, унял дрожь. Нападение оказалось неожиданным, хотя он и ожидал чего-то подобного, правда, позже.

— Но, ничего, ничего, — прошептал он, скрипнув зубами. Немного злости сейчас совсем не помешает. Ведь, он готовился не убегать и прятаться, а обвинять и наказывать. — Чья британская харя за всем этим стоит, я знаю, и молчать точно не буду. Все расскажу про этого урода и их чертов орден… Так их размалюю, что весь орден из России пинками погонят.

Тряхнул кудрями и решительно