Женская гордость - Рид Мишель

Некоторое время они сидела молча, пока наконец тишина не стала резко отдаваться в ушах Клеи. Это состояние, наверно, перешло и к Максу, так как он тяжело и глубоко вздохнул.

— Я полагаю, — сказал он, — что все это… — Он не нашел подходящего слова, чтобы описать ситуацию. Клея не удивилась, у нее и у самой не было правильных слов, — …ну, скажем, этот сюрприз, который ты преподнесла мне сегодня утром, означает конец наших отношений?

По крайней мере, он не назвал их отношения «связью». Даже Макс мог иногда проявить чуткость.

— Да, — ответила она хрипло, — наши отношения не могут больше продолжаться, Макс. Не могут, потому что… — У меня будет твой ребенок. — …потому что я поняла…

— Поняла — что? — спросил он мягко, когда она снова сбилась с мысли. Но вопрос этот одновременно подхлестнул и испугал ее, и она еще больше ушла в сторону.

— Джо мне очень помог. Он… он нашел мне работу у своего друга. Все так удачно устроилось. А потом я поехала на уик-энд к маме, и она мне сообщила потрясающую новость, и все стало еще сложнее…

— Клея… — Макс нетерпеливо перебил ее, он был почти взволнован. Она не могла видеть себя со стороны, не могла видеть себя так, как видел ее в этот момент он — с искаженным от горя и тревоги прелестным лицом. — Ты спешишь, как паровоз, я не успеваю за тобой, — сказал он, немного подвинулся и наклонился к ней поближе.

Голос его звучал сейчас теплее, это был голос Макса, которого она знала, и когда она искоса быстро взглянула на него, увидела, что он уже не выглядел так неприступно, как раньше, — глаза его были приветливее, а губы не так плотно сжаты.

— Посмотри на меня, — ласково сказал он, и она обернулась к нему, взглянув на него синими, казавшимися необычайно огромными на бледном, измученном лице глазами. — По какой-то, известной только тебе одной причине ты решила забыть нашу любовь. — Слово «любовь» понравилось Клее больше, чем холодное «отношения». — Я не могу сказать, что очень удивлен… откровенно говоря, я совсем не удивлен твоим поступком. Еще на прошлой неделе мне показалось: что-то в этом роде должно произойти. Но я не понимаю, почему, и я сегодня здесь, чтобы это узнать.

Так я и думала, с горечью отметила про себя Клея. Он взглянул ей в лицо и, приняв полную подавленность в ее глазах за страх, сказал с нетерпением:

— Да я не собираюсь устраивать скандала, не бойся ты, ради бога, я не собираюсь кричать на тебя… — хотя в ту минуту он почти кричал — …я просто хочу тебя понять, потом я уйду… Ну, теперь тебе легче рассказать мне обо всем?

Но ей стало только тяжелее. Потому что она оказалась права — он был совершенно равнодушен к ней.

У меня будет твой ребенок! О, господи!

— Эта квартира моя собственная, Макс, — сообщила она ему без всякой последовательности. Она лихорадочно искала нужные слова, которые сделали бы наконец ее сбивчивую речь понятной.

— Я знаю, — ответил он с нетерпеливым вздохом. — Но…

— А в этот уик-энд, когда я была у мамы… — Клея продолжала свое, не обращая внимания на слова Макса, — она сообщила мне две новости, одна из которых не имеет к нам отношения, а другая имеет… Она глубоко вздохнула и выпалила на одном дыхании: — Мне исполнится двадцать один год в следующем месяце…

— Клея, что с тобой, ты опять уходишь в сторону…

— Но ты не даешь мне говорить! — резко сказала она, лицо ее было искажено от напряжения. — Я объясняю, как могу! У меня скоро день рождения, — повторила она, — и мама сказала мне о дарственном полисе, который отец положил в банк на мое имя, когда я родилась. Когда мне исполнится двадцать один год, этот вклад станет моим. Это очень крупный вклад. Джеймс сказал…

— Что это еще за Джеймс? Кто он такой? — вконец разозлился Макс. Сейчас он был в таком же замешательстве, как и Клея. Черные брови его поползли вверх, глаза метали серебряно-синие молнии. — Он случайно не заменяет меня в твоей постели? — спросил он со злой усмешкой. — Он случайно не…

— Джеймс — мой отчим! — сказала она с уничтожающим взглядом. — Джеймс Лэверн! — Клея смотрела на Макса с насмешкой — она была так возмущена его словами, что забыла обо всем и испытывала сейчас к нему только презрение. — Я говорила тебе о нем и раньше, но, как всегда, когда я рассказываю тебе о своих делах, ты все пропустил мимо ушей. Джеймс Лэверн — биржевой маклер, преуспевающий, между прочим. И он собирается вложить мои деньги в дело, поэтому мне не придется долгое время беспокоиться о заработке. Так что… — она еще раз глубоко вздохнула, — у меня есть собственная квартира, и я материально обеспечена.

— И это означает, что Клея у нас теперь — независимая женщина, и ей совершенно не нужна хорошо оплачиваемая работа у Макса Лэтхема. — Он решил, что все сводится к этому и что он получил исчерпывающий ответ на свой вопрос. Рот его скривился в надменной улыбке, а его саркастический тон так сильно обидел ее, что ей пришлось собрать все силы, чтобы внутренне успокоиться.

— Я ушла, когда еще ничего не знала об этих деньгах, — резко заметила она. Он может насмехаться над ней сколько его душе угодно, но он же еще не знает, из-за чего она все это сделала! — К тому же, — добавила она не менее резко, — я уже устроилась на новую работу!

— Так значит, бедному Максу показали нос, вот и все! — заключил он с сухой усмешкой.

Эта несправедливость так возмутила Клею, что она вскочила со стула и в ярости посмотрела на Макса.

— Но ведь бедному Максу нет до меня никакого дела! — почти крикнула она.

Да, по-видимому, все сведется к вульгарному скандалу, подумал Макс.

— Если такие сцены станут для нас нормой, то я думаю, что действительно не захочу иметь с тобой дело.

— Ну и прекрасно, — сказала она, смиряясь с его презрением, и только по взмаху ресниц было видно, какой тяжелый он нанес ей удар. С холодной решимостью она подняла вверх подбородок. — Теперь, когда я знаю, как ты ко мне относишься, мне будет легче сообщить то, о чем мне было так трудно говорить.

«Ну, наконец-то!» — было написано на его лице, тоже порядком измученном этим тягостным разговором.

— У меня будет ребенок.

Ну вот и все. Вот она и сказала ему. Клея по чувствовала грустное облегчение и как-то сразу поникла.

Но Макс не испытал ни малейшего облегчения. Клея увидела, как холодная снисходительная маска сошла с его лица, как его голубые глаза сузились от гнева, а ленивая поза сменилась настороженной и натянутой. Руки его напряглись, сжались в кулаки, спина прогнулась, как перед прыжком, лицо побагровело от ярости.

Она по-настоящему испугалась и, подняв руку и прикрываясь от него, умоляюще сказала:

— Я тебе все объясню…

— Ты… дрянь!.. — прошептал он, и Клея чуть не упала, отступая назад, а Макс, рыча от ярости, накинулся на нее и схватил за дрожащие плечи.

— Это получилось случайно, Макс…

Но он не слушал — пальцы его больно сжимали ее хрупкие плечи, глаза его сверлили ее лицо как серебряные буравчики.

— Я тебе доверял, — прорычал он и тяжело тряхнул ее.

Ей казалось, что она видит перед собой совершенно незнакомого человека — лицо его было искажено злобой, челюсти плотно сжаты, губы яростно искривлены. Она застонала, стараясь высвободиться из его рук, но он схватил ее еще крепче.

— Я тебе доверял! — повторил он хрипло, так что было трудно разобрать слова. — Ты должна была следить за этим! — продолжал он грубым, страшным голосом, взбешенный воспоминаниями о ее уверениях в том, что все будет в порядке. — Ты все это нарочно устроила!

— Нет!

— Да! Ты настоящая гадина! — Он снова тряхнул ее, так что иссиня-черные волосы почти закрыли ее смертельно бледное лицо. — Я ведь доверял… доверял тебе!

Он уже совершенно не контролировал себя, и Клея с ужасом увидела, как он занес над ней руку, и поняла по выражению его побелевшего лица, что он не остановится ни перед чем.

— Не трогай меня… — взмолилась она. От страха она прикрыла глаза рукой и вся съежилась. Внезапно ее захлестнула горячая волна, которая с невероятной быстротой прокатилась по всему телу от ног к голове и с ревом обрушилась на виски и уши, так что она перестала воспринимать то, что с ней происходило.