Трагикомические новеллы - Поль Скаррон

тетке, что девушка не его дочь и что он намерен жениться на ней; та одобрила это и сообщила обо всем Лауре, не выразившей ни удовольствия ни огорчения. Дон Педро омеблировал свой дом, искал самых глупых слуг, каких только мог разыскать, старался найти служанок таких же глупых, как Лаура, и это стоило ему немалых трудов. Он поднес своей даме великолепные платья и самые прекрасные вещи, которые можно было найти в Гренаде.

Все важные лица города присутствовали на свадьбе и были столь же удовлетворены красотою Лауры, сколь мало были довольны ее умом. Свадебное торжество закончилось рано, и новобрачные остались одни. Дон Педро отправил своих слуг спать и, отослав служанок своей жены, после того как они ее раздели, заперся с ней в ее комнате; и тут дон Педро под влиянием утонченной осторожности — это было величайшее в мире сумасбродство! — привел в исполнение самое причудливое из намерений, какие когда-либо возникали у человека, всю свою жизнь считавшегося человеком умным. Еще более наивный, чем его жена, он захотел посмотреть, до каких пределов может дойти ее простота. Он сел на стул, велел жене стать перед ним во весь рост и произнес следующие слова, а может быть другие, столь же неуместные:

— Вы — моя жена, и я надеюсь иметь основание благодарить за это бога во все время нашей совместной жизни. Хорошенько запомните все, что я вам скажу, и соблюдайте мои распоряжения до конца своей жизни со всяческой точностью как из боязни оскорбить бога, так и из страха перестать мне нравиться!

На все эти золотые слова невинная Лаура отвечала глубокими приседаниями кстати или некстати и смотрела в глаза своему мужу с тою же робостью, с какою новичок смотрит на грозного учителя.

— Знаете ли вы, — продолжал дон Педро, — какую жизнь должны вести супруги?

— Я не знаю этого, — отвечала Лаура, приседая еще ниже, чем все предыдущие разы, — но научите меня, и я буду это помнить, как «Ave Maria». — За этим последовало новое приседание.

Дон Педро почувствовал себя самым довольным человеком в мире, когда обнаружил в своей жене еще больше простоты, чем он дерзал надеяться. Он достал из шкафа набор оружия, очень богатый и очень легкий, послуживший ему когда-то на пышном приеме, устроенном городом королю испанскому. Он вооружил всем этим свою дурочку: покрыл ей голову маленькой позолоченной каской, украшенной перьями; опоясал ее шпагой, вручил ей копье и сказал ей, что жизнь замужних женщин, которые хотели бы прославиться своей добродетелью, состоит в том, чтобы охранять своих мужей, пока те спят, и притом в полном вооружении — в том виде, как она в этот миг была. Лаура ответила ему обычными своими приседаниями, прервав их лишь тогда, когда он велел ей пройти два или три раза по комнате; это она, как оказалось, проделала так изящно, — чему сильно способствовала ее природная красота и ее одеяние Паллады, — что слишком хитрый гренадец был ею очарован; он лег спать, а Лаура оставалась на часах до пяти часов утра.

Самый осторожный и опытный муж в мире — или по крайней мере считавший себя таковым — встал, помог ей раздеться и, уложив ее в только что оставленную им постель, поцеловал ее несколько раз. Затем, плача от радости, что нашел, как он полагал, все то, чего давно искал, он приказал ей спать подольше, велел служанкам отнюдь не будить ее, а сам пошел к обедне и по своим делам; ведь я забыл вам сказать, что он купил в Гренаде должность вроде должности наших мэров или должности купеческого старшины. Первая брачная ночь прошла, следовательно, только что описанным способом, и муж был так глуп, что вторую ночь использовал не лучше. Небо покарало его за это.

У него оказалось одно дело, заставившее его во что бы то ни стало выехать в тот самый день и отправиться ко двору. У него хватило времени только переодеться и попрощаться с женой, причем он приказал ей, под страхом прогневить бога и перестать нравиться мужу, строго-настрого придерживаться в его отсутствие образа жизни людей, состоящих в браке.

Те, у кого есть дела при дворе, никогда не знают, в какой срок дела эти будут закончены. Дон Педро рассчитывал оставаться там всего лишь пять или шесть дней, — он провел там пять или шесть месяцев. Между тем глупая Лаура неуклонно проводила ночи в полном вооружении, а дни — в работах, которым обучилась в монастыре.

Один дворянин из Кордовы в это время приехал в Гренаду, где у него было дело в суде. Он был неглуп, хорош собою. Он часто видел Лауру на балконе, находил ее очень красивой, часто прогуливался перед ее окнами по испанскому обычаю; Лаура же переносила его прогулки, не зная, что они означают, и даже не испытывая желания узнать это. Одна горожанка, которая занимала скромное положение и проживала напротив дома дона Педро, милосердная от природы и охотно принимавшая живое участие в огорчениях своих ближних, скоро заметила влюбленность приезжего и малый его успех у прекрасной соседки. Она была склонна к интригам, и главным ее ремеслом было способствовать примирению различных желаний; она в исключительной степени обладала всеми условиями, потребными для женщин, склонных к этому делу: так, она была мастерица причесывать, была перекупщицей, гнала вино, знала множество секретов, как украшать человеческое тело, и сверх всего этого было небольшое подозрение, что она — колдунья. Она с такою точностью приветствовала дворянина из Кордовы всякий раз, как он проходил под окнами Лауры, что он счел это не случайным. Он заговорил с нею, сразу же свел с нею знакомство и дружбу, открыл ей свою любовь и обещал ей, на крайний случай, щедро наградить ее, если она поможет ему справиться с соседкой.

Старая грешница не теряла времени: при помощи глупых служанок она нашла дорогу к их глупой госпоже под тем предлогом, что хочет показать ей разные продажные тряпки, похвалила ее красоту, пожалела ее по поводу столь ранней ее разлуки с мужем, а лишь только оказалась наедине с нею, заговорила о красивом дворянине, который часто проходит перед ее окнами. Она сказала Лауре, что он любит ее больше жизни и охвачен сильной страстью служить ей, если только она найдет его достойным.

— В самом деле, я ему очень за это признательна, — отвечала ей невинная Лаура, — и его служба была бы