Убитая монета - Вадим Владимирович Ширяев

но он тут же расходовался на окисление всяких руд, вроде пиритов. Бактерии анаэробы благоденствовали, те же, кто жил в кислородном мире, влачили существование в узких нишах, «кислородных карманах», где создавали среду своего обитания. В аналогии доктора Адольфа Шмудтцига, это был мир, когда культуры с денежным оборотом были в меньшинстве, в древнем мире господствовал натуральный расчет, и нумизматов не существовало. Но со временем «кислорода», то есть денег, становилось все больше, больше — и потом БАЦ! Мир вывернулся наизнанку. Общества с денежными взаиморасчетами стали подавляющим большинством. А те, кто обходился натуральным обменом, стали исчезать, и глобально, можно сказать, исчезли. У микробов это выглядело именно так, вот и нумизматы как раз появились в процессе, когда денежные знаки стали вездесущи и общеприняты…».

Читать немецкий перевод было достаточно тяжело, но адвокат Виноградов уже слишком устал от общения со своим спутником. К тому же, до конца оставалось совсем немного, а Владимир Александрович не любил неоконченных дел.

…Завершающая глава книги доктора Шмудтцига была посвящена вопросу, как повлияет на нумизматический мир вторая «кислородная катастрофа» — переход на электронные взаиморасчеты? Естественно, писал автор, что сами коллекционеры монет говорят, что никак не повлияет — как собирали, так и будем собирать. И, действительно, те, кто это говорит, как собирали, так и будут собирать. Но, с точки зрения микробиологической аналогии, интересна не судьба конкретных индивидуумов, а судьба культуры, — хоть микробной, хоть нумизматической, — через несколько поколений после изменения условий денежного оборота. Филателисты, например, почувствовали это раньше — бумажных писем практически никто не пишет, почтовых марок становится меньше и меньше. Они, конечно, пока существуют, но их производство все больше отдает духом оловянных солдатиков, которые выпускают не как игрушки детям, а специально для коллекционеров, и только для этого. Переход на электронные взаиморасчеты идет весьма интенсивно, и если не будет глобальных катастроф, он завершится в недалеком будущем. Интересна психология человека, родившегося и выросшего в обществе, где уже его родители весь сознательный возраст не пользовались наличными, которые можно подержать в руках. Насколько изменится культура нумизматов, задается вопросом доктор Шмудтциг? Скорей всего останутся «гранды», «столпы», аккумулировавшие сливки чужих коллекций, как неизбежные «мутации», интерес к монетам будет подогреваться искусственно, специалистами по маркетингу. Примерно как сейчас с виниловыми дисками…

Виноградов даже не заметил, как заснул. И проснулся он, когда по трансляции уже объявили, что самолет готовится к посадке в аэропорту Стамбула.

— Отдохнули, Владимир Александрович? Прекрасно, я для вас водички попросил. — На соседнем кресле приветливо улыбался Живчик, по-прежнему бодрый, исполненный сил и желания пообщаться.

— Как ваши брюки?

— Ну, все в порядке, спасибо. Высохли, так что почти незаметно. Владимир Александрович, я вот хотел вам сказать еще, что…

Вместе им предстояло провести еще несколько долгих часов в ожидании рейса на Вену…

* * *

Кафе в чистой зоне аэропорта Бен Гурион выглядело вполне демократично. А вот цены могли неприятно удивить любого туриста, даже если он уже успел притерпеться к тому, что Израиль — страна не дешевая.

— Знаете, Александр, вы совсем не похожи на матроса.

— А что, не такой мужественный? — Улыбнулся Дыбенко. — Хотя, конечно. Тельняшки нет, бороды нет — даже серьги нет в ухе…

— Не в этом дело. Лицо у вас слишком интеллигентное. И в глазах слишком явно читается высшее образование. — Мария Леверман поправила волосы так, как обычно делают женщины, желая понравиться. — Гуманитарное?

— Не угадали. Техническое. — Дыбенко отрицательно помотал головой и опять улыбнулся:

— Я, по-нашему, кандидат физмат наук. Прилетал читать лекции для программистов.

Улыбка у него была умная и немного застенчивая. К тому же Мария давно обратила внимание на отсутствие у собеседника обручального кольца — и на правой руке, и на левой, как в Европе.

— И, тем более, почему тогда такое прозвище?

— Это еще со школы. Я в детстве монеты собирал, как любой мальчишка. Всякую ерунду, что попадалось — вроде наборов по странам, из Союзпечати. Но одна вещица у меня была редкая, от бабушки — настоящий серебряный рубль времен Петра I. Там он был изображен в таких доспехах… вроде бы античных. Но выглядели они, как будто морская форменка с воротом и тельняшка. Это, наверное, трудно представить?

— Да нет, почему же. Вполне представляю, — настала пора улыбнуться Марии. — Большая голова на портрете была, или маленькая?

— Я не знаю… — задумался Александр. — Даже как-то не помню, а что, это важно?

— Ну, конечно, имеет значение. Складки плаща еще различаются… — Мария Леверман чуть-чуть откинулась назад, и положила под столиком ногу на ногу. — А под обрезом рукава могут располагаться инициалы гравера — ОК, то есть Осип Калашников. Легенда монеты, то есть надпись вокруг портрета, насколько я помню, гласит: «Петр А Император и самодержец Всероссийский»…

— Точно! — Собеседник был по-настоящему поражен, и даже не пытался скрыть это.

— Надпись тоже может различаться — по написанию, видам шрифта, по наличию или отсутствию точек в промежутках между словами. А почему? Потому что набивали ее, в основном, малограмотные подмастерья. Но зато некоторые варианты легенды чрезвычайно редки и высоко ценятся в каталогах — например, те, в которых буквы «И» заменены буквами «N»… — Госпожа Леверман опять непроизвольно дотронулась до своей прически. — В изображении на реверсе тоже много разновидностей — короны встречаются разные, варианты шрифтов и прочее… это был, наверное, самый массовый из всех Петровских рублей, его чеканили с 1723 года и до самой смерти императора.

— Откуда вы все это знаете?

— Папа был известный нумизмат, царствие ему небесное. — Ни Мария, ни собеседник со странным детским прозвищем не были уверены, что евреям следует так говорить, однако оба воспитывались в культурной среде и традиции, которая уделяла слишком мало внимания строгим религиозным канонам:

— И где сейчас ваш «Матрос»?

— Пропал куда-то, — тяжело и печально вздохнул Александр. — Еще до института. Я ведь хвастался тогда этой монетой перед одноклассниками, даже девчонкам показывал, объяснял, почему ее называют «Матросом» — вот и прилепилось прозвище… Украли, наверное. Давно уже, но все равно обидно. Во-первых, память. А во-вторых, монета и тогда считалась дорогой — а сейчас, наверное, стоила бы вообще кучу денег…

В этот момент соотечественник выглядел таким несчастным, что хозяйке магазина для коллекционеров вдруг захотелось, почти по-матерински, утешить его, подарив точно такую же монету, взамен утраченной. Благо, таких «Матросов» у нее в магазине было как раз не то два, не то три. Или, скажем, устроить сюрприз на какой-нибудь совместный праздник… в будущем… или как-нибудь вообще…

— Вот уж по этому поводу особо не расстраивайтесь! Не такую уж и великую кучу.