Опыт интеллектуальной любви - Роман Савов

Меня потрясает Нева. Простором, свежестью, тем, что я ее вижу. С удивлением я понимаю, что на улице не так уж и холодно, а точнее, гораздо теплее, чем в Рязани. Автобус останавливается у архитектурного ансамбля Стрелки, и нам предлагают прогуляться. Я тут же достаю фотоаппарат.

Город ослепляет. Я хочу прыгнуть в Неву, залезть на колонны, подойти к каждому зданию. Я задыхаюсь от многообразия, поэтому фотографирую напропалую. Настя пытается меня остановить, но это невозможно: я снимаю наш автобус на фоне театра, снимаю Ростральные колонны и каждую скульптуру в отдельности.

Я забываю про Настю, и это обижает ее. Город становится на миг важнее, он загораживает ее величием, величием разума, воздвигшего произведения искусства.

Я подхожу к воде, залезаю на сфинкса, пытаюсь сдвинуть огромный шар… Настя останавливает мгновение: Родион-Сизиф пытается победить Время.

Начинает накрапывать дождь, теплый и ласковый.

Город притягивает и обволакивает, туманит ум.

Я фотографирую Настю на фоне двери. Музей, если он здесь и есть, закрыт, поэтому нас торопят, старательно загоняют в автобус, везут в ботанический сад, показывая по дороге конюшни и дворцы, дома знаменитых людей, статуи и деревья, скульптурные группы и тротуары.

Сад оказывается на удивление неказистым. В нем продают цветы, но они стоят так дорого… Вот черная орхидея, к которой доступ перекрыт, вот в центре зала огромная клумба, изображающая символы.

Настя беспокоится, что я опоздаю на автобус, и тянет за рукав.

— Еще один снимок.

Мы на носу корабля. Настя обнимает меня, а я прижимаюсь к ее похудевшему телу. Какие-то итальянцы фотографируют нас…

— Да, да. Все в порядке.

Трюм. Музей "Авроры". Откуда на корабле столько места?

Капитанская форма, кортики, панорамы, матросы…

Все, как один, худенькие. Робы у них грязные, ботинки тоже, лица измученные.

Дождь усиливается. Как бы ни был он приятен, люди покидают палубу и, проходя через два ряда лотков с сувенирами, вползают в чрева автобусов.

Проспект напоминает Кострому. Широкий безлюдный, он тянется в необозримую даль. На улицах никого нет. Начинается день. Ветер влажный, где-то рядом вода, но отсюда ее не видно. Мы в какой-то низине.

Гостиница представляет из себя огромное девятиэтажное здание в стиле ампир. Оно облицовано камнем, поэтому выглядит естественно и богато.

При ближайшем рассмотрении интерьер напоминает ДОЦ "Заря", где прошло незабвенное лето 1998 года.

— Товарищи туристы! Ситуация такова. Возникла досадная накладка. В гостиницу прибыла иностранная делегация, поэтому мест для вас нет.

Все слушают, затаив дыхание.

— Сейчас мы постараемся решить этот вопрос. Если не удастся договориться с администрацией относительно других номеров, мы найдем замену, то есть гостиницу того же класса. Она не будет хуже, может быть, будет лучше, но, возможно, она будет за чертой города. Вашего отдыха это не коснется, потому что автобус будет отвозить вас на экскурсии согласно договоренности. Сейчас же мы можем предложить вам сухой паек вместо завтрака. После того, как поедите, можете подождать в вестибюле. Сбор около автобуса в 9:00. Просьба не опаздывать, потому что автобус ждать не будет. Приятного аппетита!

Нам сервируют столы.

Гостиничный двор подобен каменному мешку, а за его пределами гуляют ветры.

— … здесь не было бы никого, кто знал нас раньше. Не было бы нашего прошлого, не было бы настоящего. Было бы только будущее, а в нем мы с тобой.

— Это лишь мечты, Родя. И ты знаешь это не хуже меня.

— Настен, даже если это мечты, то почему же ты разрушаешь их, почему не дашь помечтать? Разве плохо мечтать?

— Пойдем, посмотрим "Союзпечать", — говорит она с каким-то тоскливым вздохом (так часто вздыхает мама).

Время будто бы остановилось. Оно не в состоянии одолеть город.

Мы не можем не купить здесь хоть что-нибудь, поэтому покупаем газету.

Ветер настолько сильный, что едва не вырывает листы из рук, поднимает мусор и несет вдоль тротуаров, стараясь вызвать какие-то воспоминания, но какие? Почти разгадав тайну, дающую ключи, я внезапно слышу голос:

— Который час?

— Осталось десять минут. Пойдем?

Она задумчиво кивает.

В автобусе тепло, поэтому начинают сотрясаться озябшие тела. Настя кусает губы, кусает губы, щурит глаза и думает.

— Посмотри, сколько стоит час массажа.

— 400 рублей / час.

— Это много?

— У нас час стоит не более 150.

Я смотрю объявления, касающиеся курсовых работ, но таковых не нахожу. Тогда начинаю смотреть объявления в разделе "Требуются специалисты".

— Смотри, компания "Балтика" приглашает на работу грузчиков. Зарплата от 15 тысяч. Конечно, неизвестно, каковы условия работы, но это в 2 раза больше, чем в Рязани.

— А ты подумал о том, сколько стоит квартира, сколько стоит оплата квартиры, если сюда переехать и жить?

— Ты думаешь, что оплата будет съедать все деньги?

— Конечно. А разве ты думаешь иначе?

Она смотрит газету и кусает губы.

Нам объявляют, что мы едем на экскурсию в Исаакиевский собор.

Верной твердынею православья

Врезан Исакий в вышине.

Там отслужу я молебен о здравии

Машеньки, и панихиду по мне.

В соборе идет служба, и я заворожено слушаю пение с клиросов. Я покупаю свечи, вспоминая усопших.

Мои мысли стремительно рвутся к пониманию необходимости творческой деятельности, к тому пониманию, о котором я мечтал всю жизнь, без которого я не смогу ни спокойно жить, ни спокойно умереть. Мне до зарезу нужно знать, кому же все-таки нужно творчество, имеет ли оно смысл?

Нас спешно собирают и ведут наружу.

— Желающие могут подняться на смотровую площадку.

У нас нет на это денег.

Дремота проходит вместе с восходящим солнцем. Причем тучи над городом ушли, отчего сразу стало светло и как-то радостно.

То тут, то там мелькают храмы, в основном, не православные, а либо кирки, либо костелы, либо небольшие мечети.

Дорога пошла под гору в какую-то посадку. Из-за деревьев двухэтажный дом, резной и манящий. Напоминает рязанский музей Павлова И.П. Вокруг усадьбы большой сад. Местность напоминает Солотчу, а лес зовет запахом грибов.

Впереди — мол, доки, пристани, ржавые корпуса кораблей, яхты, поднятые для ремонта.

— Посмотри, Настен, посмотри — море!

Она сонно глядит на меня, потом — заинтересованно — вперед.

— Мы разместимся в этой прекрасной гостинице. Прямо перед собой вы можете видеть Финский залив. Вода сейчас холодная, но местные жители, насколько я знаю, здесь купаются.

Слева и справа — одноместные кровати, впереди — дверь на балкон, прикрытая тюлем и ночными шторами. Две тумбочки, у одной из которых сломана дверца. Небольшой шкаф, в котором обнаруживаются вешалки. Если вернуться в прихожую, можно заметить ширму, скрывающую душевую.

— Посмотри, какой балкон! — кричит Настя.

Это даже не балкон, а целая открытая галерея. Можно обойти все здание кругом. Открывается вид на залив, часть леса и аэродром вдали, а вот те туристы, у которых номера оказались на противоположной стороне, с легкостью могут взирать на весь простор, с его глубиной и странной дымкой.

С удовлетворением я отмечаю, что мое присутствие, равно, как и незаметное перемещение к двери, не вызвало никакой реакции. Будто бы меня здесь никогда и не было. Эти люди поглощены зрелищем, оно будто приворожило их, они не в состоянии оторвать глаз.

Настена сидит в желтой пижаме и сушит волосы. Она выглядит по-домашнему. Ее грудь, не поддерживаемая лифчиком, кажется обвисшей и маленькой, тело — обмякшим, и лишь глаза, напряженные, пытливые, выдают тайную работу, направленную на объекты, неизвестные мне.

— Нам не пора?

— Сядь ко мне, пожалуйста, Кисыч.

Она берет мою руку и прижимает к груди.

"Опавшая", — вспоминаю я.

— Настен, нам пора, а то мы можем опоздать. Помнишь, цирк?

Она улыбается, но в глазах — грусть.

Ей хотелось бы сейчас какой-нибудь нежности, какой-нибудь мягкости и ласки.

Я же становлюсь жестким, потому что она — это она, потому что я должен следить не только за собой, но и за ней. Следить из любви к ней. Не лучшее ли это доказательство?

Я уже объяснял ей все то, о чем сейчас думаю, неужели же эти объяснения были напрасными? И женщине нужна любовная чушь, ничего не значащая, но усыпляющая бдительность и тешащая тщеславие? Нет, Настя, нет, я не думаю о тебе так плохо. Поэтому тебе, моей женщине, придется довольствоваться рассудочной любовью, о которой ты с тоской говоришь, что в числе прочих приоритетов, она стоит едва ли не на последнем месте.

Между нами бездна. Может быть, ее разрушит великий город? Но чтобы это произошло, следует позаботиться об одном — не опоздать на автобус.