Политическая история Римской империи - Юлий Беркович Циркин

резкого возвышения такого деятеля над народом и сенатом. Характерно, что Катон, создавая первую историю Рима на латинском языке, вообще (насколько мы можем судить по сохранившимся отрывкам) не называл имен, ибо, по его мнению, героем, создававшим величие римского народа, был сам римский народ.

Теперь положение меняется. Политическая борьба индивидуализируется. Этот процесс начинается уже в 30-х гг. II в. до н. э., когда борьба за аграрную реформу ассоциируется с именем Тиберия Гракха. Появляется и понятие «гракханцы». Разумеется, и раньше те или иные реформы связывались с конкретными именами; в Риме вообще было правило, что закон носил родовое имя его инициатора. Так, аграрный закон, послуживший образцом для Тиберия Гракха, изданный по инициативе Лициния и Секстия, носил их имена, но не было «лициниевцев» или «секстиевцев», а имелось сословие плебеев, лидером которого и выступали эти трибуны. Теперь же сторонники аграрной реформы являлись приверженцами не вообще крестьянства, а именно Тиберия, а затем Гая Гракха. И дело не ограничилось только выдвижением на первый план конкретной личности, в ходе борьбы за свои законопроекты эти личности сочли возможным выступить против политических традиций и порядков. Исходя из концепции народного суверенитета и верховенства народа над всеми другими составляющими политическую конструкцию Римской республики, они нарушили традиционные прерогативы сената и частично магистратов и вопреки существовавшим издавна правилам концентрировали в своих руках несколько должностей, а Гай Гракх в 122 г. даже на некоторое время покинул Рим и уехал в Африку, хотя по закону не имел права этого делать.

С течением времени индивидуализация политической борьбы усиливается. Она все более и более предстает не как борьба «партий» или отдельных группировок, а как борьба личностей. Наряду с «партиями» популяров и оптиматов, которые как бы канализируют политическую деятельность, придавая ей популярский (опора на комиции) или оптиматский (опора на сенат) характер, появляются личные «партии» — сулланцы, марианцы, цезарианцы и т. д. Они действуют, если можно так выразиться, в рамках «больших партий», но последние лишь оформляют политическую борьбу. Сама же борьба становится полностью личностной. После Союзнической войны, когда наступает агония республики, борьба идет не между «партиями» или сословиями, а между личностями — Марием и Суллой, Цезарем и Помпеем, Октавианом и Антонием. Политические деятели могли заключать временные союзы, и это союзы именно между отдельными мужами с их клиентелами, а не относительно крупными политическими силами. Таковыми были первый триумвират, вообще частный союз Цезаря, Помпея и Красса, и второй, объединивший Октавиана, Антония и Лепида и имевший уже официальный характер. Отметим, что хотя первый триумвират формально был лишь объединением трех друзей, на деле он играл большую роль, чем официальные власти. Сама же борьба становится все более беспринципной. Если Марий и Сулла еще сражались за какие-то принципы, то в следующем поколении ни о каких принципах речи практически не было и борьба шла исключительно за личную власть. Еще долго в римской политической жизни оставались «белые вороны», придерживавшиеся тех или иных идеалов, как, например, последние республиканцы Катон Младший или Брут с Кассием, но при всем к ним уважении их роль в реальной борьбе становилась все более мизерной, и они были обречены на поражение.

Впрочем, роль политических личностей не была бы столь преобладающей, если бы они одновременно не выступали как командующие армиями. В древности гражданский статус и военная служба были тесно взаимосвязаны, но в Греции в условиях кризиса полиса центр тяжести в военной сфере все больше сдвигается с гражданского ополчения в сторону наемной армии. В эллинистических государствах Востока она становится полностью наемной. В Риме такого нс произошло, и армия остается частью гражданского общества. Легионы набираются только среди граждан, а союзники включаются лишь во вспомогательные части; позже эти части формируются из провинциалов, которые после окончания службы приобретают римское гражданство, так что и они в перспективе являются частью гражданского коллектива. Но реальная роль армии в гражданской жизни меняется.

В конце II в. до н. э. Марий провел ряд мероприятий, в совокупности составлявших важную военную реформу. С социально-политической точки зрения важнейшей ее частью являлся новый принцип набора легионеров. Если раньше, начиная со времени Сервия Туллия, он проводился в соответствии с имущественным цензом и основу армии фактически составляли лица среднего класса (его численное уменьшение и стало толчком для проведения аграрной реформы), то теперь в легион мог вступить любой желающий независимо от его имущественной принадлежности. И в армию стали вступать в основном пролетарии. Они не потеряли стремления улучшить свое материальное положение, особенно получить землю, после увольнения из армии, но достичь желаемых целей могли только при помощи своего полководца, и чем авторитетней был он, чем больше имел реальной власти, тем легче воинам и ветеранам было добиться своих целей. Между полководцем и воинами возникает нечто подобное патроно-клиентской связи. Сначала действующая армия еще оставалась вне игры, но ветераны уже приобретали огромную роль и в ряде случаев решали исход политической борьбы. Позже в борьбу вступила и действующая армия во главе со своим полководцем. Решающим в этом отношении стал 88 г. до н. э., когда впервые в римской истории армия во главе с Суллой штурмом взяла Рим.

После этих событий роль армий все более возрастает, а борьба все чаще приобретает форму настоящих кровопролитных гражданских войн, когда вопрос решается не в столкновениях различных группировок в Риме, какую бы насильственную форму они порой ни принимали, а в сражениях полевых армий. Роль политических институтов (комиции, сенат и даже магистраты) уменьшается. Цицерон пытается воплотить в жизнь старинное правило «оружие сникает перед тогой» (arma caedent togae), но реально происходит точно наоборот, а сам он становится еще одной жертвой новой реальности.

Сулла своим законом de imperio, принятым в 81 г. до н. э., отделил империй domi от империя militiae, после чего, как уже говорилось, реальными командующими армиями становятся не консулы, а проконсулы[16]. В этих условиях проконсульская власть намного важнее, чем консульская, и последняя порой рассматривалась лишь как стартовая площадка для достижения реального влияния. Гораздо важнее теперь — управление провинциями и командование стоявшими там войсками. Чтобы иметь больше войск в своем распоряжении, деятели, рвавшиеся к власти, стремились получить несколько провинций одновременно (чего раньше никогда не было). Так, Цезарь управлял двумя Галлиями и Иллирией, Помпей — обеими Испаниями, а позже Октавиан и Антоний просто разделили территорию республики на две части: западной управлял Октавиан, а восточной — Антоний. И сенат, когда он оказывался в трудном положении, делал ставку не столько на ординарных магистратов, сколько на прославившихся частных лиц, давая им проконсульский империй. Так произошло в 76 г.