Витражи лесной столицы - Антонина Крейн

лесенке. Надо отметить, в процессе бывший хранитель что-то шептал. Причем это не было шепотом «в никуда»: Анте однозначно обращался к рамбловской рубахе. Та поблескивала в ответ, словно смеясь. Но что шептал ей Давьер, слышно не было.

Он чокнулся, ей-небо.

Наконец Анте забрался на крышу, выложенную красной черепицей. Он встал на самом краю во весь рост, раскинул руки и закрыл глаза. Давьер был похож на лунатика, причем лунатика-самоубийцу.

А вдруг и впрямь?!

Кадия ахнула. Она выпрыгнула из-за корявого ствола вишни и выставила вперед раскрытые ладони, как предписывалось стражам на случай переговоров с неадекватными, расстроенными горожанами.

– АНТЕ! Стоп! Ты что делаешь, ушлепок?!

Вот только в ведомстве всегда повторяли: «Движемся ме-е-е-е-дленно…». Это Кадия проигнорировала.

Вздрогнувший Давьер подпрыгнул от неожиданности. Поскользнулся, ругнулся, запутался в длинных полах рубахи и…

Кад бросилась вперед, надеясь, что бессмертие падшего бога включает в себя возможность регенерации сломанной шеи. Но самоисцеление не потребовалось, ведь Анте не упал.

Анте… полетел.

Точнее, спланировал с крыши на газон очень мягко, как бумажная птичка, как заторможенная белка-летяга с серебряной чешуей вместо меха. В полете подводная рубашка встопорщилась над Анте кучей острых конусов – как будто хранителя держали, как куклу, много-много чьих-то рук.

Рубаха опустила Давьера на землю. Контрастом к тому, какой нежностью было наполнено ее движение, выступило жесткое выражение, проступившее на лице хранителя.

– Ну, поздравляю, Кэйди, – сухо сказал он и туго сплел на груди руки. – Выследила меня. Жду издевательств, ни в чем себе не отказывай.

Волшебная рубаха на нем окрасилась в пристыженно-лососевый цвет: о-о-о, нет, хозяйка застала ее за изменой!

У Кадии глаза на лоб полезли.

– Анте. Ты что, летаешь с ее помощью? – пораженно спросила она.

Давьер раздраженно дернул плечами.

Мчащаяся подошла, осторожно коснулась мерцающей чешуйчатой материи на плече хранителя, погладила ее, и та ожила, пошла тревожными волнами, словно прося прощения. Мышцы на руке Давьера видимо напряглась под рубахой. – Но почему… – продолжила Кад, и Анте резко перебил ее:

– Потому что мне просто нравится это, ясно?

– …Почему ты не сказал? Зачем таскать ее тайком? Попросил бы – и я бы просто давала тебе ночнушку, когда надо.

Давьер прищурился, вглядываясь в лицо Кадии, ища признаки злой усмешки, скорой сплетни, недоброго розыгрыша в грядущем.

Но Кад просто мялась, босая, на клумбе, и вполне искренне недоумевала.

Анте вздохнул. Не объяснять же ей, что он, древний, как Пустыня Тысячи Бед, могущественный суровый мужик, не хочет быть осмеянным. Это даже в мыслях звучит идиотски, а вслух – совсем беда.

– Я никогда никого не прошу. Я сам беру то, что мне нужно и когда мне нужно, – Хранитель высокомерно вскинул бровь, развернулся на пятках и… как ни в чем не бывало полез обратно на водокачку.

Кадия нехорошо сощурилась в ответ на то, каким тоном были произнесены последние реплики.

– А ну стоять! – оскорбленно рявкнула она.

Подбежала к лестнице и схватила хранителя за штанину, торчащую из-под рубахи.

– Раздевайся!

– Ни за что!

Давьер дернул ногой, пытаясь вырваться, но Мчащаяся вцепилась намертво.

– Раздевайся, кому сказала!

– Это насилие.

– А это, – она обвинительно поколыхала ткань волшебной ночнушки, – кража с незаконным проникновением: в комнату и в одежду. Анте, сними эту пеплову рубаху, потому что я.

Во время разговора они синхронно поднимались по приставной лесенке: Анте уползал, Кадия догоняла. На словах «потому что я.» лесенка решила, что с нее хватит: ступенька под хранителем подломилась.

Кубарем Кад и Анте скатились на землю.

Давьер еще шипел, пытаясь понять, не вывихнул ли запястье, а Мчащаяся уже деловито его обнажала, катая по жухлой ноябрьской траве, как сосиску, ухватившись за волшебную одежду и дотянув ее подол Анте до лица.

– …Потому что я тоже хочу попробовать! – мрачно договорила Кад, поняв, что сама с задачей не справится.

Анте там, под рубахой, упирался не на шутку.

– Попробовать? – удивился он из-под ткани.

– Ну а как иначе-то?! Полетать, блин! Я и не думала, что такое возможно!

Пару мгновений Давьер молчал. А потом хмыкнул:

– Кадия. Я хранитель, пусть и бывший. Со мной все возможно, разве нет?

От того, каким тоном и с какой интонацией он это сказал, Кадию на мгновение прошибло воспоминаниями. Такой голос – низкий, хриплый, как у огромных хищных котов, – бывал у Анте в те ночи, которые они проводили вместе в прошлом году. «Определенно, у него самый сексуальный голос на свете», – думала тогда Кад.

Мчащуюся взбесило и одновременно смутило это воспоминание, особенно с учетом того, что прямо сейчас она сидела на Давьере верхом.

«Когда робеешь – смейся», – вспомнила она вдруг совет, данный ей Тинави, и тотчас громко (может быть, слишком громко, ох) захохотала:

– Ты предлагаешь мне осознать всю степень твоего величия, а сам лежишь подо мной с сорочкой, натянутой на лицо?!

Анте заворчал, спихнул с себя Кадию, а потом уже вполне самостоятельно стянул ночнушку и швырнул в продолжавшую гоготать стражницу. Она быстро надела ее (рубашка продолжала менять цвета как бешеная – нервничала) и полезла на водокачку.

– Как это делается? Я просто прыгаю и все?

– Да.

Уф, это оказалось нелегко – шагнуть в пустоту! Кадия облизнула губы. Ночной ветер ободряюще подталкивал ее вперед, но было как-то неуютно. Одно дело – лезть в безумства, рассчитывая только на себя, и совсем другое – довериться чужеземному артефакту и падшему богу.

– Хватит ломаться. Я поймаю, если что. Не бойся.

– Пф! Я-то? Боюсь?!

И Кадия, оттолкнувшись, прыгнула высоко вперед.

– АААААА! – разнеслось над всем Нижним Закатным Кварталом, и стаи спугнутых птиц взлетели с темных деревьев поместья.

Рубашка сработала как надо. И подхватила, и замедлила, и опустила Мчащуюся очень плавно, покружив на прощанье, будто кленовый листик.

– Еще! – сипло ахнула Кад, приземлившись напротив Давьера. Глаза ее блестели от восторга.

Не успел хранитель что-то сказать, как она уже ломанулась обратно на крышу.

После следующего прыжка «Раздевайся!» шипел уже возмущенный Анте: он не любил, когда у него отбирают игрушки. Вскоре они стали выполнять всевозможные фокусы по очереди. Повороты, прыжки спиной вперед и кувырки.

– Смотри, как я могу! Юху-у-у!

– Кадия, уступи дело профессионалу.

– А ну-ка, лови меня!

Еще, еще, еще!..

– Сейчас я покажу трюк, который я придумал, когда жил в одном забавном далеком мире, однако тогда вместо летающей рубашки у меня была метла, – торжественно объявил Давьер.

– Ты что, был ведьмой?! Карл рассказывал о том, что у некоторых народов на метлах летают именно они – коварные женщины, ступившие на путь магии…

– Нет, я был вполне приличным колдуном, – он фыркнул. – Я никогда не создавал себе долговременных женских личин, всегда предпочитая оставаться мужчиной, которым я и являюсь изначально. Никто из хранителей толком не экспериментировал с «ноской» других полов, кроме Рэндома. У него, кажется, было в запасе несколько женских обликов.

– Ну, Рэнди с его характером сами боги велели попробовать все, что можно!.. Ой. В смысле, не боги, конечно, а.

– Я понял. Так ты будешь смотреть на мой трюк или нет?

Она сказала, что будет. Он показал. Она попросила научить ее.

Сосед из поместья Таящихся, возвращавшийся домой после очень бурной вечеринки, какое-то время наблюдал за двумя тенями, летающими в ночном небе, а потом клятвенно пообещал себе больше не пить и ушел со словами: «Примерещится же»

Наконец Анте и Кадия устали.

Давьер галантно бросил плащ на землю: присаживайся, госпожа Мчащаяся, но Кад проигнорировала это. Она завалилась навзничь прямо на траву и по-кошачьи сладко потянулась, глядя в небо:

– Хорошо-о-о!

– Замерзнешь.

– В рубахе-то? Нет, она же волшебная.

Анте опустился рядом: вытянул ноги, оперся о локти, выставленные назад, и закурил.

– Нэт, а расскажи что-нибудь о своей прежней жизни, а? Что угодно. А то мы как-то не слишком много общались в последние… м-м-м… месяцы.

Они действительно почти не разговаривали с самого лета. Ну а о чем говорить с бывшими, спрашивается? Бывшими парнями, бывшими хранителями, бывшими хозяевами самых популярных в столице газет…

«Нэт, значит», – про себя хмыкнул Давьер. Прежде она не называла его этой ласковой формой его настоящего имени.

Дахху, что ли, научил. Или Тинави?..

Странно и забавно, что из этой троицы неразлучных друзей именно с Кадией Анте