Мой испорченный рай - Дж. Б. Солсбери

— До сих пор не было ни одного случая заражения крови. — Она поднимает бровь. — Не будь первой.

Я усмехаюсь сквозь стиснутые зубы.

— Все не так уж плохо. Я лечила и похуже. — Она мажет мазью мою рану на голове. — Эта маленькая. Просто шишка. Из-за крови раны на голове кажутся намного серьезнее, чем есть на самом деле.

Я шиплю, когда она надавливает на шишку.

— Прости. — Девушка откладывает окровавленную марлю. — Тебе повезло, что Иисус успел вовремя.

— Это не он, — говорю я, чувствуя внезапную робость. — Я не знаю имени человека, который спас меня.

Она отстраняется и встречается со мной взглядом.

— Да? — Она смотрит на Джейка.

Джейк прочищает горло и смотрит в пространство у своих ног.

Кайя прищуривается на него.

— Кто ее вытащил?

— Хм? — Джейк делает круглые глаза, явно притворяясь, что не понял ее вопроса.

— Большой парень, — отвечает за него Куинн. — Черноволосый и весь в татуировках.

Лицо Кайи бледнеет. Она сглатывает.

— Это был Шон?

Джейк качает головой.

От его молчания Кайя сжимает челюсти.

— Тогда кто?

Джейк вздрагивает, затем тихо бормочет:

— Матео.

Ножницы с грохотом падают на пол. От испуга Кайя вскакивает на ноги, кажется, совершенно не понимая, что это произошло из-за нее. Она не делает никакого движения, чтобы поднять их, только быстро моргает, как будто кто-то насыпал песок ей в глаза.

Джейк снова смотрит на свои ноги. Кайя безучастно смотрит в пустоту. Я замечаю, что Куинн смотрит между ними так же растерянно, как и я.

В конце концов, Кайя откашливается, чтобы прочистить горло.

— Хорошо, с тобой все будет в порядке. — Она не смотрит мне в глаза. Трясущимися руками убирает марлю и обертки. — Тебе следует зайти в аптеку за дополнительной марлей и пластырем и менять повязку пару раз в день. — Наконец-то она встречается взглядом с Джейком. — Мне нужно возвращаться.

— Да, — говорит он с грустью в голосе. — Спасибо.

— Спасибо, — говорю я. — Я могу заплатить тебе.

Когда ее взгляд переходит на меня, я готова поклясться, что в ее глазах стоят слезы.

— Нет. Мы здесь заботимся друг о друге. — И с этим девушка поворачивается и уходит.

— Что это было? — спрашивает Куинн.

Джейк качает головой.

— Долго рассказывать. Пойдем.

Мы вернулись в наш номер в мотеле двадцать минут назад. Куинн побежала за едой и перевязочными материалами. Джейк сказал мне, что раны нужно держать сухими, но серферы редко, если вообще когда-либо, следуют инструкциям по уходу за ранами. Я сразу же приняла горячий душ и смыла кровь с волос.

Я забралась под одеяло, чтобы поспать, но когда закрыла глаза, у меня были видения хаотичной воды и горящих легких. Я до сих пор чувствую вкус соленой воды в горле.

Сегодня я могла бы умереть.

И умерла бы, если бы не Матео. Я вздрагиваю, вспоминая ненависть в его холодных, темных глазах.

Если снова столкнусь с ним, нужно будет поблагодарить его за то, что спас мне жизнь. И все же от одной мысли о встрече с ним мой желудок превращается в камень.

Кто он? И почему Кайя и Джейк так странно себя повели, когда прозвучало его имя?

Голова пульсирует, плечо горит, я не могу найти удобное положение и наконец сдаюсь. Хватаю фотоаппарат и ноутбук, чтобы загрузить свои фотографии и отсортировать их, чтобы посмотреть, есть ли среди них достойные.

Пейзажные фотографии великолепны, но ничего уникального. Любой человек с фотоаппаратом в таких условиях мог бы сделать такие снимки. Разочарование заставляет меня склониться над экраном. Я действительно верила, что смена обстановки улучшит мои фотографии, но все, что я вижу, это множество одинаковых неинтересных снимков потрясающего места.

Креативный директор итальянской стажировки сказал, что мое портфолио недостаточно эмоционально-провокационно. Тогда я этого не замечала, но теперь понимаю, что она имела в виду. Хотя снимки красивые, они не вызывают у меня никаких чувств.

У меня есть одна фотография Куинн, ее раздуваемые ветром волосы в великолепном беспорядке вокруг лица, она смеется, выдыхая дым. Я сделала снимок после зиплайнинга, она прислонилась спиной к машине и была совершенно спокойна. Редактирую фотографию до черно-белого цвета, и она становится еще интереснее. Куинн выглядит как девушка в стиле пин-ап, взятая со страниц фотоальбома 50-х годов.

Дверь открывается как раз в тот момент, когда я перетаскиваю фотографию в специальную папку, отведенную для моего портфолио. Входит Куинн с бумажным продуктовым пакетом в руках.

— Прости. Я встретила Джейка в холле. Он спросил, как у тебя дела. — Она достает из пакета обезболивающие, коробки с бинтами и завернутый в бумагу сэндвич, а также две диетические колы и маленькую бутылку рома. — Я сказала, что тебе уже лучше и что единственное, от чего ты действительно страдаешь, это унижение.

Я стону и закрываю лицо подушкой. Хотела бы я сказать ей, что она ошибается, но это не так.

— Я чувствую себя такой идиоткой. Мы не можем туда вернуться.

Подруга убирает подушку с моего лица и протягивает мне две таблетки обезболивающего и колу.

— Именно поэтому мы должны вернуться.

Я проглатываю таблетки.

— На острове еще столько всего интересного. Мы можем вернуться на пляж Сансет через неделю или две. — Надеюсь, к тому времени все обо мне забудут.

Куинн смотрит на меня, как бы говоря, что я так просто не отделаюсь. Налив себе ром с колой, она передает мне половину сэндвича и опускается на кровать рядом со мной.

— Джейк пригласил нас на вечеринку у него дома завтра вечером.

— Я не хочу идти…

— Мы пойдем. Ты сможешь показать свое лицо, доказать, что с тобой все в порядке, и увидеть, что никто не винит тебя в твоей ошибке. Ты двигаешься дальше. — Она залпом выпивает свой напиток. — Но сегодня вечером мы возьмем напрокат фильм и отдохнем.

Я прислоняю свою разбитую голову к ее плечу, морщась от