Мы всегда жили в замке - Ширли Джексон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Покинув длинное поле, я прошла между четырьмя яблонями, которые мы именовали «нашим фруктовым садом», и тропинка привела меня к ручью. Коробка с серебряными долларами, которые я зарыла на самом берегу, тоже была в целости и сохранности. Возле ручья, хорошо замаскированное, находилось одно из моих убежищ, которое я сама соорудила и часто использовала. Вырвала с корнями два или три небольших кустика и утоптала почву; вокруг были сплошные кусты и ветви деревьев, а лаз накрывала ветка, свисающая чуть не до земли. Особой необходимости держать это убежище в тайне не было, поскольку никто и никогда не приходил искать меня здесь, однако я любила лежать внутри с Ионой и знать, что меня в случае чего никогда не найдут. Из листьев и веток я сделала себе ложе, а Констанс дала мне одеяло. Листва вокруг и над моей головой была такой густой, что внутри было практически сухо. И вот в это воскресное утро я лежала здесь с Ионой, слушая его истории. Все кошачьи истории начинались так: «Это рассказала мне моя мать, которая была самой первой кошкой». Я лежала, прислонясь лбом к кошачьей голове, и слушала. Не будет никаких перемен, думала я, это всего лишь весна; зря я так перепугалась. Дни станут теплее, и дядя Джулиан будет сидеть на солнышке, и Констанс будет смеяться, работая в саду, и так будет всегда. Иона тем временем продолжал свое повествование («А потом мы запели! А потом мы запели!»), и листья шелестели над нами, и так будет всегда.
Возле ручья я отыскала змеиное гнездо и убила маленьких змеек, всех до единой. Не любила я змей, и Констанс никогда не просила меня этого не делать. Когда я была на пути к дому, мне попалось очень плохое предзнаменование, одно из самых плохих. Моя книга, прибитая к стволу сосны, упала на землю. Я решила, что гвоздь проржавел и книга – это была маленькая записная книжка отца, куда он заносил имена тех, кто был должен ему денег, и тех, кто, по его мысли, был ему обязан – теперь потеряла силу защитного талисмана. Перед тем как прибить книгу к дереву, я тщательно обернула ее плотной бумагой, однако гвоздь проржавел, и книга упала. Я решила, что лучше всего ее уничтожить, на случай, если на ней теперь злые чары, и принести что-нибудь взамен, чтобы прибить к дереву; мамин шарфик, например, или перчатку. Но было уже поздно, хотя тогда я этого еще не знала. Он уже направлялся к нашему дому! К тому времени, как я обнаружила книгу, он, вероятно, уже оставил свой чемодан на почте и расспрашивал встречных насчет дороги. Все что мы с Ионой знали, так это то, что проголодались, вот и побежали к дому и вместе с ветром ворвались на кухню.
– Ты забыла про сапоги? – спросила Констанс. Она пыталась хмуриться, но потом рассмеялась. – Глупышка Меррикэт!
– Иона не стал надевать сапоги. День был чудесный.
– Может быть, завтра мы пойдем по грибы.
– Но мы с Ионой хотим есть уже сегодня.
К этому времени он уже шел через деревню прямо к черному камню, а они все глазели на него, гадали да перешептывались, когда он проходил мимо.
Это был последний из наших чудесных неторопливых дней, хотя, как выразился бы дядя Джулиан, мы даже не подозревали об этом. Мы с Констанс пообедали, много смеялись и даже не догадывались, что в это время он пытается отпереть запертые ворота, всматривается вглубь тропинки и бродит по лесу, до поры до времени остановленный оградой нашего отца. Пока мы сидели на кухне, пошел дождь, и мы оставили дверь кухни открытой, чтобы видеть, как струи дождя прочерчивают косые линии в дверном проеме и поливают наш сад. Констанс радовалась, как радуется дождю любой хороший садовник.
– Скоро расцветут наши цветы, – сказала она.
– Мы ведь всегда будем жить здесь вместе, правда, Констанс?
– Но разве тебе не хочется уехать куда-нибудь, Меррикэт?
– А куда нам ехать? – спросила я. – Разве есть такое место, где нам будет лучше, чем здесь? Кому мы там нужны? Мир полон ужасных людей.
– А вот я иногда думаю. – Некоторое время она была серьезна, но потом повернулась ко мне и улыбнулась. – Не тревожься, моя маленькая Меррикэт. Ничего плохого не случится.
Должно быть, именно в эту минуту он нашел вход и зашагал по подъездной дорожке, ускоряя шаг под дождем, потому что у меня оставалась минута или две, прежде чем я его увидела. Я могла бы воспользоваться этой минутой или двумя и успеть сделать много всего. Могла бы каким-то образом предупредить Констанс, или придумать новое, более действенное волшебное слово, или толкнуть стол, забаррикадировав им дверь кухни. Но я только вертела в руке ложечку и смотрела на Иону, а когда Констанс поежилась, сказала:
– Я принесу тебе свитер.
Вот поэтому я и оказалась в передней, когда он поднимался по ступенькам. Я увидела его сквозь окно столовой, и на минуту меня пробил озноб, да так, что я не могла вздохнуть. Я знала, что парадная дверь заперта; об этом я подумала прежде всего.
– Констанс, – тихо позвала я, не двигаясь. – Снаружи человек. Дверь кухни, быстро! – Мне показалось, что она меня услышала, потому что на кухне раздались ее шаги, но в этот момент ее позвал дядя Джулиан, и Констанс пошла к нему, оставив без защиты сердце нашего дома. Я бросилась к двери парадного и закрыла ее собой, слыша за спиной его шаги. Он постучал, сначала тихо, затем громче, а я стояла, привалившись к двери, чувствуя, как дрожит дверь от его стука, и зная, что он уже рядом. Я уже знала, что он зло, потому что успела мельком увидеть его лицо, и он был воплощенное зло, один из тех, кто бродит вокруг дома, пытаясь пробраться внутрь, заглядывая в окна, дергая дверные ручки, вынюхивая и прихватывая что-нибудь на память.
Он постучал снова, потом позвал:
– Констанс? Констанс?
Что ж, они ведь все знали, как ее зовут. Они знали, как ее зовут, и как зовут дядю Джулиана, и какая у нее прическа, и какого цвета были те три платья, в которых ей приходилось появляться на
