Гений столичного сыска - Евгений Евгеньевич Сухов

class="p1">Предстоящая работа заметно осложнялась: в дело об убийстве генеральши и ее служанки предстояло залезать с головой. Одной проверкой заявления Колобова в управлении Сретенской полицейской части тут не обойтись.

А куда деваться? Дать возможность посадить невиновного, в то время как настоящий убийца будет разгуливать на свободе?

Непозволительно сие для следователя по особо важным делам… Да-с!

* * *

Как уроженец Рязани Иван Федорович Воловцов знал о купцах Морозовых много, ежели не все. Конечно, в их семейные тайны он посвящен не был, так как это ему было без надобности. А вот то, что родоначальник рязанской купеческой династии Федор Васильевич Морозов был вольноотпущенным крестьянином просвещенного помещика Казначеева, Воловцов знал. В середине девятнадцатого века тот вместе с сыновьями Иваном и Панкратом был зачислен в рязанское гильдейное купечество.

Знал Воловцов и то, что после смерти Федора Васильевича в тысяча восемьсот пятьдесят четвертом году все его начинания вполне успешно продолжили его сыновья. Особенно деятельным оказался младший – Панкратий.

Для расширения батюшкиного дела Панкратий Федорович купил дом близ церкви Спаса-на-Яру и совсем недалеко от кремля устроил солодовенный заводик для производства вина и пива. А что? Дело прибыльное: пиво и вино на Руси – товар ходовой, почти как хлеб. Получилось так: Панкратий Федорович сам получал спиртовой и пивоваренный солод, сам производил из него вино и пиво и сам же продавал продукцию рязанцам через собственные трактиры и винную лавку. Его ренсковый погреб считался лучшим в городе. Прейскурант винного магазина насчитывал девять с лишним сотен наименований русских и заграничных вин, ликеров, водок, коньяков и прочей горячительной продукции.

В тысяча восемьсот девяносто третьем году Панкратий Федорович, передав в управление солодовенный завод и всю виноторговлю своему сыну от первой жены Михаилу, с тремя другими сыновьями от второй жены открывает Торговый дом Панкратия Морозова с сыновьями. В договоре-уставе указывалось, что Торговый дом Морозовых учрежден «для торговли в городе Рязани всеми товарами, дозволенными купцам Второй гильдии, и для содержания гостиниц, трактиров и всякого рода складов».

Через год купец второй гильдии Панкратий Морозов отдал богу душу, почти всеми его делами стали заведовать три его сына от второго брака: Дмитрий, Николай и Сергей. А унаследовать им было чего. Составными частями торгового дома были: гостиница «Олимпия» с ресторацией в собственном доме Морозовых на улице Соборной. В самом начале двадцатого века при гостинице появился первый в городе электротеатр, заведение модное, собирающее на кинопросмотры всю рязанскую молодежь.

Немалой частью Торгового дома братьев Морозовых, уже потомственных почетных граждан, были аптекарский и парфюмерный магазины на той же Соборной улице, а также палатки с пряностями, церковными, фотографическими и дорожными принадлежностями.

В состав торгового дома входила техническая контора с мастерскими. Наипервейшим делом этой конторы стало устройство водопровода и канализации, что для города давно было необходимо и являлось несомненным благом. А еще Морозовы сдавали в аренду дома, им принадлежащие, что тоже приносило немалый доход. Только солодовенный завод, и вся винная торговля, и винный склад оставались в руках их старшего единокровного брата Михаила. Именно к нему первому и наведался судебный следователь по особо важным делам Иван Федорович Воловцов.

Михаилу Панкратьевичу было слегка за пятьдесят. Проживал он с семьей на улице Николодворянской в бывшем доме вице-губернатора Салтыкова-Щедрина, купленном у города отцом Михаила лет тридцать назад.

Когда Иван Федорович представился Морозову, тот вскинул голову и произнес:

– А ведь мы с вами знакомы, господин Воловцов. Пересекались семь… нет, восемь лет назад, когда вы вели дознание по делу о злоупотреблениях председателя попечительского совета Ремесленного училища для мальчиков из бедных семей и сирот, содержащегося на средства Городского банка Сергея Живаго.

– Верно! – вспомнил знакомство Иван Федорович. – Вы тогда были гласным Городской думы и отвечали за устройство и функционирование городских благотворительных заведений…

– …и больниц, – добавил Морозов.

– Да, и больниц, – произнес вслед за купцом и потомственным почетным гражданином судебный следователь по особо важным делам.

– Что вас привело ко мне, позвольте вас спросить? – поинтересовался Михаил Панкратьевич, предложив Воловцову присесть и усаживаясь напротив. – Вы, я слышал, теперь служите в Белокаменной?

– Да, – ответил Иван Федорович и тотчас перешел к делу, приведшему его к старшему из братьев Морозовых: – Я хотел бы расспросить вас о бывшем вашем служащем Колобове Иване Александровиче. Он служил у вас на винном складе учетчиком. Помните такого?

– Конечно, помню, – немного помрачнел Михаил Панкратьевич. – А это как-то связано с делом генеральши Безобразовой?

– Почему вы так думаете? – Иван Федорович поднял глаза на Морозова.

– Ну, ваш приезд ведь связан с этим делом, – не отвел взгляда Михаил Панкратьевич. Фраза прозвучала с самым малым намеком на вопросительную интонацию.

– Отчасти, – неопределенно ответил Воловцов. – А позвольте спросить: откуда вы это знаете?

– Так весь город знает, – ответил Михаил Панкратьевич и улыбнулся. – Что же касается Колобова, то он принял место учетчика на оптовом винном складе на Соборной улице в середине июля месяца и занимал его до одиннадцатого сентября. Оклад ему был положен в шестьдесят пять рублей, и будь вместо него кто другой, то держался бы за это место руками и ногами.

– А он? – быстро спросил Воловцов.

– А он к месту не радел, хотя был вовсе не глуп, – с некоторым удивлением и обидой произнес Морозов. – Случалось, опаздывал, а несколько раз и вовсе не выходил на службу, на что мною было не единожды строго ему указано… – Михаил Панкратьевич немного помолчал. – Вообще, он был смирный. Внешне выглядел хилым и больным. Еще этот нездоровый блеск в глазах… – Морозов снова немного помолчал, потом встрепенулся, будто что-то вспомнил: – Еще он был чрезвычайно рассеянный. Будто все время думал о чем-то тяжелом. Складывалось впечатление, что все остальные занятия, включая службу, отвлекали его от этой думы. Бывало, ему говорят одно, а он отвечает совершенно другое. И абсолютно невпопад. Однажды ему надлежало переписать наименования вин, находящихся на складе. Стал писать. Да так, будто торопится куда. Я ненароком заглянул, что он там такое пишет. Смотрю и глазам своим не верю: вместо названий вин… – Михаил Панкратьевич наморщил лоб, вспоминая. – «Средства для отправки на тот свет должны быть непорченые, иначе сущность небытия останется для меня непостижимой, и я не смогу дать ей научного толкования…» – Морозов недоуменно посмотрел на Ивана Федоровича: – Каково? Полнейший бред!

– М‑да-а, – только и ответил Воловцов.

– Я его тогда спрашиваю, что, мол, вы, сударь, такое пишете. И получаю совершенно изумительный ответ: «Это мои соображения». Ну, я отказал ему в должности и рассчитал…

– Про генеральшу Безобразову или ее горничную Сенчину он не заговаривал? – без всякой надежды спросил