Проощание с детством - Агония Иванова

— Пристала, как банный лист, — проворчал он, — все интересовалась, почему я Диму попытался выгородить…

— И почему? — с плохо скрытым скептицизмом спросил Миша, снял очки и протер стекла краем курточки.

— Мне жаль его, — поделился Саша, — все его ненавидят, ждут от него плохого… — и вдруг он понял, как несправедливо поступал, жалея одного человека, являвшегося предметом всеобщей ненависти, и в тоже время, презирая другого. Ведь Рита и Дима были практически на равном положении, просто Рита при этом еще и убеждала всех и себя, что хоть они ее и ненавидят, но жить без нее не могут. И, надо сказать, это у нее неплохо получалось, ведь, правда, не могли!

Но по-любому Саша еще не готов был жалеть Риту. Может когда-нибудь он сможет, но не сейчас.

Глава тринадцатая

Оля думала о том, как она ненавидит осень. В ее легкой курточке и туфлях было до дрожи холодно, но девушка всегда жертвовала здоровьем в пользу внешнего вида. Она неторопливо натягивала сползший чулок, боясь порвать тонкую ткань, а потом приводила в порядок свое красивое и без косметики личико. Но в отсутствии макияжа девушка казалась себе какой-то невыразительной, поэтому тратила на него много времени утром и не меньше вечером — чтобы все смыть. Сейчас он почти не помялся, разве что только помада смазалась от страстных поцелуев. Мысли об этом не доставляли Оле не удовольствия, не негодования, ситуация казалась ей до отвращения скучной. Ну, подумаешь грязный подъезд, ну подумаешь, мало знакомый парень. Точнее нет, он все-таки был знакомым, ведь этим человеком был Николай, парень Марины и это было единственное, что Оля знала о нем.

Теперь он смущенно стоял в стороне у окна и курил, похоже, осознание того, что он изменил своей девушке настигло его только сейчас и он пытался как-то переварить этот факт. Оля питала к нему почти отвращение, она ненавидела людей, которые сначала делали, а потом думали. Она то с самого сначала отдавала себе отчет, что уводит у подруги любимого человека.

«И что Маринка в нем нашла?» — скучающе думала Оля, закончив со своим внешним видом, который теперь не вызывал никаких подозрений.

Ниже пролетом хлопнула дверь и Николай вздохнул, потушил сигарету о подоконник и потерянно посмотрел на Олю, она в ответ очаровательно улыбнулась ему и сказала наигранно-смазливым голосом:

— Почему ты такой грустный? — она сделала шаг к нему и провела пальчиком по жесткой на ощупь ткани его куртки, хотя ей было противно. В нем ее интересовало только то, что он любит Маринку. Правда, как выяснилось, недостаточно любит. Впрочем, Кешу же тогда тоже не остановило наличие девушки, когда они забавлялись с Ритой за стенкой в Олиной квартире, пока она была с Колей. Почему-то Оля с грустью задала себе вопрос — изменял ли ей Кеша, пока они были парой?

Кеша… От любви до ненависти один шаг и на собственной шкуре Оля испытала насколько правдива эта пословица. Как она его обожала, боготворила! Как ей хотелось стать маленькой наивной девочкой, чтобы он защищал ее, сбежать с ним на край света, от Риты, от матери с ее ухажерами, от учителей, ото всех, кого она ненавидела. Но не получилось, и теперь она коллекционировала экземпляры в своем послужном списке. Любовники напоминали ей конфеты — какие-то были вкуснее, слаще, после каких-то оставался горький привкус. Это чувство появилось после того, как они расстались с Кешей и ей нужно было чем-то заполнить образовавшуюся пустоту — как будто она вкусила самый сладкий в мире шоколад, а потом вынуждена была ломать зубы о леденцы, все чаще твердые и гадкие.

— Марина… — обронил Николай и отвернулся к окну. Оля зевнула, но у него за спиной, чтобы он не видел. «Дура твоя Марина» — хотелось сказать ей, — «да и ты не лучше». Но она почему-то промолчала. Вроде бы ей стало страшно, потому что вдруг она почти физически ощутила исходящую от него агрессию, захлестнувшую ее ледяной волной. Пальцы Николая сжались, он что-то неслышно прошептал одними губами, но к тому моменту, как он спохватился, Оля уже запрыгнула в лифт.

Она ругала себя самыми последними словами за то, что вообще ввязалась в это. Но с другой стороны она чувствовала себя победительницей и наслаждалась своим торжеством над подругой, которая верила в свою глупую беззаботную и настоящую любовь! Еще бы до Ритиного Антона добраться… Впрочем, Рита его все равно не любит. Никого не любит. Поэтому у нее и отбивать некого, все люди для нее лишь только декорации, чтобы на фоне их казаться самой замечательной, самой красивой и самой умной.

Но вопреки своим мыслям Оля решила пойти именно к Рите, потому что домой ей ничуть не хотелось — там царил полнейший хаос и разгром, было грязно и неуютно, мать не любила устраивать уборку, а Оля тем более этим не занималась. Ей очень не хотелось марать свои красивые рученьки в грязной воде с хлоркой или гнуть спину с веником.

Продрогшая и злая она стояла под дверью и ждала, когда откроют. Ей до ужаса хотелось выпить чашку горячего чая или набрать ванну с теплой водой и расслабиться там, забыв обо всем. Но она уже притащилась к своей королеве, как последняя дура, чтобы отчитаться о своем маленьком приключении с Маринкиным парнем и потешить любопытство ее высочества. Но их с Ритой планы не сошлись. Дверь открыл отец девушки.

— А Рита дома? — спросила Оля, инстинктивно начиная строить глазки и наигранно улыбаться, это происходило с ней при виде любого хоть сколько-нибудь привлекательного мужчины.

— Нет, но должна скоро вернуться, — ответил Александр Викторович и гостеприимно сказал, — проходи, подождешь ее… Ты ведь Марина, да?

— Нет, я Оля, — поправила его девушка и вошла в квартиру. А почему бы и нет? Ей нравилось бывать дома у королевы, там было красиво и уютно, она как будто попадала в другую жизнь, совсем не похожую на ее серую и «трущобную».

Александр Викторович извинился и проводил ее в гостиную, которая была по совместительству кабинетом. Для Оли, жившей в «двушке», в которой нельзя было развернуться, и всюду мешали разные бесполезные предметы, иметь отдельную нежилую комнату было непростительной роскошью.

Она присела на край дивана, рядом со столиком с резной ножкой, откинувшись на спинку, прикрыла глаза, проваливаясь в сладкую дремоту. Она наконец-то согрелась, ей было хорошо и спокойно и не хотелось уходить. Лишь бы только Рита подольше не появлялась!

— Может быть, выпьешь чего-нибудь? — голос Александра Викторовича заставил ее вернуться в реальность и она даже испугалась от того, каким внезапным было ее пробуждение. Мужчина стоял, облокотившись спиной о дверной косяк, убрав руки в карманы темных классических брюк. Рубашка на нем была как-то кокетливо расстегнута на пару пуговиц сверху, обнажая длинную изящную шею с сильно выступающим кадыком. У Риты была такая же лебединая шея. И черты лица она во многом переняла у него — такие правильные, аристократичные, отточенные, словно нарисованные тушью. И эти изумительные темно-вишневые глаза, на солнце казавшиеся бордовыми. Оле всегда нравились темноглазые брюнеты со светлой кожей, только вот, как правило, они должны были быть несколько моложе.

— Например? — спросила она, намекая на алкоголь. Она же уже большая девочка, ей в январе будет восемнадцать, не все же чаем с плюшками баловаться.

— Кофе. Или чаю, — он пожал плечами, явно не привыкший, обслуживать вкусы подруг своей дочери. Оля вообще представляла ее отца другим, последний раз она видела его очень давно, когда ей было лет десять, Рита праздновала свой день рождения и знакомила всех со своей семьей. До этого момента Оля была уверена в том, что он как и подобает богатому деловому человеку, не вылезает из офиса и разговаривает таким надменным заумным голосом. Все-таки ее мнение о людях подобного круга было почерпнуто из бразильских сериалов и с родным менталитетом плохо сочеталось.

— Чаю, — решила она и тяжело вздохнула, — а можно с коньяком?

— Тебе лет сколько, чудо? — усмехнулся Александр Викторович беззлобно, — какой коньяк.

— Простите, — Оля вжала голову в плечи и поправила себя, — просто чаю.

— Вот это другое дело, — улыбнулся мужчина и исчез в темноте коридора. Оля вздохнула облегченно, потому что в его присутствии она чувствовала себя как-то неловко, как будто это был отец не Риты, а ее собственный, и она становилась маленькой девочкой, которая что-то слишком расшалилась, пока за ней никто не следил.

Впрочем, мать же была в курсе ее «подвигов». Вечно надоедливо зудела о контрацепции, гоняла Олю к гинекологу и все время повторяла «ну когда же ты уже приличного кого-то окрутишь!? Как я устала тебя содержать!». Вряд ли все это было проявлением материнской любви, такие отношения скорее напоминали заботу сутенера, который не хочет, чтобы его «рабочая лошадка» износилась и раньше времени потеряла товарный вид. А ведь мать все мечтала, что Оля правда выскочит замуж за кого-нибудь побогаче и решит разом все ее проблемы. Конечно, ей не нравился сирота и «оборванец» Кеша! «Вам с ним только в шалаше и рай», — ворчала мать, — «денег на другое жилье все равно никогда не будет».