Они вернутся - Андрей Вдовин

Он принудил себя сделать еще один крохотный шажок. А через мгновение во рту пересохло, а в животе образовался тяжелый и липкий ком. Потому что серебристый бобр совершенно недвусмысленным образом мотнул головой. «Не советую!» — как бы давал он понять человеку.

И у Сергея опустились руки. Хотел было попятиться, но не смог: ноги точно окаменели. Горло судорожно сжалось, пытаясь сглотнуть. Он глядел прямо в глаза зверю и явственно видел в них РАЗУМ.

Теперь, когда их разделяло менее двух метров, старпом понял, что бобр — никакой не альбинос. У альбиносов красные глаза и кожа светлая. А стоящий перед ним грызун выглядит так, будто... да-да, так и есть: он не просто белый, он — седой! Как лунь! Должно быть, ему не один десяток лет... Наверное, это самый старый зверь во всей здешней популяции. Бобр-патриарх!

А необычный хозяин плотины словно прочитал его мысли — сложил лапы на груди и несколько раз легонько покивал седой головой, как будто одобрял, что человек наконец-то соизволил внять трезвому голосу рассудка и больше не проявляет агрессии. Сергею даже показалось, что раздвоенная губа растянулась в некоем подобии улыбки. Маленькие вострые глазки смотрели на него с живейшим участием, длинные белые усы приветливо топорщились.

Старпом совсем смешался. Он уже начал всерьез подозревать, что стоящий перед ним зверь — не просто бобр, пусть даже и старый, умудренный долгим жизненным опытом, вырастивший на своем веку не одно поколение потомков...

И тут, повинуясь какому-то внутреннему наитию, Сергей, сам того не ожидая, опустился на корточки. Теперь его голова и морда бобра находились на одном уровне.

— Кто ты? — сами собой прошептали губы.

Путник всматривался в светящиеся разумом глаза зверя, ища там ответ.

И ответ пришел — внезапный и пугающий.

— Ты... дух Бобровки? — проговорил старпом севшим голосом.

И вскочил, дрожа как в лихорадке, отступил на шаг. Пальцы с новой силой сжали топорище.

Зверь слегка склонил голову, потом вновь посмотрел на человека. Взгляд его черных глазок стал серьезен. Сергею даже показалось, что бобр глядит на него с упреком.

Последовало долгое молчание. Рассудок у Сергея гулко подрагивал от нахлынувших мыслей. Вот он, виновник всех его бед и мытарств, прямо перед ним! Ну и зачем он явился? Поглумиться над измученной жертвой? Кровь яростно застучала в висках, руки покрепче перехватили топор...

А седой зверь всё так же спокойно стоял и смотрел на человека, словно ожидая его решения. И в мохнатой фигуре, с виду грузной и приземистой, чувствовалось внутреннее достоинство, какое-то затаенное древнее величие... Великий Бобр, отец всех бобров, явившийся словно бы напрямую из мифов и легенд североамериканских индейцев...

И порыв гнева, пробудившийся было в душе, быстро угас. Сергей вдруг ощутил себя жалким и беспомощным перед первобытными силами природы, которым человек поклонялся с начала времен. Пальцы разжались, топор выпал и застрял где-то между сучьев. Ноги подогнулись, и скиталец невольно опустился перед бобром на колени.

Еще некоторое время зверь и человек смотрели друг другу в глаза.

«А вдруг это опять какой-нибудь очередной спектакль?» — мелькнула в голове трепещущая мысль. Вот сейчас этот бобр приосанится, отставит одну лапу в сторону и продекламирует что-нибудь из Пушкина...

Приходил тут бобр, богатый гость,

У него-то, у бобра, жирный хвост...

Но старый мудрый грызун всё так же молча взирал на человека, и под этим взглядом Сергей в какой-то миг ощутил себя неразумным малолетним ребенком, на которого грустно смотрит уставший от его выходок родитель.

— Отпусти меня... — наконец пробормотал старпом, потупившись. — Если я в чем-то перед тобой виноват — прости... Да, я убил твоего сородича, может быть, даже родного внука... но это не со зла. Ты же знаешь: нам нечего было есть... Я и на тебя хотел руку поднять из-за голода... Прости... Выпусти меня из своих владений, прошу!.. Мне очень надо вернуться домой... — Он поднял глаза и с робкой надеждой взглянул на бобра.

Зверь, казалось, погрузился в задумчивость — на какое-то время взор его словно бы подернулся пеленой. Затем он резко встряхнулся, опустился на четвереньки и неожиданно подошел к пришельцу почти вплотную, волоча за собой широкий и плоский бурый хвост. Сергей от неожиданности едва не отпрянул, но в последний миг сдержался, заставив себя остаться на месте. Обоняние уловило близкой запах мокрой шерсти с горьковатым, каким-то дегтярным оттенком. Вид острых резцов в полуметре от незащищенного тела вызывал невольный трепет.

А бобр снова приподнялся и в свою очередь принялся обнюхивать человека. Неторопливо, обстоятельно, с ног до головы, пошевеливая нашлепкой носа с широко расставленными ноздрями. Наконец, словно удовлетворенный полученной информацией, что-то проурчал, коротко глянул Сергею прямо в глаза и пару раз кивнул — то ли ему, то ли самому себе. Затем развернулся, не спеша спустился по плотине к тому месту, где ждала лодка. Там тоже что-то понюхал и, видимо, остался доволен. Напоследок обернулся к путнику, еще раз кивнул, словно благословляя, после чего отошел чуть дальше, а там его грузная туша вдруг резко скользнула вниз, и хозяин реки с негромким плеском ушел под воду — темный хвост мелькнул и пропал.

Сергей постоял, глядя на успокаивающуюся воронку. Он ждал, что серебристо-белая голова, быть может, еще всплывет над поверхностью, чтобы проводить человека пристальным взглядом черных глаз... Но бобр больше не показывался.

Тем не менее по всем признакам можно было сделать вывод, что зверь не сердится на пришельца. Сергей немного воспрянул духом. Очень хотелось верить, что Великий Бобр и в самом деле дал понять, что отпускает путника с миром. И теперь наконец-то ничто не помешает добраться до людей, а там уже и до дома недалеко...

— Спасибо тебе! — крикнул Сергей вслед речному хозяину. И даже поклонился — вполне искренне, с благодарностью и трепетным чувством в груди.

Перетащить лодку и вещи через преграду было делом десяти-пятнадцати минут. Перепад между уровнями воды по разные стороны от плотины составлял метра полтора. При этом было совершенно непонятно, где находился сток, — видимо, его скрывали переплетения