Ижицы на сюртуке из снов: книжная пятилетка - Александр Владимирович Чанцев

такого-то – хотел назвать имя, но зачем? Может он прочитает и расстроится – «останутся» , а Стаса Михайлова или Ах Астахову забудут. «Яблоки на снегу» и «Я-морячка-ты-моряк» уже одной ногой в вечности – вечность и раньше-то халтурила, а теперь ей просто не до того. А может, «на самом деле» и яблоки и морячки истинно заслужили, но нам (то есть мне) это пока трудно понять.

И еще именно сейчас начало доходить – до чувств, ощущений, а не до бумаги и соцсетей – что компьютеры и ИИ могут нанести серьезный ущерб литературе, музыке и прочим занятиям. Я думаю, что уже сейчас, если бы чёрт надоумил крупные компании вложиться в эту область – то есть сочли бы такой маркетинг полезным – то появились бы приложения для айфона «выберите стиль, в котором создать стихотворение: Бродский/Мандельштам/Окуджава/Полозкова/Целан». И остался бы островок профи, способных это профильтровать. Примеры в музыке уже были.

На что опираются мои выводы? Пока это экстраполяция. Это скорее страхи, они ни на что твердое не опираются. Но говоря об опорах, мы попадаем опять в группу риска, ходим по болоту, над которым мерцают туманные статусы туманных наук.

«Появилось некритичное отношение к философским и интеллектуальным вообще текстам» – а еще тот ценностный диктат институций, что едва ли слабее существовавших в коммунистические времена. Скажем, крайне вряд ли в «почвенническое» издание возьмут оду Пригову, а в «либеральном» позволят отзываться о Дугине иначе, чем стебно. Кто был ярче всего для тебя в Эпсилон-салоне? Как вообще там все вертелось и происходило?

В целом мне особенно отвратительна ситуация деления общества по одной линии – патриот/либерал – а не на заметное количество многомерных секторов. Конечно, «патриот» может быть православно-монархический, а может, это красно-коричневый атеист (или наоборот, богобоязненный красный – почему бы нет?) или язычник; а «либерал» – правый на грани ультра или левый (этим я время от времени симпатизирую и про себя называю их «приятные левые»). Но в угаре всё сваливается в простейшую дихотомию. Ну да бог/черт с ними (и с нами).

О товарищах по Эпсилон-Салону мне говорить трудно потому, что я всех их очень люблю и боюсь забыть или обидеть ненароком. Вообще-то там не было сверхзвезд в социальном смысле, все были близкой степени яркости тогда. Коля, Саша Бараш и Гена Кацов всё же были заметнее. Но и Олег Дарк был (и есть) ярок, и Валера Крупник с его увесистыми, но читаемыми на одном дыхании повестями (он живет в США и сейчас начал писать на английском). Андрей Туркин с Юликом Гуголевым образовали, помню, дуэт «Квас заказан» и, как сказали бы лет через 20, «жгли напалмом». И, конечно, был круг Э-С: художники, режиссеры (Игорь Алейников был весьма активен внутри Э-С). Круг был не огромный (круг «Птюча» это человек 300; круг Э-С на порядок уже). И внутри круга бродили идеи – свои и из добытых книжек – которые обсуждались и усваивались.

Туркин погиб, Игорь Алейников погиб, Глеб Цвель, сочинявший удивительные стихи и сам удивительный, погиб. Кацов и Крупник в США, Саша Бараш в Израиле, Миша Бараш (я его не застал в Москве, а он был у истоков) во Франции.

Понемножку происходят события, которые почти никем не оцениваются как события. Дарк давно сотрудничал как критик с толстыми журналами, но его рассказы немыслимы в контексте ТЖ, в том числе его рассказы из последней книжечки, где и названия рассказов читать-то оторопь берёт. Например… нет, промолчу. И вот рассказ «Необходимое убийство», очень дарковский рассказ, попадает в «Знамя». Там он тонет, его не то, чтобы не замечают, но он там не событие. Но это событие, оно о чем-то говорит. А Коля – пожалуй, всё-таки обижу друзей – его я люблю больше всех: его удивительную прозу и стихи, сам он удивительный и «настоящий» – сейчас то и дело собирает залы. Его рассказ (он объясняет, почему это рассказ, а не эссе, хотя он похож на эссе или даже на манифест) вдруг становится активно обсуждаемым и цитируемым текстом.

Э-С был этаким клубом неприсоединившихся. К концептуалистам или – с другой стороны – к метафористам. Об официальной культуре речь вообще не шла, конечно. Я сам первый раз «отнёс» рассказ в ТЖ (в «Знамя» – спасибо Жене Вежлян) в прошлом году, до этого в самиздат и тамиздат.

После презентации книжки Олега «На одной скорости» в 2014-м году мы решили сделать альбом: записали читку Олега, Марианны Гейде, Наташи Черных и других, от себя я добавил музыку, к некоторым приделал свои видео. Но ни до ума, ни до безумия затею не довёл, увы. Но ещё надеюсь.

Поэтому – и просто из антипатии к ним – я и поставил эти слова в кавычки… Ты упомянул об угрозе литературе и музыке от ИИ. Ты физик, по работе пишешь/ редактируешь статьи о компьютерах, особенно интересуешься, если не ошибаюсь, суперкомпьютерами. Там же происходят безумно интересные (страшные/ обнадеживающие?) вещи? Т. Горичева в «Священном безумии» пишет: «Тристан и Изольда, Ромео и Джульетта, Орфей и Эвридика не могут быть виртуальными, цифровыми, смехотворно несерьезными» – или уже могут? И когда, наконец, машины устроят нам эсхатон?

Я не физик, я бывший физик. Последний раз я был физиком полжизни назад. Работа в ФИАНе называлась красиво: «сегнетоэлектрический инжектор сильноточного ускорителя электронов лазера на свободных электронах». Забавно, что А. Иличевский тоже работал на линейном ускорителе электронов, только в ИТЭФе. Мне нравится физика, она милая. Но больше я любил математику, и я бы сказал про себя: «у меня неплохое математическое образование», хотя оно закончилось, в общем, в школе, а в институте уже было, так сказать, экстенсивное развитие. Учили нас примерно так: «задание на дом: прочитать теорему из учебника, найти, где там бред, и к завтрему придумать корректное доказательство». Понятно, что мы считали: самые умные в стране сидят либо в нашей 2-й школе (она уже начала разваливаться при мне, и тем не менее) или в Колмогоровском Интернате №17. Вспоминаю и мне стыдно, хотя наглость в сочинительстве бывает полезна.

Я не был звездой, но мне легко давалась, например, формальная логика (если мне очередной раз не изменяет память). Поэтому мне легко от нее отказываться в литературе, играть с ней, измываться над ней. Но есть и трудности. С философией, например: трудно воспринимать сочинения, где логика гнилая или любительская, но при этом они очевидно ценны культурологически, эвристически и к тому же красиво написаны.

Родителями и окружением мне была нарисована дорога, прямая как палка: школа → вуз → кандидатская → докторская, байдарки, джазовые концерты, альпинизм и горные