Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош

не так много себе позволял, как, например, с Эллейв. Нередко Эвельгер приходил на выручку, когда Эллейв с Онирис нужно было побыть вдвоём, а для этого требовалось на время отделаться от приставучего «хвостика». Друг семьи либо шёл с мальчиком на прогулку, либо читал Ниэльму вслух или что-нибудь рассказывал; он уверял, что это его совсем не обременяет, ему всё равно в свободное время нечем заняться, а проводить время с ребёнком ему лишь в радость. Когда они гуляли, Эвельгер не выпускал руки Ниэльма из своей, хотя тот и не был склонен убегать. Пару раз он даже укладывал мальчика спать, а это был уже знак большого доверия: далеко не всякий мог уложить Ниэльма, а только тот, кто особенно нравился ему. В число доверенных лиц также входили батюшка Тирлейф, Эллейв и Онирис, Арнуг, Одгунд. Госпоже Игтрауд он тоже, пожалуй, доверял, но у той и своих хлопот хватало: собственные малыши, да и работать она не переставала.

За день до отплытия Эллейв сообщила Ниэльму, что идёт в море, и мальчик расстроился, хотя и понимал: служба есть служба, такова доля моряка. Ему и самому всё это предстояло, поскольку он окончательно и твёрдо решил поступать в Корабельную школу по достижении четырнадцати лет. Эвельгер уходил вместе с Эллейв: они служили в одной бригаде. В этот раз так совпало, что дома мало кто оставался: уходили в море также Одгунд и Трирунд, а Иноэльд оставалось провести меньше недели на берегу.

Одгунд не любила долгих проводов, поэтому простилась с родными дома и умчалась на своё судно готовиться к отплытию, Трирунд разделяла её отношение к прощаниям. А корабли Эллейв и Эвельгера стояли рядом, поэтому так вышло, что Ниэльм с Онирис провожали их одновременно. Также с ними был Арнуг и батюшка Тирлейф с Веренрульдом. С матушкой Игтрауд и младшими братишками, а также остальными домочадцами Эллейв попрощалась дома. Она по-прежнему служила на «Страже»: хоть «Прекрасная Онирис» и вернулась из пиратского плена, после уборки и мелкого ремонта ей предстояло поступить в распоряжение другого капитана.

Ниэльм прилип к Эллейв, обхватив её руками и ногами. Он изо всех сил старался не плакать, но глаза у него всё равно были на мокром месте, и он уткнулся в её плечо лицом. Та поглаживала его по спине.

— Ну, ну, дружище мой родной... Ты же понимаешь, что это всего на два месяца, — утешала она. — Зато мы с тобой больше не порознь, как было раньше: ты в столице, а я — здесь. Теперь мы вместе.

Да, это была существенная разница: теперь они жили под одной крышей, и даже в нынешнем расставании не чувствовалось больше той отчаянной горечи и тоски, хотя Ниэльм и грустил, конечно. Теперь их прощание стало гораздо светлее и легче, чем раньше. Сейчас у них был общий дом, общая семья — вот что делало эту разницу.

Пока они прощались, трое стажёров почти одновременно явились и отрапортовали о своём прибытии в распоряжение госпожи коркома — два парня и одна девушка. Парни носили соответствующие причёски, а вот девушка свои рыжевато-золотистые, очень густые и красивые волосы, судя по всему, ещё ни разу не стригла: толщина косы, которая спускалась ей на спину, говорила об этом. Парням Эллейв кивнула и отправила к своему помощнику, а вот девушку задержала.

— Как мне нравится этот момент! — усмехнулась она. И, изображая суровость, обратилась к курсантке: — Голубушка, что у тебя на голове?

Девушка опешила и пробормотала в попытке возразить:

— Госпожа корком, в уставе не сказано, что для женщин стрижка обязательна...

— Дорогуша, есть устав, а есть правила, установленные командиром корабля, причём не из самодурства, а для пользы дела! — строго осадила её Эллейв. — Стрижка может быть не обязательна для служащих на берегу, а также для учащихся Корабельной школы до первого учебного плавания, потому что у них есть каждодневный доступ к средствам для поддержания чистоты, но в море у тебя не будет возможности заниматься своей гривой и соблюдать её опрятность. Это — правило, не отражённое в уставе, но продиктованное необходимостью и суровыми условиями плавания! У тебя это первый выход в море?

— Т-так точно, госпожа корком, — с запинкой ответила курсантка.

— Ну так какого жареного иглохвоста волосы до сих пор делают на твоей голове?! — грозно сверкнула Эллейв волчьими искрами глаз, сорвала с себя шляпу и показала пальцем на свой гладкий череп с косицей. — Вот образец. А теперь — кругом! Марш в цирюльню! До отплытия — час, успеешь.

— Но я... не хочу! — Губы и голос девушки задрожали.

— Свои «хочу — не хочу» будь любезна оставить дома, с матушкой будешь так разговаривать! — рыкнула Эллейв. — Приказы коркома не обсуждаются! Спорить она тут со мной будет... Ты, сударыня моя, случайно не ошиблась, поступая в Корабельную школу? Может, тебе какое-то другое учебное заведение стоило выбрать, м-м? Повторяю: если хочешь служить на моём корабле — марш в кресло цирюльника! И чтобы ни одного лишнего волоска не осталось!

Девушка, поняв, что спасти шевелюру не удастся, прикусила дрожащие губы, сделала поворот кругом и стремительным шагом направилась в сторону портовой мыльни.

— Жёстко ты с ней, — проводив курсантку сочувственным взглядом, молвила Онирис. — Она прямо чуть не заплакала, бедняжка!

— Дома перед матушкой пусть эта бедняжка слёзки льёт, — всё ещё не выходя из образа коркома-зверя, который в своё время вот так же отправил к цирюльнику её саму, сказала Эллейв. — Она, видимо, баловаться пришла, а не морской службе учиться... Море — это не то место, где можно гривой щеголять да причёсками красоваться, всем это прекрасно известно. Ну а те, кому неизвестно, просто ошиблись с выбором жизненного пути.

Ниэльм, ещё не видевший Эллейв такой суровой, оробел и притих. А та, выйдя из образа, рассмеялась, крепко прижала его к себе и с игривым рыком вжалась в его щёку поцелуем.

— Ну, чего ты на меня так смотришь, дружище? Злая я, да? Ух, какая злая! А вот голубушка эта скверно начинает. Только явилась — и сразу отказ выполнить приказ корабельного командующего. Всякие «хочу — не хочу»... За такие «хотелки» я вообще могла её завернуть с соответствующей записью в характеристике! И тогда конец её учёбе и будущей службе. Но я дала ей шанс. Посмотрим, как она себя проявит. — И, спуская его с рук, сказала: — Ну, всё,