Немой набат. 2018-2020 - Анатолий Самуилович Салуцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разумеется, Суховею не дано было знать, что он невольно участвует в ухищрённой политической комбинации с использованием фейкового самооговора. Однако волею обстоятельств погруженный в недра чиновного слоя, а вдобавок включённый в нелегальную агентурную игру, он чутьём профессионала не мог не ощущать, что на задворках этого слоя начинаются какие-то новые процессы, связанные с переменами на самом верху, со сдвигами в стиле управленческой жизни.
Когда сел за руль, эти отвлечённые размышления разом оборвались, уступив место практическим прикидкам. Ясно, что Соснина обирать нельзя, хотя Немченков прав: Димыч несомненно завысит стоимость размещения статей в свою пользу и выиграет ещё несколько тысяч. Суховей не станет половинить чужое не потому, что он такой уж раскристально честный, – просто эти приёмы не в его жизненных правилах, а изменять самому себе противно и, кстати, опасно, – Глаша, чуткая к моральным заповедям, утверждает, что за их нарушение всегда настигает Господня кара, неизвестно где и как. Но что касается десяти тысяч, которые отслюнявит Немченков лично ему, – почему бы не взять? Действительно, чистый левый заработок. Левый – по отношению к Винтропу. К тому же Немченков ещё и в том прав, что Дуняша заметно отягощает семейный бюджет. Приварок не помешает.
В тот же вечер он позвонил Соснину в Вильнюс и в телеграфном стиле скомандовал:
– Димыч, приезжай срочно, нужно написать статьи. В воскресенье жду звонка из Москвы.
– Какое срочно! – взвыл Соснин, пребывавший в бездельной вильнюсской полудрёме. – Ты что? Картуз не по Сеньке! Везде карантин! Здесь даже гей-парад отменили. Как я доберусь до Москвы? Кто меня пустит?
– Ты гражданин России. Тюрьма на родине лучше могилы на чужбине. Перескочишь в Калининград, а оттуда самолётом или безостановочным транзитом. У тебя три дня.
Соснин помедлил минуту и вдруг спохватился:
– Статью или статьи?
– Ста-тьи!
Снова пауза, и после неё жалобный вопль:
– Но в Москве меня всё равно запрут на карантин! Проклятый вирусняк!
– Вот и посидишь в затворе, карантинить полезно: в самозаточении пишется лучше. Как раз в две недели управишься. Заодно проведёшь евроремонт мозгов. Пора! Магазин в тапочной доступности, с голоду не помрёшь.
– В затвор не уйду, монаха из меня не получится. – Димыч, кажется, начал приходить в себя и уже деловито, даже хлопотливо, явно прикидывая варианты, спросил:
– О чём писать? Где я возьму фактуру?
– Завязывай со стенаниями. Фактуру привезу я. Твоё дело – выдать дерзкие статьи.
– Дерзкие? – Димыч явно воспрял в предвкушении особо интересного и, соответственно, выгодного дела.
– Да, дерзкие. И запомни, самоизоляция это не синоним запоя. Вредно только в геморроидальном отношении. Всё! Заводи мотор и не кашляй. В воскресенье жду звонка из столицы. Бог в помощь и скатертью дорога – в буквальном смысле, а то ещё подумаешь, что посылаю подальше. До встречи, будь здоров.
– И тебе не хворать.
Суховей понял, что у Соснина, вдохновлённого крупным заказом, сработал хватательный инстинкт, уже дензнаки в глазах. И включил форсаж, чтобы наверняка довести его до эмоционального буйства. Сказал волшебное слово, на журналистском жаргоне означающее платные заказные статьи:
– Джинса!
Конечно, ушлый Димыч сумел вовремя прибыть в Москву, где попал под негласную охрану в самоизоляции. Во вторник Валентин привёз ему синюю папочку с тремя страницами компромата, а ещё – вручил пять тысяч долларов. Хитрук, о существовании которого Суховей понятия не имел, узнав от Немченкова, что дело на мази и надо его ущедрить, принялся активно доить Стешинского, наряду с личной выгодой, напоминая ВВ о своём избыточном усердии.
Разговор вышел памятный.
– Вот тебе торт со взбитыми сливками. Аванс, – сказал Валентин, передавая деньги. И пошутил игрой слов: – Сбывается то, что раньше сбыть не удавалось. Пять тысяч! Сделаешь дело, получишь ещё пятнадцать.
У Соснина брови полезли вверх, он и в мечтах не гадал о столь щедром гонораре. Сразу спросил:
– Когда?
– После двухнедельного карантина у тебя будет ещё месяц на хлопоты. В какие СМИ пристраивать статьи, я скажу. Кстати, средства на их размещение пойдут по особому бюджету. Назовёшь сумму.
Брови у Димыча и вовсе взлетели вверх, смешно наморщив лоб. Он мигом сообразил, какие перспективы открываются перед ним. А Суховей, основательно разогрев Соснина, произнёс слова, которые изначально катались на его языке:
– Да, имей в виду, заработок не от Боба. Заказчик вышел на меня напрямую, по служебным связям, и Винтропу знать об этом не обязательно, его такие дела не касаются, это наш с тобой левый доход. Ле-вый! Когда изучишь текст, поймёшь, что он абсолютно не связан с линией Боба. Потому и куратор не в курсе. Ты хорошо усвоил всё, что я сказал?
Зачем говорить Соснину, что деньги идут через Немченкова? Он его и не знает. Пусть думает, будто это Суховей начинает разворачиваться по-крупному, монетизируя аппаратные связи.
Глава 4
Чудесна осень в Приморье!
Леса и сопки, многоцветные, яркие, а из вертолётного поднебесья – словно ворсистый ковёр, одеты нарядно. Бронзовеющий дубняк соседствует с ярко-жёлтым клёном, тёмно-зелёные ели украшены золотистыми шишками, берёзы слегка позванивают на ветру высохшими листьями. В эту благодатную пору людям не сидится в городе. Одни спешат на обильную осеннюю рыбалку, другие – по грибы, третьи, кто оборотистее, из выгоды ищут целебный лимонник и корень женьшеня, при каждой находке ритуально восклицая «Панчуй!». Всех, не оскудевая, одаривает дальневосточная природа.
«Ишь, в какую удобную пору проводят учения. Благодать погода! – назидательно думал Устоев, когда вечером, хотя ещё засветло, водитель вёз его на “19-й километр”, к “дачам” Тихоокеанского флота. – Могли бы назначить и попозже, но знают, что скоро ветра и дожди».
И всё же это были трудные дни. Бесконечные вертолётные подскоки с точки на точку, сон урывками – однажды прикорнул «на плаву», в кубрике, – напряжённое ожидание рапортов о каждом корабельном или войсковом манёвре, о результатах ракетных стрельб. Зато настроение нормальное, учения на море и на суше прошли по плану, недочёты зафиксированы тщательно. Ещё несколько дней на подведение итогов, и можно улетать в Москву. Но сегодня вечер отдыха: щепоть спокойного времени в кругу тех, с кем трое суток мотался по эскадрам, дивизионам, гарнизонам, а потом – от души выспаться.
У калитки – вестовой в ухарской, набекрень, бескозырке, со скорострельным «Здравжелтов». В просторной гостиной на первом этаже – длинный, под белыми скатертями внахлёст обеденный стол персон на двадцать, а за ним вразброс – человек десять. На завтра назначен общий торжественный
